Н 5 (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 36

Ему сообщили это ранним утром, уведомив голосом, полным скорби, тут же предложив помощь с погребением. Он бросил трубку, послав к черту шутников. Но звонок повторился – уже от другого ритуального агентства, торгующего скорбью и сочувствием за огромные деньги. Потом звонили вновь. Приехали лично, настойчиво звоня в дверь, а, когда он отключил звонок – настойчиво стуча в нее. Кажется, их было несколько – и кто-то был бит на лестничной клетке и бежал, а кто-то остался караулить его, желая навязать свои услуги. Но, как оказалось, терял он время совершенно напрасно.

Через десяток минут последовал сухой звонок от городового. Уведомление о смерти близкого человека вогнало в ступор уже маявшегося недобрыми предчувствиями старика столь сильно, что окончание речи на проводе он сначала прослушал. А спохватился уже после того, как городовой повесил трубку.

Вера уже похоронена. Обращена в прах, собрана в урну и упокоена под этой землей. Он даже не попрощался. Ему никто не позволил этого сделать. Лишил его возможности попросить у нее прощения. Обнять в последний раз.

Взгляд поплыл и потерял четкость. Старик сморгнул выступившую слезу.

– Желаете оформить родовое захоронение? – Незаметно подкрался очередной делец.

Старик вздрогнул и недовольно покосился на мужчину в черном фраке под черным же плащом – широкоплечий, доверительного вида, как они все. Только у этого еще и сомнение во взгляде – место не самое респектабельное, однако тот видел хорошую одежду и трость.

– Не требуется. – Зло посмотрел на него старик, сжав трость так, что делец отодвинулся.

– Я не настаиваю. – Скорбно произнесли ему. – Просто хотел указать на факт, что через какое-то время над этой могилой похоронят другого человека. Но этого можно избежать, если оформить родовое захоронение…

– Пошел прочь!

– …кроме того, вас и ваших родственников могли бы похоронить рядом.

– Прочь!! – Замахнулся на него старик.

– Чокнутый, – зло зашипев, отступил мужчина, удаляясь от него широкими шагами.

– У нас уже есть родовое захоронение. – дрожа губами прошептал некогда князь Наумов, Александр Михайлович, вновь повернувшись к могиле. – Ты тут не будешь. Ты не должна тут быть. Ты не должна была умереть. – Вновь поплыл его взгляд.

– Я пытался ее спасти.

Голос раздался справа и чуть позади, вызвав раздражение. Старик подумал, что вернулся торговец. А потом почувствовал страх.

Александр Михайлович склонил голову, чтобы исподволь посмотреть на человека рядом.

– Даю слово, – встретил его хитрость прямой и спокойный взгляд юноши в скорбном костюме-тройке. – Я сделал все возможное, чтобы она жила.

А желание немедленно сбежать, адреналином ворвавшееся в организм, стоило осознать, кто стоит рядом – сменилось ступором и какой-то апатией. Быть может, еще и потому, что тренированный взгляд, уже без утайки окинувший пути отхода, заметил не меньше десятка специалистов, перекрывавших все пути. Или же оттого, что, добивая, по коже прошлась морозная волна от включенного рядом Подавителя. Он не уйдет – его не отпустят.

Его специально заманили сюда – горем, смертью, отчаянием заставив потерять осторожность.

Старик ссутулился еще сильнее, уперев взгляд в темную землю.

– Как она умерла? – Надломленным голосом произнес бывший князь.

Данное слово не тронуло его сердце. Иногда пытаются спасти для того, чтобы мучения длились годами – и скорбят искренне, если этого не удается. Смерть в таких случаях куда милосердней.

– Ей приказали убить княжича Шуйского. Она не справилась.

– Невозможно. – Отрицательно качнул головой Александр Михайлович.

– Возможно, если воткнуть зачарованный клинок себе в живот. – Недовольно поморщился его личный враг. – У нее любовь, знаете ли. Признания над парализованным княжичем, романтика и бульварная драма.

– Не смей смеяться над ее памятью. – С угрозой произнес старик.

Забывая от горя и ярости, кто он и в каком положении находится. Впрочем, а велика ли для него сейчас разница?

– В мыслях не было. – Смотрел на могилу юноша. – Пришлось втыкать этот клинок в себя, чтобы целитель захотел лечить заразу. Мне все равно, что будет с ней, – посмотрел враг на недоуменный взгляд старика. – Но княжичу она была дорога, и ее жизнь стоило попытаться спасти.

