Дорога длиною в жизнь - Людников Иван Ильич - Страница 29

А между тем действия генерала Квашнина сковывало наличие большой массы ранее захваченных пленных, находившихся в овраге рядом с наблюдательным пунктом командира дивизии. Пленные никем специально не охранялись. Выделить конвоиров для сопровождения в тыл огромной колонны пленных Квашнин тоже не мог: на отражение атак противника были брошены все, включая пожилых старослужащих из тыловых подразделений.

Бои с окруженной группировкой немцев, то внезапные и скоротечные, то длительные и упорные, шли на разных участках и причиняли много забот командованию армии. Я вынужден был обратиться за помощью к командующему фронтом.

— Окруженные войска обречены, — сказал Черняховский. — Вам поможет авиация. Лично я располагаю только вторым гвардейским мотоциклетным полком. Отдаю его вам. Народ лихой и рвется в бой.

Мотоциклисты прибыли вовремя, сразу усилив стык между дивизией Квашнина и ее соседом. Весьма эффективными оказались удары по врагу бомбардировочной и штурмовой авиации 1-й воздушной армии генерал-полковника Т. Т. Хрюкина. С каждым часом у гитлеровцев оставалось все меньше надежды избежать плена. Продолжая сопротивление, окруженные обрекали себя на гибель. Спасти их могло только одно: сдача в плен.

А между тем, форсировав Западную Двину, наши части уже овладели центральным районом Витебска и утром 26 июня 1944 года древний город Белоруссии был полностью очищен от гитлеровских захватчиков. Первой вступила в Витебск 158-я дивизия 84-го стрелкового корпуса, которой командовал полковник И. И. Гончаров.

Командующий фронтом торопил нас закончить разгром окруженной группировки. Ее уже удалось разбить на три части, надежно блокировав каждую. Войска были готовы к решающей атаке. Артиллерия всех калибров знала свою задачу — неотступно следовать за пехотой.

Последнее и решительное наступление началось залпом реактивных установок.

Ознакомившись с показаниями первых пленных, я пришел к выводу, что наступил момент предъявить противнику ультиматум о капитуляции. Позвонил И. Д. Черняховскому.

— Если целесообразно, действуйте, — согласился он.

Короткий текст ультиматума передавался через мощные радиоустановки политотдела армии. Набравшись терпения, мы в течение часа «просвещали» гитлеровцев.

Сначала белые флажки появились лишь на отдельных участках, но постепенно огонь противника стал затихать и наконец прекратился по всему фронту. Немцы капитулировали.

В результате Витебской операции противник потерял только убитыми двадцать тысяч человек. Девятнадцать тысяч гитлеровских солдат и офицеров было захвачено в плен.

Эти красноречивые цифры не нуждаются в комментариях.

Задача, которую в этой операции решала 39-я, была лишь попутной в масштабах фронта. Во взаимодействии с 43-й армией мы помогали развивать успех, достигнутый под Витебском. За четыре дня боев по ликвидации окруженной немецкой группировки мы продвинулись всего на тридцать шесть километров. Но при этом удалось вырезать такой огромный участок в обороне гитлеровцев, который они уже не смогли закрыть. Более того, при выполнении задачи, поставленной командованием фронта, 39-й и 43-й удалось окружить и уничтожить значительную группировку противника, включавшую две авиапехотные и три пехотные дивизии, а также отдельные части и подразделения 3-й танковой армии немцев. Сделано это было почти исключительно силами своих стрелковых соединений и приданных им артиллерийских средств. А такое не часто случалось в годы войны.

Исход любой, самой тщательно разработанной операции решает в конечном счете человек с оружием. Не безыменные герои совершают ратные подвиги!

Армия наступала двумя корпусами, и перечислить всех отличившихся — дело для меня непосильное. Но о некоторых участниках боев за Витебск считаю своим долгом поведать читателю, предварив свой рассказ одной немаловажной для военного мемуариста оговоркой.

Командуя дивизией, я знал в лицо многих комбатов, а приняв корпус (в его состав временами входило до шести дивизий), удерживал в памяти всех командиров полков. Теперь я командовал армией и, естественно, еще дальше находился от тех, кто лично выполнял на поле боя поставленные задачи — от солдат и сержантов, от командиров взводов, рот. Должность человека, задачи, которые он решает, в значительной степени определяют и сферу его видения, объем доступной ему информации, круг лиц, с которыми он общается. Но автору военных мемуаров, какую бы должность он ни занимал во время войны, крайне важно не упускать из виду ратные подвиги тех, кто сражался под его командованием. В этом смысле я многим обязан ветеранам 39-й армии. Встречаясь с ними уже в мирные годы, перечитывая истории отдельных частей и соединений, боевые и политические донесения, мы воскрешали в памяти не только некоторые эпизоды, но имена и судьбы людей.

Солдатское спасибо им за это.

Не знаю, откуда пришла к нам эта песня. Судя по словам и мотиву, сложили ее давно, а запели под Витебском, — видно, отвечала она сокровенной думе солдат 39-й армии.

Ничто еще не указывало на близость наступления, а солдатская песня уже торопила, звала в бой:

Был в нашей армии молодой снайпер Саша Греков, родом из Краснодара. Под Витебском ему исполнилось девятнадцать, и он отметил день рождения, сразив девятнадцатого по снайперскому счету фашиста. Воевал смело, хитро. Ранило его совершенно случайно: ночью у самой засады снайпера разорвался шальной немецкий снаряд. В госпитале Грекову предоставили длительный отпуск. Он отказался и вернулся в свой гвардейский полк. Даже самым близким товарищам не сказал, что сидят в нем два осколка от вражеского снаряда. Полк стоял в обороне, и снайпер продолжал «охоту».

В первый день летнего наступления под Витебском и в первой же атаке Грекова ранило опять. В роте гвардии старшего лейтенанта Журавлева всем комсомольцам перед атакой вручили красные флажки. Заалеет такой флажок над бруствером вражеской траншеи — и вся цепь атакующих видит: комсомольцы впереди, есть по кому равняться!

Ворвавшись в траншею противника, Саша Греков воткнул над бруствером свой флажок.

— Ходу, братцы, ходу! — кричал он прыгавшим через траншею солдатам. А сам уже не мог бежать дальше. Обливаясь холодным потом, левой рукой он прижал к стенке траншеи пленного, а правой едва удерживал автомат.

Санитар заметил, что Греков ранен, и остановился.

— Я сам, — тихо сказал ему Греков. — Гляди, что впереди…

Впереди, над бруствером второй траншеи, уже развевался флажок комсорга роты рядового Чабаняна и парторга роты сержанта Бадмаева.

Вместе с пленным явился Греков на медпункт, наскоро перевязал рану и догнал роту, когда она вела бой за высотку. Там Грекова в третий раз, но уже тяжело, ранило и контузило. Унесли его с поля боя в бессознательном состоянии.

— Отвоевался наш Сашка, — сказал санитар. — Коли выживет, все равно не боец.

Пролетело горячее лето. Мы подходили к границам Восточной Пруссии. В роте Журавлева мало уцелело тех, кто сражался под Витебском. Сашу Грекова бойцы помнили, но уже потеряли надежду получить от него весточку. А он явился сам. Из московского госпиталя долго добирался к литовскому хутору, на окраине которого и нашел свою роту. У перекрестка двух большаков увидел Саша знакомый указатель и последние метры дороги уже не шел — бежал.

По случаю возвращения гвардейца в роте был праздник. Приехал на этот праздник командир полка, объявил приказ генерала о присвоении Грекову звания гвардии старшины, а своим приказом назначил его командиром группы по обучению молодых снайперов.