Теперь я стеллинг! (СИ) - Вэй Катэр - Страница 53

Да, по центру этой комнаты находилось яйцо. Вернее сказать, яйцеообразный объект, висящий в воздухе. Размеры этого элипса были столь велики, что если бы этот предмет действительно являлся настоящим яйцом, то вполне вероятно из него мог бы вылупится совершенно взрослый, совершенно сформированный человек.

Белое, гладкое, блестящее, с рельефом из линий, странным образом оплетающим поверхность, светящимся ровным бирюзовым светом.

Вдруг линии эти пришли в движение: сияние их усилилось, а рисунок начал бегать и меняться… Яйцо, кувыркнулось в воздухе, перевернувшись остриём вверх, края каким-то образом складывались сами в себя, словно тая на глазах, скорлупа исчезла выпуская наружу своё содержимое: девушку, с длинными русыми волосами и оливковым венком на голове, одетую в белую тогу. Её карие глаза разомкнулись, а короткий и вздёрнутый носик сделал первый вдох, шумный и глубокий. Она парила в воздухе мягко опускаясь вниз, коснулась пола, и, как только это произошло — на её ногах буквально материализовались богатые сандали с золотыми пряжками. Лицо — столь правильной формы, что хоть портреты пиши. Этот профиль, эти линии… девушка немного напоминала греческую статую, но только она была не из камня — вполне живая и дышащ. Бесспорная, идеальная красота — но, в чём также не возникало сомнений, так в том, что красота сия являлась именно античной. Вернее, античного канона ибо, как известно, принципы и образы менялись на протяжении времени… если бы её увидел современный человек — он бы отметил грацию и правильность линий, но скорее всего посетовал на некоторую старомодность, сухость и жилистость.

Она выглядела усталой. Взгляд рассеянно блуждал в пространстве, слегка покачивающаяся походка, болезненный, бледный цвет кожи лица, особенности выделялись глаза — блёклые, потухшие но по мере того как она подходила к двери, её походка становилась всё уверенней и крепче, кожа наливалась жизнью и ярким бронзовым загаром. Когда она оказалась у самых створок — то там стояла уже не уставшая девушка — Богиня, совершенная, бессмертная, нетленная. Ворота, точно по невидимой команде, распахнулись настежь, открыв дорогу вперёд. Удивительно, но за ними простиралась нескончаемая и кромешная чернота…мгла. Девушка перешагнула порог — и сразу исчезла, точно бы её никогда и не было тут. Яйцо, погаснув, трансформировалось в подобие кресла-качалки и утихло.

***

Трапезная. Именно так можно было назвать это место: огромный и бесконечно длинный стол, сплошь усеянный всевозможными яствами от начала и до конца. Кого и чего тут только не было: фазаны, кабаны, фрукты со всех концов и частей Земли и кажется не только с Земли, но и ещё откуда-то. Потому как подобной пищи на выше указанной планете никогда не водилось. Белоснежные скатерти, золотые приборы, тарелки, стулья и кресла, даже ложе — всё было из золота. Мраморные колонны, опоясывающие залу по бокам, чудные статуи, изумительной красоты фрески, поражающие воображение. Музыканты, занимавшие отдельную оркестровую нишу, откуда доносились звуки, уносящие воображение и слух в страны блаженства. Множество пажей, прислуги — мальчиков и девочек. Словно ангелочки, они одетые в белые одеяния и все как один с курчавыми золотистыми волосами да бронзовыми лицами, бесконечно сновали между столами, убирая один блюда, чтобы на их месте тут же появились другие. Не то чтобы их было слишком много — но казалось, что эти дети успевали везде и всюду.

