Любовь и прочие "радости" (СИ) - Резник Юлия - Страница 26

— А мы к тебе, Тиша!

— Я так и подумал.

— Ну! Говори… — покачнулась Ольга.

Тихон бросил взгляд за плечо, где все так же переминался с ноги на ногу Пушкин. Посмотрел и на притихшего у окна Кормухина. Ну, и чего эти двое переглядываются? Неужто будут рожи бить?

— Что говорить?

— Бросаешь ты меня или нет!

Тихон хмыкнул. Смерил Ольгу смеющимся взглядом.

- Даже в мыслях такого не было, — честно признался он. Ольга деловито кивнула. Опустила взгляд на собственные руки. Потерла приклеенные к ногтю стразы. — Мы потом поговорим, да? — предложил Тихон, вновь окидывая взглядом собравшихся. Ну, не при них же им отношения выяснять! Ольга понятливо кивнула, как будто соглашаясь с его планом. Исподлобья, как заправский шпион, осмотрелась по сторонам. И еще ниже склонила голову. Неужто протрезвела? — подумал Тихон.

— А на звонки почему не отвечал? — Спросила громким обиженным шепотом. Эх! Какой там протрезвела? Стоит вот, пьяненькая, как есть… И такая смешная! Губы Тихона дрогнули. Он склонился к розовому Ольгиному ушку и заговорил таким же громким шепотом:

— У меня на объекте завал. Я чуток замотался. Вот, с прорабом обсуждали, как будем выходить из ситуации.

Не отрывая лица от его груди, Ольга кивнула.

— Ну, раз вы со всем разобрались, я, пожалуй, пойду! — подал голос Кормухин.

— Куда пойдешь? Пойдем, хоть такси вызовем… — возразил Тихон.

— Я могу подбросить… куда надо, — вклинился в разговор еще один голос. Низкий-низкий. Рокочущий. До мурашек просто… Игнорируя бегающих по телу тварей, Артем окинул надменным взглядом широченные плечи прораба. Интересно, каковы его шансы быть прикопанным этим медведем в ближайшем леске? Высо-о-кие, наверное.

— Эээ… Спасибо…

— Александр… Можно просто Саша.

Все интересней и интересней. И, кажется, не ему одному. Вон, Гдальский тоже во все глаза пялится. И Ольга, будто и впрямь протрезвев.

— Тиша… А этот твой… ик… прораб, он моего Тёмочку не обидит?

Хотя какой там «протрезвев»? Пьянь огородная. Кормухин закатил глаза к потолку:

— Чтоб я хоть когда-то еще с тобой пил!

Скосил взгляд и наткнулся на заинтересованный… Александра. Да ну, нет… Не может такого быть. Или… Язык будто прирос к небу. Артем, который обычно за словом в карман не лез, растерял все свое красноречие. Раньше всех сориентировался Гдальский. По привычке взяв командование на себя:

— Так, господа пьяницы, попрошу к лифту. Тебе ведь нужно вещи забрать?

— А? Да… Да, нужно… Телефон.

Тихон кивнул, перевел взгляд на Ольгу:

— А тебе тоже пора в кроватку.

— Ни за что!

— Душа требует продолжения банкета?

— Нет… — затрясла та головой, — ребятню нужно дождаться.

— Я дождусь за тебя, пойдем!

Вообще-то в доме Ольги были просторные лифты. Но Артему все равно не хватало пространства — широкая фигура прораба как будто занимала собой его все, и Кормухин то и дело на него натыкался. То взглядом, то коленкой, а то и рукой. Картина Репина «Приплыли». А может, «Не ждали». Да, так точнее. Не ждали и не хотели… Уже, наверное, нет. И это странное, зарождающее в животе чувство… Кому оно надо? Зачем? Ну, ведь битый уже, перебитый. Да и Саша этот… Где тот, а где он? Разные. Совсем разные. А вот потянулось что-то к нему. Глупо. Как же глупо, боже мой!

Будто сжалившись над Артемом, лифт остановился, распахнул с легким гудением двери. В тишине громыхнули ключи, Артем нырнул в прихожую вслед за хозяйкой. Телефон отыскался быстро, на барной стойке. Там, где он его и оставил. Но оттягивая время, Кормухин сунулся в ванную. Включил воду и плеснул в лицо щедрую пригоршню. Уставился на себя в зеркало. Яркий свет вмонтированных по кругу лампочек обнажил то, что обычно не бросалось в глаза. Не мальчик… Уже давно не мальчик. В их жестоком мире — отработанный материал. Но даже отработанному материалу хочется… все еще хочется близости. Хочется рядом плечо, на которое можно опереться.

