Встать с колен (СИ) - Агишев Руслан - Страница 18

— Настоящая черная сталь…, — восхищенно цокал языком торговец, одновременно постукивая ногтем по металлу и слушаю мелодичный звон. — Хорош… Ларентийский гвардеец за такой меч не торгуясь отдал бы десять или даже двенадцать золотых, пиратские бароны побережья не пожалели бы и пятнадцати. Такой клинок рубить любую человеческую сталь! Но здесь его цена пять золотых! — закончил он с улыбкой, уже догадываясь что ему мог предложить Колин. — Хочешь предложить их мне?

— Три меча и по рукам? — с некоторым сомнением предложил Тимур. — Больше не дам!

— Хорошо! — причмокнул губами купец, понимая, что заключил одну из лучших своих сделок в этом году. — Неси мечи!

Не слушая возражений гномов, Тимур забрал у них клинки и, приложив к ним свой, отдал их купцу. Оба брата тоскливыми глазами проводили забранные у них мечи, которые отметились еще столетие назад.

— Будут вам еще лучше клинки… Главное люди! — буркнул Тимур, хотя провожал мечи точно таким же взглядом. — Люди! Черт, гномы…

В этот момент он даже предположить не мог, что из-за этих проклятых мечей на него ополчиться большая часть подгорных кланов, которые за последние пол столетия прочно подмяли под себя весь рынок оружия в этой части континента. Клинки же из черной стали, вообще, и считались великой ценностью, и в людские земли почти не уходили.

— Ведите эти троих к Батисте. Пусть придут в себя, а потом подумает что делать дальше, — кивнул на троицы Тимур, а сам направился к старику. — Я старику помогу идти…

Он подхватил старого гнома под руку и они медленно побрели прочь от рынка словно примерный сын и его пожилой отец. Однако, в эти секунды Тимура терзала отнюдь не почтительно к возрасту, а нечто совершенно иное…

— Что за громовой порошок, уважаемый? — он вдруг вспомнил, что об этом порошке говорилось в Великой книге памяти гномов. — Это про них в Великой книге говориться? — старик же во время пути ни как не мог откашляться, его все время сотрясал сухой кашель. — «Он сотрясают скалы и земли, когда подгорные боги начинают гневаться на людей и гномов»… Это ведь про него говориться? Да?

8

Резиденция молодого короля Роланда, которую злые языки уже давно окрестили «Вороньем гнездом», была совершенно лишена того блестящего внешнего лоска, который был неотъемлемой частью королевских дворцов правителей соседних держав. Например, изюминкой Шамора по праву считался роскошный дворцовый комплекс на пятисот зал, оформленных в совершенно различных стилях; султаната Регула — уходящие в небеса белокаменные башни резиденции правителя; Каморского княжества — парящий над пропастью дворец наследного князя.

Вообще, королевский дворец Ольстера производил довольно странное впечатление. Построенный еще в правление отца нынешнего короля — Бореота II Мудрого и буквально нависающий над самой столицей, дворцовый комплекс стоял на полностью скальном основании. Его высокие стены из серого словно старое серебро камня двойной стеной опоясывали резиденцию молодого правителя. Через каждый сто шагов взрослого мужчины стояла квадратная башня с выступающей остроконечной крышей.

Впервые вступившие за территорию стен позже украдкой, за кружкой горячего пунша, рассказывали, что там было невыносимо находиться. Все время казалось, что находящиеся вокруг тебя серые стены, серая мостовая, серые крыши давят на тебя и хотя поглотить без остатка… А когда, алкоголь окончательно развязывал язык, то возвратившиеся из «Вороньего гнезда» начинали доказывать, что такое жилище больше присуще тугодуму-солдафону, чем правителю просвещенного королевства…

Самого же короля, в этот момент склонившегося над большим на четверть комнаты макетом королевства и прилегающих к нему земель, совершенно не заботили ходящие о нем слухи. По крайней мере именно об этом говорили не только аскетичная обстановка в его любимом кабинете, но и совершенно простой, лишенный даже намека на роскошь, камзол.

