Never Let You Down (СИ) - Кошелева Кристина "V-Villy" - Страница 19

По приезду домой Элис взяла чью-то гитару, что опиралась на стену в белой высокой комнате, которая теперь станет ей домом. Она вспомнила ту песню, под которую они с Локи танцевали на том балу, после которого она была готова его убить. Это воспоминание всегда вызывало смешные чувства. Искренне, не скрывая тревоги, она провела пальцами по струнами, в песне моля кого-то вернуть её в ту ночь, когда они впервые встретились.

========== homecoming ==========

Ей кажется, что этого вечера она ждала слишком долго. По венам течет восторг от того, насколько она красива, как ей идет форма выпускника, Элис любуется собой, буквально восхищаясь. Рядом с ней крутится точно так же разодетый Питер, и тоже, кажется, разглядывает её сверкающими глазами. Это неописуемое ощущение того, что вот он, пройденный этап их жизней, уходит вдаль, впереди новые открытия и новая, взрослая жизнь. Какое-то ощущение легкости и горечи одновременно. Но только не у Элис, которая, кружась перед зеркалом в учительской, кажется, думает далеко не о торжественной части, которая начнется с минуты на минуту. Её мысли скованны и поглощены одним обещанием, данным уже довольно давно, но, как и все, обязательным к исполнению — Локи должен был прийти на её выпускной вечер. Только теперь в качестве партнера, а не в качестве сопровождающего, как это было два года назад.

Девушка уже выдумала себе, как он встречает её, одетый в черный костюм, поправляющий рукава, незаметный, не попадающийся на глаза никому, кроме неё. Он будет блистать. Как всегда. Они будут танцевать медленный танец под тихую музыку, уткнувшись лбами друг в друга. Локи не будет танцевать этот отвратительный вальс, он полностью отдастся ей, их танцу, наполненному нежностью и незаметностью, таким тихим, настолько тихим, что счастье его точно полюбит, и окутает их неразрывной пеленой, затмит все звуки вокруг, и позволит слышать стук сердца друг друга. Под конец вечера Локи начнет бурчать о том, что на торжество она пришла на высоких каблуках, и прекрасно будет понимать, что это не остановит юную Роджерс от сокращения разницы в их росте, которую он просто обожает, обожает наклоняться, чтобы поцеловать её, обожает этот кошачий взгляд, когда она смотрит на него снизу-вверх, и как сама напрашивается на то, чтобы он поносил её на руках. Лафейсон любит носить её на руках.

Торжественная часть закончена, Элис может спокойно выдохнуть, сжимая в руках заветный аттестат, и слушая, как Мишель трясет Питера, благодаря его за её положительную отметку по физике. Но мысли её все равно в другом месте, далеко не в этих дружеских поцелуях во все части тела, далеко не в них. Она думает о том, как давно не видела свою любовь. Как трепещет её сердце от одной лишь мысли о том, что сегодня она наконец сможет кинуться ему на шею, поцеловать так, чтобы это дьявольское отродье упало и задохнулось. Девушка чувствует, как к её глазам невольно подступают слезы. Она уже кончиками пальцев, каждой клеточкой тела, ощущает то тепло, скорее даже жар, который принесет ей подскочивший адреналин и эндорфин, когда она наконец-то посмотрит в его сияющие цветами драгоценных камней глаза. Господи, как давно она не видела его глаз… А ведь когда-то часами, а то и сутками, могла в них тонуть. И это казалось чем-то безумно романтичным.

Весь Нью-Йорк ближе к вечеру поглощался огнями, яркими софитами, фонарями и просто неоновыми вывесками, или светили фары машин. Светло было, как днем, только тени не падали, а если и падали, то не такие длинные. Школьные коридоры были темными, лишь иногда на стены и пол падал теплый свет из кабинетов, в которых забыли выключить свет. Элис очень не хотела заходить в зал для празднества, из которого доносилась ритмичная и веселая музыка, без него. Она вышла на крыльцо и принялась ждать его там.