— Соберись, Тёмочка. Оно тебе даром не надо, — приказал себе Артем. Схватил с держателя полотенце. Промокнул лицо.

Когда Кормухин вышел из ванной, Александр стоял у двери, неловко переминаясь с ноги на ногу. Из глубины квартиры донесся шум.

— Гдальский бабу свою укладывает, — пояснил прораб.

— Если не передумал, пойдем. А то это может затянуться. Или перерасти во что-то более интересное.

Вечер был уже совсем по-летнему жарким. Душным даже. От нагретой майским солнцем земли парило. Прораб скинул куртку, и Тёма залип на его огромных лапищах. Такие мышцы в спортзале не накачаешь. Их годы тяжелого труда лепят. Они… настоящие, что ли. И этот мужик настоящий. В отличие от самого Кормухина, прячущегося за сотнями масок на все случаи жизни.

— Закурить не будет?

— Не курю, — пожал плечами здоровяк, подошел к припаркованному у соседнего подъезда старому джипу и, уже открыв дверь, пояснил зачем-то. — На стройке курить нельзя по технике безопасности. А если бегать в специально отведенное место — работать некогда. Вот и бросил. Лет десять назад. Нет, стой… пятнадцать уж. Время летит — труба.

Артем кивнул головой. Бег времени тот ощущал так, как будто оно по нему самому бежало. Хотя… так, наверное, и было.

Дальше они молчали. Тёма лишь адрес назвал, да время от времени подсказывал, где лучше срезать.

— Вот тут в арку и налево сразу.

— Буржуй ты, однако, товарищ, — присвистнул Александр. — Ну, все… бывай, — добавил как-то неуверенно. Артем что-то пробормотал в ответ, выскользнул из машины. Замешкался чуть, придерживая рукой дверь.

— А, к черту! — выругался прораб, вываливаясь из машины. Артем застыл, впившись взглядом в его лицо.

— Мне на один раз и даром не надо… — предупредил мужчина, как будто кто-то ему этот раз предлагал! В обычной ситуации Артем бы непременно что-то съязвил в ответ. А тут лишь сглотнул и кивнул нерешительно. Сердце колотилось где-то в горле, и голова кружилась.

— А что надо? До гробовой доски? — все же полезло дерьмо с опозданием.

— А хоть бы и так, — не растерялся собеседник, сверля его темным взглядом. — Сможешь?

Артем выдохнул судорожно. И отпуская все свои страхи, медленно пожал плечами.

Глава 18

- Оля… Олечка… Вставай, ну? Давай, пьяница моя, открывай глазки.

— Уйди… — сунула голову под подушку Ольга.

— Не могу. Мы к отцу на завтрак приглашены. Помнишь?

Ольга высунула нос из своей нычки и жалобно застонала:

— Тиш… Я сегодня не могу, правда. Ты только посмотри на меня…

— С удовольствием! — Гдальский безжалостно отобрал у неё одеяло и провел по телу изучающим взглядом. — Мне все нравится, — резюмировал он.

— Угу… Как же.

Ольга осторожно приподнялась. Замерла, прислушиваясь к себе. Во рту пересохло, в голове гудело, и, как если бы этого было мало, её ещё и здорово подташнивало. Ей было до такой степени хреново, что Ольга даже не сразу вспомнила, как она вообще дошла до такой кондиции. А потом вдруг опомнилась.

— Ой, мамочки-и-и, — простонала женщина, падая на кровать.

— Что? Что такое, Оль? Плохо?

— Отстань, Тиша… Дай мне просто сдохнуть! Со стыда…

— А-а-а, значит, алкогольной амнезии не случилось! — заметил Тихон, посмеиваясь, — Это радует, Олечка. Глядишь, еще не все для тебя потеряно.

— Гад! — не смогла не засмеяться в ответ. Нахмурилась, перебирая события вечера, — Тиш, а куда Кормухин подевался?

— Собутыльник твой? Ну, так известно, куда. Отправился искать себе на жопу приключений. Слушай, никак не привыкну, что в случае с ним эта фраза приобретает со-о-овсем другие новые, я бы сказал, смыслы.

— Вот как?! Тебе, значит, весело? Ладно, я была невменяемой, но ты, Гдальский! Ты… — взвилась Ольга, с большим трудом воскрешая в памяти события прошлого вечера.

— А что я?

— Как мог отпустить Тёмку с тем мужиком?!

— С кем? С Пушкиным?

— Пушкиным, Достоевским… Откуда мне знать?! Он мне паспорта не показывал. Слушай, а у тебя ведь должен быть… — вдруг осенило Ольгу.