Повстанец (СИ) - Уваров Александр - Страница 69

Он опустил руку вниз и на мгновение воцарилась прежняя тишина.

Потом он продолжил речь.

Теперь говорил тихо. Почти доверительно.

— Руководство Академии всегда исходило из того, что не только и не столько форма, знаки различия, аксельбанты, награды, нарукавные шевроны, золотое шитьё и другие внешние атрибуты делают офицера офицером. Совсем иные составляющие принимались нами в расчёт при отборе и обучении будущих командиров и организаторов высшего военного звена Республики. Независимость мышления в сочетании с самодисциплиной, высокий уровень сознательности, инициативность и ответственность, интеллект и безупречная культура мыслей, слов и поступков — вот основные факторы, основные компоненты личности, на которые мы ориентировались в нашем выборе. И, кроме того, для формирования нашей военной элиты мы отбирали и отбираем людей, способных к сопереживанию.

— Да, дамы и господа, к сопереживанию! Ибо мы всегда отдавали себе отчёт в том, что разум, достигший подлинно высокого уровня развития, неизбежно воспримет этот мир как часть самого себя, собственного сознания. Самоизоляция разума от Вселенной — это свидетельство его ограниченности, его слабости, неразвитости, неготовности нести тяжкое бремя ответственности за постижение Высшего Замысла.

— И высший уровень мастерства в постижении науки сопереживания — сопереживание врагу. Ибо только тот полководец побеждает, кто способен воспринять своего самого страшного врага как часть самого себя. Мы говорим не об отождествлении с болью. Мы говорим о сопереживании как о способе достижения победы над самим собой. И только потом — над врагом.

— И только те офицеры, которые смогли проявить эту высшую доблесть разума, удостоились по нашей рекомендации высоких наград. И, судя по судьбам многих наших выпускников…

В воздухе появились и поплыли, одно за другим, изображения командоров, генералов, правительственных чиновников, закончивших когда-то Академию Готтарда.

— … Наш подход себя полностью оправдывает. Хотя некоторые, не слишком дальновидные, чиновники из официальных структур называли его в своё время "элитарным" и "антидемократичным".

Тихий, едва слышный смех лёгкой волной прошёл по залу.

— Да, мы рассматриваем нашу Академию как элитарную организацию. И не скрываем этого. Демократия — это способ политического устройства, но не способ воспитания личности. Мы создаём элиту демократического общества. Возможно (по крайней мере, мне хочется надеяться на это) мы создаём элиту нашего будущего общества. Общества, избавленного от многих ненужных условностей агрессивно эгалитарной среды, направленной на подавление творческого начала личности. И мы счастливы, да, безмерно счастливы, дамы и господа, что в наше время именно армия стала носителем традиций благородной элитарности и именно наша Академия стала главным хранителем этих традиций. И теперь…

Тонкие женские пальцы легли на его ладонь. Молодой пилот вздрогнул и повернул голову к своей спутнице.

— Боги, как же ты измучен, Эрри, — прошептала девушка. — Эти экзамены и бессонные ночи довели тебя до полного изнурения. Нужны ли флоту такие нервные барышни? Не пора ли мне вывести беднягу Эрри в сад?

— Люция, сейчас мою фамилию напишут в воздухе огненными буквами, — прошептал ей в ответ пилот. — Это потрясающе выглядит, честное слово. Своеобразный ритуал…

— Ты среди двадцати трёх, Эрри?

— А ты сомневалась?

— Надо же, мой жених — член элитарной военной организации! Подумать только! Вы случайно не собираетесь организовать тайный военный орден? Орден рыцарей — хвастунишек?

— Люция, не надо иронии. Я просто лопаюсь от непомерной гордости и самомнения, а твои замечания уничтожают весь этот пафос.

"А теперь, дамы и господа, незримым магическим жезлом…" донеслось со сцены.

— Пафос довольно дешёвый, — заметила Люция.

— Пожалуй, ты права, — ответил пилот. — Но старина Кронен неуклонно следует ритуалу. А он не менялся уже лет сорок.

"…Появятся имена избранных!"

— Уйдём отсюда? — предложила Люция.

"Будем гулять среди фонтанов" тихо сказал пилот. "Мраморные чаши в тенистых зарослях… Как там у поэта?"

