Холодные звезды (сборник) - Лукьяненко Сергей - Страница 10

– Петр, времени на соболезнования нет, – начал он. – И постараемся, чтобы они не понадобились. Через десять минут ты пролетаешь над космодромом. Еще через две, на высоте около пяти километров, оказываешься над дорогой.

По крайней мере он не сказал «над магистралью»…

– Дорога хреновая, – безжалостно сообщил Данилов. – Я по ней ездил. Но тот участок, где ты снижаешься до нуля, относительно в порядке… там часто ездят китайские торговцы, маленько подлатали покрытие. На автоматику рассчитывать не приходится. Какой у тебя опыт полетов?

– Два с инструктором, семь самостоятельных. Все на «Спирали». – Я сглотнул и добавил: – Все посадки на автоматике…

– Это я знаю. Военный налет?

– Девять полетов.

– На чем летал?

– На «сушке», тридцать седьмой.

– И то хорошо. Запомни, «Спираль» все-таки управляема вручную, очень медленно слушается рулей на посадке, но все возможно. Я садился вручную дважды.

– Дорога широкая? – спросил я. От ровного злого голоса Данилова оцепенение проходило.

– Пять метров. Могло быть и хуже. Если опустишься четко, то колеса в кювет не попадут. Прокатись хотя бы метров сто, чтобы сбросить скорость. Тогда у тебя все шансы уцелеть, когда скатишься с шоссе.

– Люди есть на дороге?

– Уже нет. Ее действительно очистили, не волнуйся.

– Саша… – От волнения я потерял всяческий пиетет. – У меня реально есть шанс?

– Небольшой, но есть. Я сейчас в вертолете… да, вижу тебя! Посмотри вниз… черт, у тебя нет такого обзора… Космодром видишь?

Я видел. Впереди и очень далеко внизу.

Когда я садился на Свободном, то на такой высоте над ним, конечно, не пролетал…

– Ты ровно идешь, – утешил меня Данилов. – Эта «птичка» еще полетает. Тебе выдали расчет курса?

– Да, – глядя на дисплей, ответил я. – Две коррекции?

– Одна, чтобы выйти на ось дороги, другая перед касанием.

– У меня хватит топлива лишь на одну.

Данилов секунду молчал, потом решил:

– Выполняй первую, иначе промахнешься вообще. Дальше будешь планировать.

– Понял.

– Все, работай, – бросил Данилов. – Ветра практически нет, видимость идеальная. Я на связи, но больше тебе не мешаю. Всем молчать!

Я проводил взглядом оставшийся по правому борту космодром. Четыре главных старта для челноков, три маленьких – для спутников. Две прекрасные, широкие, оборудованные на славу полосы. Пятнышко вертолета в небе. Я мысленно помахал Данилову рукой.

Счетчик молчал, лишь подергивал лапой по кожуху джампера. Слабый шорох отвлекал, я зло глянул на рептилоида, и тот затих. Похоже, понял.

Расчет на последнюю коррекцию уже был в компьютере. В общем-то использование маршевого двигателя в атмосфере не рекомендуется. Но мне терять нечего.

Я дал подтверждение на маневр, и через несколько секунд двигатель автоматически включился. В атмосфере он работал как-то натужно, взахлеб… а может быть, мне это уже мерещилось… Двухсекундный импульс – челнок слегка дернулся, вообразив, что научился летать, потом продолжил падение.

По крайней мере мы действительно шли над дорогой. Господи, неужели в России научились прокладывать дороги прямо, не обходя каждый холмик? Или эта осталась с царских времен?

Высота уже упала до километра. Впереди, по обочине дороги, мелькали коробочки машин. Надо же, действительно очистили трассу…

Скорость, вот мой главный враг. Триста с лишним километров в час – ничто по космическим масштабам. Но для обычной дороги и это непозволительно много.

Я качнул челнок, проверяя, как слушаются рули. Машина отозвалась на удивление неплохо. На экране компьютера желтая линия – моя траектория – отклонилась от зеленой. Я вновь вернул «Спираль» на ось дороги. Безумная надежда, что мне все-таки удастся приземлиться, стала чуть менее безумной. На дорогу меня вывели настолько великолепно, словно отрабатывали этот маневр давным-давно.

Счетчик опять начал скрести кожух. Но уже не было времени отвлекаться. Дорога была в сотне метров под нами, и высота стремительно падала. Я пытался разглядеть, ровно ли иду, но компьютер уже был бесполезен, а обзор из кабины «Спирали» никогда не отличался широтой. В последний момент я все же довернул челнок правее.

