Пригорьевская операция - Шараев Николай Семенович - Страница 2

В наиболее важные районы направлялись оперативные группы обкома во главе с одним из секретарей.

Каждый раз, когда обком посылал за линию фронта кого-либо из работников, я испытывал угрызения совести. Практически я был так же здоров, как остальные товарищи, но меня упорно обходили. Дни и ночи корпел я над бумагами, разыскивал адреса, вызывал из восточных областей смоленских работников, готовил необходимые документы, оформлял наградные материалы на партизан. Все это тоже было нужно и важно. Но таким делом могли с успехом заниматься инвалиды. Я считал себя здоровым и не однажды говорил об этом Попову. Он каждый раз обещал учесть мое желание и… посылал других.

Не знаю, сколько бы еще длилась эта история, если бы не помог секретарь обкома партии Пайтеров.

Вскоре после IX пленума бюро обкома приняло решение вторично командировать Г. И. Пайтерова в центральные районы области, где образовался большой партизанский край. Вместе с ним посылались заместитель председателя облисполкома Залесский, секретарь обкома комсомола Винокуров и заместитель редактора областной газеты Власов. За несколько дней до вылета по предложению Пайтерова в группу включили и меня.

Я знал Георгия Ивановича не один год. Рабочий парень из Брянска, он всю жизнь тянулся к знаниям. Окончил рабфак, заочно учился в вузе. Боевая рабочая партийная организация помогла ему расти честным, прямым, стойким коммунистом, выдвинула на партийную работу.

Мне пришлось работать с Пайтеровым в Рославле, где он возглавлял партийную организацию. Это был человек, умевший учить, растить и воспитывать кадры. Каждый, кто поработал вместе с ним, расставаясь, искренне благодарил за науку.

Зеленым, хорохористым юнцом я был избран секретарем райкома комсомола. Дела вначале шли неважно. То я брался горячо за все сразу, то опускал руки. И всякий раз Георгий Иванович вовремя поправлял, поддерживал меня. Он не признавал мелочной опеки, но всегда знал, кто чем занимается и что из этого получается. И еще запомнилось — он никогда не повышал голоса, но умел держать строгую дисциплину в организации.

Дела в городе и районе шли все лучше. Пайтерова избрали секретарем Смоленского обкома партии. Довольно быстро он освоился и на этом большом посту.

С первых дней войны Г. И. Пайтеров всегда оказывался там, где был нужен. Его голубая «эмка» исколесила десятки прифронтовых районов. В самые тяжелые, последние перед оккупацией часы местные работники видели рядом секретаря обкома. Его уверенные действия и советы помогали им правильно ориентироваться, решать неотложные вопросы.

Когда в Дорогобужском и прилегавших к нему районах разгорелось пламя партизанской войны, обком послал туда Пайтерова. И он сумел быстро разобраться в сложной обстановке, помочь партизанам, партийным организациям. Георгий Иванович безошибочно определил лучший отряд и вручил ему Знамя обкома, что сыграло большую роль в концентрации вокруг лучшего остальных отрядов. В руководящие органы освобожденных районов были выдвинуты люди, прошедшие школу подпольной борьбы с врагом.

И вот Пайтеров снова летит в тыл врага. Я очень рад, что буду находиться вместе с ним.

В партизанском крае

Вылетели мы с подмосковного аэродрома в один из погожих майских дней 1942 года. Самолет, взяв курс на запад, постепенно набирал высоту. Мерно гудели моторы. Прильнув к иллюминаторам «Дугласа», все жадно смотрели на землю, на серебристые змейки речек, на темные квадраты лесов. Ни одного селения на пути. Лишь изредка попадались сиротливо торчавшие печные трубы да колодезные журавли на пожарищах. Здесь недавно проходил фронт.

Быстро сгущались вечерние сумерки. Но жалко было отрываться от окошек. Впереди — рубеж, отделявший Большую советскую землю от Малой, на которой мы будем примерно через час.

Темную толщу облаков рассекли мощные лучи прожекторов. Справа и слева от самолета вспыхнули багровые пучки огня.

— Зенитки бьют! Линия фронта! — крикнул мне Винокуров. Он летел этим курсом в третий раз.

