Холод твоего сердца (СИ) - Спящий Сергей Николаевич - Страница 40

— У моей научной группы особая, секретная задача, — пояснила Лидия. — Уже одно то, что я рассказала о существовании особой задачи — маленькое должностное преступление.

— Я никому не скажу, — пообещал Горазд.

— Спасибо. Хотя всё равно секрет Полишинеля. Зачем бы ещё двум профессорам, вместе с ассистентами-помощниками и техниками идти вместе с отодвигающимся фронтом на Нижневартовск?

Женский голос выкрикнул имя Горазда сзади. В их сторону бежал замотанный в десятки тряпок гражданский и только по голосу он узнал Дашу. Ту самую Дашу, младшую из сестёр.

Не обращая внимания на стоявшую рядом Лидию, она порывисто обняла его и радостно прокричала: — Меня эвакуируют в Новый Уренгой!

— Подтвердилось? — спросил Горазд, но всё было понятно и так, по радостному лицу Даши. — Поздравляю!

— Огромное тебе спасибо! — выпалила Даша.

— Пожалуйста, — Горазд покосился на стоящую рядом Лидию.

Видимо Даша только сейчас разглядела в Лидии женщину, потому, что ойкнула, прикрывая рот рукой, а потом объяснила: — Они меня и сестру от бандитов спасли. Те хотели наши продовольственные пайки забрать и дядю Михаила убили.

— Как его дочка? — поинтересовался Горазд видевший девочку один раз, когда провожал утром сестёр.

— Забрали. Сказали будут лечить и откармливать. Михаил, когда живой был, почти всё ей отдавал, но всё равно одна кожа, да кости.

По Даше видно, что собственный отъезд в Новый Уренгой, подальше от нестойкой линии фронта, волнует её сильнее чем судьба маленькой дочки убитого бандитами знакомого.

— Передавай привет сестре, — сказал Горазд. — Как она?

Даша помрачнела: — Пока не подтвердилось: ни да, ни нет. Но видимо уже нет, если до сих пор не подтвердилось. Но Машка сказала, что своего добьётся. Если не с этим, так с другим. Ладно, я побежала, а то смена скоро начнётся. Меня теперь на дневные смены перевели.

Проводив взглядом, Горазд повернулся к Лиде мучительно гадая поняла ли она. Впрочем, в тыл вывозили не только беременных или имеющих маленьких детей, но и грамотных технических специалистов, если те находились. Только вот легкомысленная Даша совсем не походила на имеющего востребованную специальность человека. Слишком молода, чтобы успеть закончить в той, довоенной жизни, хотя бы школу. А демоны университетов не открывали.

— Да ты настоящий герой, — улыбнулась Лида.

Горазд вспомнил как той ночью Золотилов бросил то же слово «герой» и скривился.

— Ладно, ладно, не кукься. Лови! — скатав снежок, Лидия разбила его о макушку пилотного шлема, так что немного снега, через убранное забрало, попало Горазду на лицо.

Уже под утро, когда позднее зимнее солнце ещё мирно спало за горизонтом, озаряя только самый краешек неба, Горазд вёл мизгирь в колонне других мизгирей. На трансформированном из боевого, в походное положение, месте стрелка-командира благополучно спал Николай. Танковая колонна прошла мимо недостроенных укреплений, призванных защитить Когалым во время ответной атаки демонов ближе к лету, если всё пойдёт совсем плохо и фронт покатиться назад. Сейчас на стройке пусто, слишком рано, строители и военные инженеры ещё спят.

Дорога к стройке расчищена от снега для подвоза стройматериалов и техники от города. Когда прошли мимо, кончилась и дорога. Все мизгири, почти с начала войны, производятся только в арктической модификации и снежное бездорожье не помеха боевым машинам. Машины охранения выпустили дронов для наблюдения за окрестностями и сами идут впереди и по бокам колонны. Грозно глядят в небо стволы спаренных электромагнитных пулемётов и хищные цилиндры ракет земля-воздух навешанные на мизгирей в качестве дополнительного вооружения. Конечно, не сравнить по эффективности с зенитно-ракетным комплексом класса «триумф» или зенитно-пушечным «панцирем». Но всё же танковая колонна отнюдь не беззащитна на случай внезапной атаки с воздуха. Их главные преимущества: мобильность, скорость и способность двигаться по такому бездорожью, где тяжёлые колёсные или гусеничные платформы просто не смогут пройти без расчищающего дорогу грейдера.