В тот миг, когда машина наклонилась, я заметил сразу две вещи. Во-первых, интуиция не подвела, я и впрямь рисковал завалиться в кювет, не будь этого последнего маневра. Вторая новость была куда хуже – в полукилометре впереди дорога резко сворачивала, огибая невысокую, заросшую деревьями сопку. И мало того, навстречу мне ехала машина!

Разницы между тем, куда я врежусь, для меня, впрочем, не существовало. Шесть секунд, и…

Челнок тряхнуло, когда шасси коснулось асфальта. Он сразу пошел юзом, как машина на льду, разворачиваясь левым крылом вперед. В приступе бессмысленного рвения я выправил космоплан. Впереди разворачивалась машина – огромный обшарпанный «Икарус». Шофер, увидев несущийся на него звездолет, не растерялся, а ухитрился затормозить и стал разворачиваться.

Господи, вот это бред! Челнок трясся, подскакивая на дороге, но пока ухитряясь не слететь в кювет и не перевернуться на одной из многочисленных колдобин. Впереди улепетывал, выжимая из мотора все силы, автобус. Да что он творит, я все равно быстрее, догоню! Выскакивал бы, выводил людей… нет, не успеть… так хоть съехал бы с дороги, может, кто жив бы остался…

Я еще попытался согнать «Спираль» с дороги. Хоть на обочину, хоть в сопку – лишь бы не в автобус! В голове вдруг всплыл пронзительно-трагический голос полузабытой певицы: «А город подумал – ученья идут…»

Но челнок явно не разделял мою готовность к самопожертвованию. Он уже не скакал, а мчался по дороге, примирившись с асфальтом под колесами. Российские звездолеты – самые надежные в мире!

Автобус набрал-таки изрядную скорость, и расстояние сокращалось так медленно, что я успел заметить номерной знак: «06–31», выхлопную трубу, выплевывающую густой сизый дым, привязанное сзади мятое ведро и надпись: «Не уверен – не обгоняй!»

Вот мы и не стали обгонять, а врезались в автобус…

Меня рвануло в ремнях, челнок содрогнулся, вставая на дыбы. Обшитый керамикой нос «Спирали» оказался покрепче прогнившего железа. Челнок въехал в автобус до половины, пока крылья не задержали его стремительного продвижения. Пару секунд мы ехали этим неожиданным тандемом, потом, снеся редкие бетонные столбики, стали преодолевать сопку. Где-то на десятом дереве и автобус, и космолет примирились с преградой и остановились.

Вот тут тряхнуло так, что я на мгновение отключился. А когда глаза удалось открыть, то с удивлением понял, что еще жив. Нос «Спирали» смялся, кабина сморщилась, как гармошка, но почему-то уцелели все стекла и работало освещение. На завалившемся джампере возился счетчик, отвязывая страховочный тросик. И как его не разорвало напополам?…

Я потряс головой, пытаясь прогнать из глаз кровавую муть.

А потом все у меня внутри похолодело.

Кровь была не в глазах. Все стекла «Спирали» были покрыты багрово-красным месивом.

Боже!

Я сорвал ремни, выкарабкался из кресла, шатаясь, пошел в шлюз. Счетчик, привстав на кожухе джампера, шлепнул меня лапкой по руке, словно останавливая, но мне было не до него. Челнок подрагивал, видимо, сползая вниз по склону. Дверь в шлюз открылась с третьего рывка, потом я рвал рычаг аварийного выхода. Люк поддался не сразу, но я все же справился – ужас придал силы.

Воздух был прохладным и сырым, от горячей обшивки валил пар. Вокруг топорщился покореженный соснячок, от «Икаруса», замершего впереди, несло гарью. Я спрыгнул с двухметровой высоты, поскользнулся на мокрой траве, пошатываясь, побрел к автобусу. Часть стекол тоже уцелела, лишь покрылась паутиной трещин, сквозь которые проглядывала все та же багровая каша.

Только бы не дети! К горлу подкатил комок. Я дрожащими руками расстегнул кобуру. Застрелиться, как положено офицеру…

Со скрипом открылась дверь автобуса, на землю вывалился тощий небритый мужик в тренировочном костюме. Потряс головой, окинул взглядом смятый автобус, потом меня. Поднялся. В руках у него была монтировка.