– Зачем ты это мне говоришь? – Фыркнул зло старик. – Желаешь разжалобить? Узнать заказчика? Вера мертва, и мне плевать, что будет с вами всеми. Вероятней всего, вы сдохнете. Меня это устроит.

– Я говорю тебе это, потому что она жива. – Иронично посмотрели на него.

– А это… – Невольно посмотрел на надгробие Александр Михайлович.

– Это крест. – Пожал юноша плечами. – Как на картах рисуют место встречи. Надо же сделать так, чтобы ты пришел.

– Где она? – Задрожал от волнения голос бывшего князя.

– Где-то в юго-восточной Азии, – задумчиво ответили ему. – Отправил ее к хорошей знакомой, что гастролирует по континенту подальше от меня. Очень осторожный и мудрый человек. С ней Вера будет в безопасности.

– Почему я должен тебе верить? – Смотрел на него Наумов пристально, пытаясь уловить оттенок фальши и лжи в словах.

– Мне все равно, веришь ты мне или нет. Желаешь ей добра – не ищи, не наводи справки, приходи на эту могилу и скорби по ее памяти. Ненавидь меня, как раньше. Исходи злобой и старайся навредить. Мне на это наплевать.

– Потом ты попросишь плату? – Криво улыбнулся старик. – Службу?

Юноша замер, некоторое время словно вглядываясь в него.

– Мои глаза тебе бы не пошли, – констатировал он, отворачиваясь. – Ты бы в них все равно ничего не увидел. – Зашагал юноша от него.

И с каждым его шагом в старике усиливалось недоумение пополам с надеждой. Неужели его оставят в живых? Вот просто так – оставят дышать под небом? Старик заозирался по сторонам, выискивая неброско одетых людей, которые сейчас его скрутят и потянут в темные пыточные. Но тех тоже не было. Ради чего эта интрига? Почему? Просто так – сказать ему, что с внучкой все в порядке, и уйти? Или это иезуисткое мучение надеждой, когда Вера умерла, но он останется жаждать с ней встречи? Но это бред – он найдет способ убедиться даже без открытого поиска. Есть способы…

– Я желал отомстить твоему отцу. – Сглотнув вязкую слюну, произнес он в его спину. – Было за что, ты знаешь. Но я ошибся. Я ненавидел не тех, кого надо было. Я не понимал этого, пока не стал им служить.

Самойлов остановился и повернулся к нему, глядя с интересом.

– Думаешь, нас завоевали Юсуповы? – Оперся старик на трость двумя руками. – Думаешь, за островную гряду в тихом океане? Я верил в это, назвав правдой. Юсуповы тоже в это верят. Мы дрались и верили, каждый.

– Тогда что есть правда?

– Правда в том, – смотрел пристально на него бывший князь. – Что не важно, какие флаги развеваются над твоим городом и какой гимн ты поешь, когда маршируешь в строю. Правда в том, кто владеет предприятиями на твоей земле. Посмотри на Архангельск. Даже Юсуповы верят, что он принадлежит им, – зло усмехнулся Наумов.

Юноша медленно кивнул, принимая к сведению.

– Если сможешь, прости меня. – Выдохнул старый, уставший голос. – Если сможешь найти, за что. – Горько усмехнулся он.

– За кого. – Бесцветно произнес юноша до того, как в несколько шагов скрыться в подъехавшем автомобиле.

Старик проводил кавалькаду из трех черных седанов. Поймал заинтересованный взгляд давешнего дельца и качнул головой, призывая подойти.

– Могилу обустроить, сделать ограду. Памятник заменить. Землю оформить в вечную аренду. Цветы менять каждые три дня. Денег не жалеть. – Диктовал он мужчине, с растущим энтузиазмом внимавшему каждому новому его слову. – Мне для моей внучки ничего не жалко.

– Такая потеря… – Скорбно соглашался делец, с энтузиазмом делая записи в блокнот. – Желаете нанять плакальщиц?

– Я озадачусь сам. Рыдать будут в другом месте.

При свете дня разрушения, вызванные отчаянием и яростью Шуйского-младшего выглядели куда драматичней. Рассеянное освещение облачного полдня только подчеркивало темный провал в разрушенной внешней стене больницы, протянувшийся на три этажа вверх и столько же в ширь; угрюмость выщербленных бетонных стен в два метра толщиной напоминали разрушенную при штурме стену, а чернота пятен после стихийных пожаров, давно уже потушенных, но оставивших на фасаде длинные росчерки, заставляли даже ко всему равнодушных москвичей задерживаться подле и задумчиво рассматривать поврежденное крыло давно знакомого здания.