Дежурный офицер ткнул пальцем в середину старомодной, огромной штабной карты, раскатанной по такому же старомодному деревянному столу в комнате совещаний штаба эскадры.

— Вот здесь, господин командор. Горный массив Дейнер, условное обозначение — объект "КЛ-142". Можно дать изображение…

— Вы же знаете, Рейнер, — командор протёр глаза и виски.

Мысли путались. Густой туман плыл перед глазами. Эрхарн словно пытался вынырнуть из морока короткого, но странно глубокого сна.

"Наваждение. Кажется, сто лет прошло. К чему я вспомнил всё это?"

— Вы же знаете, я не люблю эти пространственные проекции. Над картой лучше думается. Продолжайте.

— Да, господин командор. В этом районе отмечена значительная активность повстанцев. Не менее трёх групп общей численностью до пятисот боевиков…

— Неплохо. Точнее сказать — ужасно.

— Да, господин командор. Имеющимися силами, а это два десантно-штурмовых отряда (двести сорок бойцов) и оперативная команда полевой жандармерии (шестьдесят человек) взять ситуацию под контроль невозможно. К тому же там очень сложный рельеф местности, большое количество заброшенных шахт, долины, поросшие лесами и многочисленные горные перевалы, которые мы не в состоянии не только контролировать, но просматривать разведывательными зондами.

— Орбитальные системы?

— Они в основном задействованы для контроля западной части материка.

— Слишком большое распыление сил, Рейнер.

Командор присел на краешек стула. Ноги его отчего-то стали вдруг ватными. Усталость. Неожиданная усталость.

Стрелки, круги, квадраты, нанесённые на карту оперативниками штаба, поплыли по пёстрой поверхности карты, сливаясь в серые, мутные пятна.

"Со зрением как будто что-то… Или просто старость у меня такая? Сентиментальная? Должна же быть какая-то награда за такую долгую и не слишком то счастливую жизнь. Например — память. Хорошая память. Не в том смысле хорошая, что крепкая. Не слишком то крепкая уже… В том смысле, что покладистая. Она держит в своих хранилищах только самые лучшие, тщательно отобранные воспоминания, аккуратно оттёртые от пыли будничной суеты. И только…"

— Распыление сил в данной ситуации неизбежно, господин командор, — сказал офицер отдела разведки, фрегат-капитан Кирсти. — Мы давно не получали подкреплений, резервы практически израсходованы. В то же время общее количество зон нестабильности в последнее время значительно возросло. Мы вынуждены растягивать боевые линии, коммуникации…

"…И только это у меня, похоже, скоро и останется. Память. Хорошая, добрая, милая моя память, снисходительная ко всем моим слабостям… И грехам. Грехам?"

— Это доказывает только то, — сказал Эрхарн, — что распыление сил носит не оперативно-тактический, а стратегический характер. Кирсти, сколько вы в Тёмном поясе?

— Четыре года, господин командор.

"А дочка твоя как?" мысленно спросил его Эрхарн. "Когда ты улетал из космопорта Метрополии, твоя жена пришла тебя провожать. И держала малышку на руках. Кажется, её зовут Эллина… Нет же, не супругу — этого ребёнка. Белокурую девчонку с золотой ленточкой в волосах. Я ведь заметил её тогда… Ах, ребята! Лучшие люди Республики… Как же здорово мы тут завязли!"

— И каковы тенденции, Кирсти? порадуйте командира своей откровенностью.

Кирсти подошёл ближе к карте и вынул из нагрудного кармана лазерную указку.

— Три боевых линии стабильны…

— В течение трёх лет, — заметил командор. — По сути дела — окопная война.

— Операции в горных массивах неэффективны, — продолжал Кирсти. — Наши потери за последние полгода — пятьсот сорок шесть бойцов. И ещё семнадцать погибших — из оперативных групп жандармерии.

— Да, есть и положительные моменты, — прервал его Эрхарн. — Оперативникам штаба не надо слишком часто рисовать новые стрелки на карте. У неё, конечно, ламинированная поверхность, но и она не выдержала бы слишком интенсивного нажима. А так — условные обозначения остаются неизменными. Выводы?