Связанные восхищением (ЛП) - Мартин Меган Д. - Страница 35

Я знал его лучше, чем кто бы то ни был. Все эти годы он трахал все виды женщин. Все то время, когда Сэнди была ребёнком, и он воровал её невинность. Он трахал других людей. Я видел его трахающим других девушек на праздниках в старшей школе, на праздниках, будучи взрослыми. Он был болезнью. Болезнью, которую Сэнди думала, что любит. Болезнью, которую обожала моя мать. Он должен был уйти. Это был единственный способ заставить Сэнди увидеть.

Все стало пустым после этого. После того, как нож прошёл сквозь кожу и кость Гарретта. Крики прекратились. Вес Сэнди на моей спине исчез тоже. И я приступил к работе. Разрезая его своим ножом. Он утверждал, что любит её. Мою малышку сестренку. Он трахал её. И поэтому я вырежу его сердце. Когда я достал этот кровавый расширенный орган из его тела, он не выглядел полным любви.

Следующие несколько часов пролетели незаметно. Я передвинул его тело. Я положил его тело в тачку и вырыл яму на пастбище за домом матери. Я закопал его в неглубокой могиле, и я плюнул на неё, прежде чем уйти.

Когда я вернулся домой, там была мама. Я был удивлён. Она не должна была быть дома ещё, не до завтра.

— Что ты сделал, Коул? — она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и я моргнул на неё, удивляясь, что она увидела. Удивляясь, могла ли она увидеть правду о том, что произошло, могла ли она прочувствовать это так, как я, вес его крови и грехи давили на мою кожу.

— Он сделал это, — мой голос звучал чужим.

— Кто, Коул? — она бросила сумочку на пол и начала озираться неистово. И затем я увидел его. Кровавый след. Он простирался по красивому каменному полу.

— Где Гарретт? — она обернулась. — Гарретт! — она хрипло закричала и пошла по следу. — Сэнди!

Что-то во мне говорило мне остановить её, но я этого не сделал. Вместо этого я потёр руками взад-вперёд по верху влажных штанов и последовал за ней.

Когда она вошла в гостиную комнату, я смотрел на её лицо, вместо того чтоб смотреть на сцену перед нами. Я знал, как это выглядело. Я сделал это. Сейчас это была всего лишь кровь. Много красно-коричневой крови высыхающей на её дорогой мебели и полах.

— Нет, — слово прозвучало как мольба. — Где он, Коул? Скажи мне, где он? — она стояла передо мной, требуя ответов, хотя она вообще не прикасалась ко мне. Её обесцвеченные светлые волосы были собраны на её голове, и я мог почувствовать запах её дорогого парфюма. Он смешивался с медным запахом, заполнившим мой нос.

— Он сделал это, — произнёс я. Я не мог выкинуть из головы картинку. Его трахающего её.

— Ты убил его, не так ли? — она пробежалась своими трясущимися руками по лицу.

— Он сделал это, — снова сказал я, смотря вниз в её глаза. Глаза настолько похожие на мои.

—Ты сделал это. Ты. Ты! — её руки тряслись, когда она смотрела на меня. Ужас на её лице был тем, что будет навсегда отпечатано в моём мозгу. Она смотрела на меня, на мою покрытую кровью одежду, на ужасную сцену перед нами.

— Как ты мог? Как ты мог? — её слова пророкотали вокруг нас, как будто растворяясь в дорогих каменных стенах. В доме, который я построил для неё. Её взгляд был сумасшедшим, широким, смотрел повсюду и на меня одновременно.

— Где Гарретт, Коул?

Почему она дома? Она должна была отсутствовать до завтра, до того момента, как у меня была бы возможность почистить всё, посадить Сэнди на самолёт в какое-то место, которое помогло бы ей эмоционально.

— Где он, Коул? — я не собирался отвечать, потому что она знала. Я знаю, что это так. Почему она спросила, я не знаю. Я не знаю, почему она притворялась, что мы оба не стоит здесь, в этом доме ужаса.

— Ты этого не сделал. Ты бы не стал.

Она всегда любила его больше. Даже когда оставила нас всех голодать. Это был он, кого она держала, когда возвращалась домой. Это всегда был он, перед кем она извинялась. Это всегда был он. Для них обеих, для неё и Сэнди. Что такого было в Гарретте, что заставляло их любить его сильнее, чем меня, я так никогда и не выяснил. Даже после того, как я заработал денег и дал им все лучшее от жизни, я все ещё был последним на тотемном столбе.