Роланд — мужчина примерно тридцати с небольшим лет — внимательно разглядывал довольно реалистично выполненный макет своих владений. Он водил пальцем по причудливо изгибающемуся руслу реки, которая пересекала с юга на север все королевство и исчезала в Шаморе — давнем сопернике королевства.

— Ваше величество, — после негромкого стука дверь кабинета осторожно приоткрылась, и из-за нее показалось голова его личного слуги. — К вам его сиятельство, граф Тусконский. — голова после разрешающего кивка сразу же исчезла, а за дверью послышался какой-то шум.

На этот раз дверь раскрылась настежь — так, словно сделавший это считал себя фигурой, равной королю. На пороге появился высокий молодой человек с роскошной гривой черных волос и громко воскликнул:

— Ваше величество, граф Тусконский по вашему приказанию прибыл!

Прибывший вельможа являл собой совершеннейшую противоположность королю, что особенно проявлялось в их одеждах. Первый — это разодетый как павлин, в неимоверно дорогой и редкий шелк и кружева; второй — напротив, одетый в практичную серую и крепкую ткань, которую бы счел бы зазорной пускать на одежду даже купчина средней руки. Пальцы графа украшали перстни с громадными драгоценными камнями, сами по себе представлявшими большую ценность; у короля же красовался всего лишь один одно фамильное кольцо.

Однако, при всей их внешней несхожести было одно, что их объединяло — черты лица явно намекали на их родство. У обоих были одинаковые породистые прямые носы, довольно тонкие губы, чуть вытянутый овал лица…

— Оставь эти церемонии, кузен! — искренне улыбнулся Роланд, едва дверь кабинета была плотно закрыта. — Я же говорил, когда мы наедине все остается точно таким же, как и двадцать лет назад.

— Извини, брат, — «павлин» рассмеялся и крепко обнял короля. — Во всем виновата эта чертовски выматывающая суета последних лет…каждый божий день приемы, вечером рауты, ночами… если хватает сил частные визиты… И как ты понимаешь, я как наследник престола и двоюродный брат короля, не должен уронить свое достоинство! — в этот момент он хитро подмигнул Роланду и оба сразу же с чувством рассмеялись. — Ха-ха-ха-ха!

Все еще смеясь кузен направился к столу, на котором расположился макет земель королевства.

— И знаешь, мой королевский брат, — вельможа уже не смеялся, а говорил серьезно. — Я адски устал играть свою роль…, — он остановился возле макета и стал разглядывать окрестности королевства. — Я помню твою просьбу, брат, но я пуст! Совершенно пуст! Иногда утром… Хотя каким к черту утром? Последние несколько месяцев я ни разу не просыпался раньше обеда… Иногда мне кажется, что внутри меня уже больше ничего нет! Каждый день одно и тоже! Надо напяливать на себя эти тряпки! Боже, с какой бы радостью я сжег бы их в камине и одел бы что-то нормальное, — в этот момент он, словно только что увидел во что одет король, впился в его камзол. — В такое…

И с тяжелым вздохом граф буквально упал в кресло.

— Я знаю, Фалин, — король совершенно искренне сочувствовал кузену, которого сам же и облек на эту «муку». — Извини меня…, — тот прикрыв лицо руками, с силой растирал свои глаза, словно пытался проснуться. — Я виноват перед тобой! Я знаю, что моя просьба медленно тебя губит. — он подошел к сидевшему в кресле графу и крепко сжал рукой его плечо. — Брат, подойди сюда.

Тот открыл глаза и тяжело поднялся. Через мгновение они оба уже стояли у макета и внимательно разглядывали его.

— Ты же помнишь тот осенний день,… когда я в день коронации заговорил с тобой — своим братом и другом детства, о будущем Ольстера? — граф невесело кивнул — его он вспоминал почти каждый день последние десять лет. — Я попросил тебя стать моей полной противоположностью… Моим антиподом во всем! Как ты тогда смеялся…, — они, словно по команде улыбнулись этим общим для них воспоминаниям. — Даже матушка, сохрани Господи ее душу, забежала в почивальню, чтобы узнать что случилось, — они переглянулись. — Я прекрасно помню твое лицо… У тебя было просто дикое изумление! Как же так, заорал ты? Какие к черту враги? Какая ненависть между нами? Помнишь, что тогда я тебе сказал?