Наблюдая за медленно краснеющими облаками, Горазд вспоминал сказанные Лидией слова «мы встречаемся» и думал о том, что должны делать люди, если они «встречаются». Нет, в целом вроде бы понятно, а вот конкретики не хватало. Так получилось, что сначала Горазд был слишком мал, чтобы с кем-нибудь встречаться, потом был приют эвакуированных беженцев, начальная военная академия, специализированная бронетанковая академия и вот сейчас действующая армия. И ни в одной академии, ни в другой — им не преподавали романтических тонкостей. Что делать с девушкой в техническом плане он знал и уже не раз и не два попробовал, так сказать, на практике. Но вот о свиданиях, встречах и прочей романтике Горазд имел лишь общее теоретическое представление. Всё это не нужно — думал он, а оказалось, что нужно.

— Почему вообще я о ней так много думаю? — спрашивал себя Горазд. — Почему так боюсь сказать какую-нибудь глупость или напортачить? Как будто Лидия единственная девушка на земле.

Он не знал ответа.

И это явно не один из тех случаев, когда можно спросить совета у боевых товарищей или у старшего по званию.

Какая-то глупость. Посреди большой войны. Он думал не о том, как разбить врага. Не о добившейся своей цели уехать как можно дальше от фронта Даше носящей его ребёнка. Не о том, как остаться живым в жестоких боях, перемалывающих десятки тысяч человек будто спелые колосья в жерновах. Горазд думал о Лидии, девушке которую он знал меньше двух месяцев и с которой у него ничего почти ничего не было. Не считать же пару поцелуев и долгие разговоры. Или считать? Горазд спрашивал себя — нравиться ли ему это щемящее непонятно чувство или без него было бы легче? Спрашивал и не находил ответа.

Только выше и выше вставало холодное зимнее солнце. Красный пожар зажигал облака над горизонтом и те вспухали, как будто в небе применили боеприпас объёмного взрыва, только замедленный в сотни и тысячи раз.

Верховный главнокомандующий, прозванный стальным генералом, молча выслушал краткий доклад главы аналитического отдела Ильи Неркаги. Даже не доклад, а лишь основные тезисы. Он обязательно прочтёт полную версию докладной записки. Не потому, что не доверяет Илье, а лишь из надежды, что в этот раз аналитики где-то ошиблись и ситуация не так критична, как они говорят.

Вот только до этого момента Неркаги не ошибался в действительно серьёзных вещах. Поэтому он и глава аналитического отдела при штабе верховного главнокомандующего. Третий человек в государстве. Или четвёртый, смотря как считать.

Выслушав Илью, Башуров минуту помолчал, переваривая сведения. Затем тяжёлый взгляд маршала поднялся от сцепленных в замок рук, лежавших на гладкой поверхности стола в рабочем кабинете верховного и упёрся во третьего по важности человека в государстве. Или второго, тоже смотря, как и с какой стороны производить отсчёт.

Егор Ветлицкий, начальник главного управления контрразведки и постоянный советник ставки главного командования выдержал тяжёлый взгляд маршала.

— Как понимаю, со стороны вашего ведомства, выводы аналитического отдела подтверждаются? — уточнил Башуров.

— Имеются только косвенные подтверждения, — Ветлицкий позволил себе чуть заметно пожать плечами, словно говоря: мало, когда в нашем деле получается исходить не из предпосылок той или иной степени достоверности, а из точного знания. — Однако угроза слишком значительна, чтобы её можно было проигнорировать из-за отсутствия прямых доказательств. Когда таковые появятся уже может быть слишком поздно. — закончил контрразведчик.

Верховный поиграл желваками на скулах, но ничего не сказал. Если эти двое пришли к нему вместе, значит они перепроверили всё, что смогли и признали угрозу реальной.

Башуров опустил взгляд на собственные руки. Обнаружив, что сжимает пальцы слишком сильно, разжал и положил на прохладную поверхность стола ладонями вниз. Пальцы чуть заметно подрагивали. В этот момент верховный не мог сказать дрожат ли они от волнения или же от сдерживаемой злости. Он вздохнул и приказал себе прекратить. Пальцы успокоились. Ладони лежали на столешнице как влитые. Обтянутые бледной, чуть желтоватой, кожей. Руки человека стоящего на пороге старости, но ещё не перешагнувшего порог.