Однако публика на этом пиру была ещё интересней. Кого тут только не было! Меряясь кто больше выпьет, глушили вино буквально бочками полулюди-полуживотные — кентавры схлестнулись против сатиров и на спор опустошали многолитровые емкости одним залпом сопровождая всё это действо рёвом, свистом и стуком приборов о столешницу. Были там и гиганты, всех сортов и видов: горящие, точно бы магма в чреве земном, воссидали аккурат напротив ледяных, чьего одного присутствия хватало на то, чтобы всё вокруг покрылось инием. Парни затеяли армрестлинг, а здоровенный чешуйчатый демон следил за честностью состязания. Не обращая внимание на шумных соседей спорили о чём-то своём седовласый старец с длинной бородой, кольцами покоящийся у его ног и безусый юнец, который с пеной у рта чего-то доказывал деду. В другой компании собрались явные рачители природы — дымили курительными трубками и с блаженным выражением на лицах наблюдали за пьяной дракой кряжестого гнома с несколькими троллями, в то время как атлетически сложенный юноша, в набедренной повязке, недвусмысленно заигрывал с подвыпившими дамами бальзаковского возраста, разодетых словно собрались на бал к королю Людовику четырнадцатому. Присутствовали на этом празднике жизни ещё многие и многие ЛИЧНОСТИ, как похожие на людей, так и те, кто не имел ничего общего с человеческой внешностью и почти все они пребывали в неком кураже. Шум-гам и жуткая какофония Постоянно кто-то с кем-то разговаривал, кто-то кому-то что-то доказывал, пили на брудершафт, или же, разгорячённые напитками, переворачивали столы, чтобы, под хохот публики, закатить драку. Сколь же безудержна эта стихия… Сколь же много в ней силы… — страсть, похоть, обжорство, пьянство, азартные игры, жульничество — этот пир был жуткого рода вакханалией.

Отдельным рядом стоял иной стол — стол Владыки. Там то и происходило наиболее приличное и интересное оживление: стайка божественно прекрасных девиц-девственниц в полупрозрачных одеяниях кружили в завораживающем взор танце посылая своему владыке горячие взгляды полные обожания.

Хозяин ужина — средних лет мужчина, крупного телосложения, с длинными светлыми волосами и мощной бородой, сально поглядывал на танцовщиц своими ярко-голубыми глазами, цвета айсберга на рассветных сумерках. Одетый в сочный пурпур с золотым орнаментом — судя по виду, неимоверно дорогой смокинг отлично сочетался с чёрного цвета рубашкой верхние пуговицы которой были немного растёгнуты — ровно на столько, сколько требовалось чтобы подчеркнуть накачанную, крепкую грудь, походившую своей монументальностью на отлитый чугун. Он был дьявольски красив и невероятно обаятелен, со своей тёплой улыбкой, немного напоминающую отческую. Попивая вино из золотой чаши, он довольно похотливо водил глазами по танцовщицам, не решаясь, тем не менее, задерживать взгляд на какой-то одной, потому как слева, прижавшись к нему телом, сидела Госпожа вечера — Хозяйка.

В отличии от своего развратно-вольготного мужа она выглядела донельзя целомудренно и даже чёпорно. Её лицо было сухим, острым и донельзя совершенным, с аккуратно крючковатым носом. Одетая в женский брючный костюм, с волосами, убранными в высокий пук, она напоминала суровую бизнес-леди, а серые глаза, полные плохо скрываемого презрения этому способствовали. Губы, бледно-розовые, даже с приклеенной полуулыбкой сохраняли в себе ехидство и некую злобу. Её локоток крайне остро впивался в бок Владыки, доставляя тому некоторое неудовольствие; впрочем, как истинный джентльмен, он терпел это и не подавал виду.

Если мужчина услаждал свой взор полуголыми девицами так заманчиво изгибающими свой стан, то вот женщина занимала своё время тем, что, боковым зрением, внимательно следила за супругом, примечая малейшие изменения в его настроении, и в особенности — на ком тот задерживает взгляд. Одним словом, как вы понимаете, царила настоящая семейная идиллия, сопровождённая безудержно-угарным пиром.

Наконец, утомлённый однообразным зрелищем, Повелитель, слегка махнув кистью руки, унизанной перстнями, приказал танцовщицам убираться. Те раболепно откланялись, после чего удалились, исчезнув в неизвестном направлении. Владыка, провожая девушек похотливым взглядом, сам не замечая того, слегка причмокнув облизнул губы и мечтательно улыбнулся. Это не ускользнуло от внимательного взгляда Хозяйки, и она взвившись точно бы змея, вжала свой локоток мужу в бок ещё сильнее.

Между тем, перед столом Владыки словно из ниоткуда возникли… девять прекрасных, совершенных существ, в сандалиях и белых тогах. Стукнув себя по груди, они, не сговариваясь, выкинули правые руки вперёд.