Самолет круто взял вверх. Сразу стало холодно, застучало в висках. В душу невольно забрался страх: четыре тысячи метров высоты, а мы без парашютов…

Вздохнули с облегчением, когда линия фронта осталась позади. Внизу снова была непроглядная тьма. Самолет медленно снижался, заходя на посадку. После мягкого толчка он, вздрагивая, побежал по полю и наконец остановился. Летчик приглушил моторы, выключил фару, освещавшую посадочную полосу. Мы торопливо начали выгружать мешки с сахаром, табаком, бумагой. На помощь подошли человек десять партизан.

Только успели разгрузиться, над головой завизжали бомбы.

— Ложись! — крикнул кто-то из темноты. — Выследил все-таки, гад!

Фашистский летчик покружил несколько минут над районом нашей посадки, построчил из пулемета и улетел.

Партизаны подогнали подводы, и мы отправились в ближайшую деревню. Сбылась моя мечта: я находился за линией фронта, в партизанском крае.

Наш прилет совпал с началом наступления противника. С самого утра на северо-востоке гремела канонада. Партизанские отряды вели тяжелые оборонительные бои на территории Знаменского и Всходского районов.

Все члены нашей группы имели одну общую задачу: познакомить партизан с положением на фронте и решениями IX пленума обкома. Попутно с этим Пайтеров дал каждому персональные поручения. Залесский как работник облисполкома должен был помочь населению провести весенний сев, Власов — организовать выпуск газеты, Винокуров — встретиться с комсомольскими работниками, усилить работу среди молодежи, мне предстояло доставить подарки дорогобужским партизанам и помочь на месте райкому в пропагандистской работе.

— Я побуду в отрядах, которые сейчас ведут бои, — сказал Георгий Иванович, заканчивая инструктаж. — Через неделю встретимся у Деменкова. Если потребуюсь раньше, ищите через штаб первой партизанской дивизии…

Моими попутчиками были возвратившиеся в партизанский край секретари Дорогобужского и Глинковского райкомов Феоктист Николаевич Деменков и Петр Сергеевич Куковенков. Организовав небольшой обоз из трех подвод, мы отправились в неближний путь.

Весь день шел дождь. Дорога раскисла так, что лошади с трудом вытаскивали ноги из непролазной грязи. Особенно не повезло Куковенкову. Колеса его подводы попали в глубокую колдобину. Лошадь, выбившись из сил, упала на оглоблю. Телега сильно накренилась. Куковенков, правда, успел соскочить в воду. Упершись плечом в телегу, он не давал ей перевернуться.

Трудно сказать, чем бы закончилось дело, если бы не сломалась оглобля. Телега встала на место.

— Надо идти в деревню за помощью, — предложил Деменков.

— Сейчас там одни старухи. Управимся сами, — ответил расстроенный Куковенков. — Придется разгружать.

Выпрягли лошадь, перенесли мешки с сахаром на сухое место. Общими силами вытащили застрявшую было телегу. Но в деревню все-таки идти пришлось. Как ни мудрили, сломанную оглоблю починить не смогли.

Всю дорогу Деменков и Куковенков рассказывали, как начинали работу в подполье, как по крупицам собирали, сколачивали силы, как совершали первые, робкие вылазки на врага малочисленные партизанские группы, как развернулась массовая партизанская война. Слушая, я невольно думал, что Пайтеров не случайно свел меня с этими людьми.

Внешне Куковенков и Деменков совсем не похожи друг на друга. А вместе с тем есть в обоих что-то общее, роднящее. Деменков небольшого роста, щуплый, подтянутый, с мягким грудным голосом; Куковенков высокий, широкоплечий, немного угловатый, говорит сочным басом. А когда я слушал их, то переставал замечать, где кончал говорить один и где начинал другой.

Благодаря Деменкову и Куковенкову я довольно хорошо понял суть событий, происходивших на земле моей родной Смоленщины. После оккупации Дорогобужского, Знаменского, Глинковского и соседних районов боевыми штабами партизанской борьбы с немецкими захватчиками стали ушедшие в подполье райкомы партии.