Но кровь на моих руках изменила это.

— Где Сэнди?

— Я не знаю.

— Ты поймал их? Вот почему? — её голос дрожал, когда она повернулась и начала подниматься по лестнице.

— Поймал их? — но она не ответила. И я последовал за ней. — Что ты имеешь в виду?

Я не получил свой ответ, потому что она закричала. Это был один из тех звуков, который вырывается из самой сокровенной части человека, из самой сердцевины. Это был крик, который человек издаёт, когда его жизнь разрывается. Я знал это хорошо; Сэнди кричала и молила мне на ухо как будто часами. Но это больше не были крики Сэнди. Это кричала моя мать. Сэнди никогда не закричит вновь. Ее тело висело перед нами с открытой потолочной стропильной балки. Оранжевый удлинитель был обернут вокруг шеи, под ней перевернулся стул.

Её кожа была фиолетовой и белой, покрытой пятнами и как будто чужой. Её глаза были открытыми и пустыми. И она ушла. Я смотрел, как моя мать побежала к ней, упала к её ногам. Но я не двигался. Я только стоял там и смотрел в те пустые глаза. Глаза, которые смотрели на меня с невинностью ребёнка. Глаза, которые молили за жизнь Гарретта. Меня засосало в их темноту. В пустоту. Засасывало, пока темнота не окружила меня, душа меня. Пока меня не стало.

Глава 18

Джулия

Я уставилась в неверии на Коула. Это был тот взгляд, который я давала ему всю ночь с того момента, как он рассказал мне правду на Чертовом Колесе. Мы прокатились на нём пять раз, я давала парню больше билетиков каждый раз, поэтому нам не нужно было сходить. Я не знала, чего ожидала от рассказа. Я думала, что он будет другим. Что в нем не будет этого всего. Что история будет подобна тому, какой её заставили звучать таблоиды и газеты — беспристрастной. Но она таковой не была.

Он закончил свой рассказ и все, что делал потом, так это игнорировал меня. Я видела слезы, желтые карнавальные фонари отражались в его блестящих глазах. Они заставили мое сердце болеть за него. Они разорвали меня изнутри. Я знала, что он был сломлен из-за своего прошлого, но я и не представляла насколько. Не имела понятия, сколько боли в его жизни причиняли ему люди до тех пор, пока он не сорвался и не начал ранить их в ответ. Ранить их до тех пор, пока они не были мертвы.

Он сидел передо мной на кожаном диване в своём пентхаусе. Сжимая чёрную бутылку обсидианового виски в своей руке, он тупо уставился в телевизор, висящий над камином. Шла хоккейная игра, но я не могла сказать, кто играл. Мой взгляд никогда не отрывался от Коула на более чем секунду.

— Коул...

— Не надо, — он не посмотрел на меня, но его тон был окончательным.

Ту же реакцию я получала от него с момента, как он закончил свою историю. Он произносил каждое слово с такой душераздирающей скорбью, что я вздрагивала, когда слышала, что он вел себя так холодно. Мы покинули карнавал после того, как покатались на Чертовом Колесе, и с тех пор он даже почти не смотрел на меня.

— Все нормально, — я передвинулась, чтобы сесть рядом с ним.

— Это то, что ты говоришь себе? — он фыркнул и сделал большой глоток виски из бутылки. — То, что я убил своего собственного брата, что я заставил сестру совершить самоубийство, это нормально?

— Ты не заставлял её ничего делать, — я потянулась и прикоснулась к его руке, поглаживая пальцами картинку грустного лица Сэнди, смотрящего на меня черными вытатуированными линиями. — Она сделала тот выбор.

— Ага, ну она бы не сделала его, если бы я не убил его.

— Ты не знал, что она сделает это.

— Не-а. И ничего не изменить.

— Вот почему они у тебя, — я прикоснулась пальцами к староанглийскому слову «их» на его костяшках.

— В тюрьме. Прямо перед тем, как я вышел, — он тяжело выдохнул. — Я любил их. Их обоих. Мою маму тоже. Я любил их пока не стал ненавидеть, и это сломило меня. Я должен напоминать себе о том. Что я все ещё люблю их, её. Даже несмотря на то, что она убила себя. Я так сильно хочу ненавидеть её. Но нет. Я не могу. Это была не её вина.