Машины проезжали мимо неё, ослепляя своими фарами. Она ждала увидеть его, жаждала этого, понимала, что если не увидит его сегодня, то задохнется. Локи был ей нужнее воздуха, и если уж и задыхаться от удушья, то видя его перед собой, целого, живого, держащего за руку… Мимо проехал лимузин с пьяными выпускниками. Черный. Точно такой же, как и тот, в котором они впервой поцеловались. Элис отлично помнит, как неловко ей тогда было, и как одновременно приятно… А потом её сердце начало трещать. Но он в очередной раз её спас, выручил, не оставил одну. Локи будто… всегда её чувствовал. Всегда знал, как ей плохо, и всегда появлялся рядом, дабы поддержать, напомнить, что она не одинока, что хоть одно существо в целом мире уважает её, ценит и любит, готово согреть, прижать и не отпускать. Почему же сейчас он не чувствует, как ей худо без его рук, без его поцелуев, без него самого? Почему он над ней издевается? Где она так провинилась, что должна проводить свой выпускной в одиночестве? Что такого происходит, что важнее её?

Элис не хочет об этом думать. Не хочет это вспоминать, не хочет принимать то, что его нету. Она построила в голове уже тысячу возможных речей, что она прочтет ему при встрече, как громко и с пафосом, без дрожи в голосе, выскажет всю свою обиду, если он так и не явится до конца ночи — а он всё приближался и приближался, стрелка часов на дисплее телефона все быстрее и быстрее двигалась к двум часам ночи, и скоро, примерно в три, всех должны были распустить. Из недр школы доносилась песня, под которую они впервой поцеловались. Что-то из первых песен Ланы Дель Рей, насколько она помнит. Это заставляло беззащитное и хрупкое сердце просто разрываться в клочья.

— Элис, ты чего тут стоишь?

Голос Паркера заставил девушку оглянуться, и она, резко, взмахнув копной светлых, завитых волос, с горечью взглянула ему в глаза. Питер выглядел точно так же, как и в начале этого вечера — с развязанным галстуком-бабочкой, расстегнутым пиджаком, в руках у него был красный картонный стакан с колой. Элис расстроенно хмыкнула и, чтобы не расстроиться, решила запить свою горечь сладким, вредным напитком, от которого её отучали все Мстители, ещё тогда, когда были командой. Она вырвала из рук Питера стакан и отпила немного. Кола была теплой, из-за чего и немного горькой. Но от напитка полегчало, даже не смотря на испорченный вкус.

— Всё хорошо, — лжет она сама себе в который раз. Она всем так лжет. И друзьям, и близким, и знакомым, и незнакомым. Для всех у неё заготовлена одна ложь, которую она словно пулей выпускает из себя каждый раз, когда ей адски больно. И эту ложь до сих пор никто, кроме Локи, не мог распознать. С его же слов, он чувствовал её ложь на кончиках пальцев. И Локи, и Элис, понимали, что любовь, это, в первую очередь, честность. Но понимание проблемы — не окончательное её решение. Элис боролась с эти единственным видом лжи, который, словно паразит, жил в ней и зависел от неё. Но успехов так и не добилась. Досадно, — Просто жду кое-кого, а так… Всё хорошо.

Сейчас и Питер понял, что не всё хорошо. Дрожь в голосе слишком выдавала её. И трясущиеся руки, которыми она впихнула ему стакан обратно, тоже. И мокрые глаза тоже беспощадно раскрывали её боль и потерянность, как раскрывается цветок ликориса — постепенно, наливаясь силами и соком, которым уже хорошо попировала её печаль, и к концу, превращаясь в изящный, тонкий, но одинокий плод, который выходит их её глаз горькими, едва заметными, но столь обжигающими замерзшие щеки (Локи бы зацеловал их и они были бы согреты в его ладонях), слезами.

Элис редко позволяла себе слезы на людях. Сейчас же, кажется, чаша переполнилась.

— Боже, просто уйди… Оставь меня, Паркер. Иди куда подальше… Оставь меня.

Главным отличием Питера от остальных её одноклассников в том, что он никогда не навязывал свою помощь ей. Он знал, что ей не нужна поддержка, если она сама не просит. Чаще всего, Элис не стеснялась говорить «обними меня» или «помоги мне». Когда она просила уйти, значит, нужно было уйти — и это было бы для неё лучше всяких лицемерных объятий и глупых слов поддержки, о которых человек через час забудет, даже не спросив, как она себя чувствует. Это было ей противно. Очень противно.