Герман ведёт бригаду
(Воспоминания партизана) - Воскресенский Михаил Леонидович - Страница 22

Повар Вася подает разведчику полный ковш воды. Мгновенно осушив его, боец коротко докладывает:

— С утра я вел разведку в направлении озера Сево. Там сегодня бойцы Грозного отбивались от карателей. Сейчас отряд отступает к Ровняку. Фашисты идут следом.

— Так-так, — вслух думает Герман. — Значит, сосед попал в тяжелое положение. Ну-ка, Миша, найди на карте место, где ты оставил Грозного.

Разведчик подошел к столу и показал, где находится отряд.

Герман измеряет курвиметром расстояние, задумывается и говорит:

— Часа через два и соседи и каратели будут в Ровняке. Надо готовиться к встрече. Сделаем так. На южной окраине деревни и ближайших высотах займем оборону. Отряд Ивана Грозного сегодня воюет с утра и уже порядочно вымотался, ему надо дать отдых. Мы его пропустим в Ровняк и отправим в свой тыл, а «заботы» по приему незваных гостей возьмем на себя. Все по местам!

Комбриг быстро поднялся из-за стола.

— Иван Васильевич, — приказал он начальнику штаба, — пошли нарочных в полки и предупреди об обстановке.

На случай боя каждому штабному командиру было определено свое место. В мои обязанности входили функции «начальника тыла», то есть обеспечение соответствующего порядка среди тех служб штаба, которые непосредственного участия в боях принимать не должны были. К ним относились санитарная часть бригады, подразделение связи, хозчасть и боепитание.

Я отправился к своим подопечным. По дороге задержался у дома, где размещались пулеметчики. Они видели верхового и, конечно, поняли, что предстоит бой. Готовятся к нему — заряжают запасные диски. Среди пулеметчиков заметил Володю Григорьева, своего бывшего ординарца. Спрашиваю:

— Ну, как, Володя, не пустим сегодня немцев в Розняк?

— Не пустим, товарищ начальник. Угостим как следует.

Володя самый молодой в пулеметной группе — ему едва минуло 16 лет. В бою он будет участвовать не первый раз, но ведет себя по-мальчишески: горстями запихивает патроны в карманы своего полушубка и в каждый карман старается втиснуть по гранате.

От пулеметчиков иду к дому санчасти. Там тоже знают о предстоящем бое. Повозочные уже запрягли лошадей. Они кладут в сани сено, покрывают его одеялами, на всякий случай готовят подводы для раненых. Захожу в дом. Раненые бойцы уже одеты. Медицинские сестры пакуют в сумки бинты и медикаменты.

Проверив остальные службы, спешу на южную окраину деревни, где сейчас находится Герман. Улица в этой части Ровняка сбегает под гору, крайние дома стоят в низине. За ними заснеженное поле, поднимающееся полого вверх, к синеющей кромке леса. По бокам поля поросшие кустарником небольшие высотки. На них уже расположились наши пулеметчики и автоматчики штабного отряда. Дорога к Ровняку проходит посреди поля. Значит, как только каратели выедут на нее, они окажутся зажатыми в партизанские клещи.

Герман в бинокль осматривает лесную опушку. Вдалеке слышны отдельные винтовочные выстрелы, короткие пулеметные очереди. Вскоре появляется конный разведчик. Он подскакивает к нашей группе и докладывает комбригу:

— Идут. И наши и немцы.

И почти сразу на опушке показывается голова колонны: несколько подвод и торопливо идущие люди. Это партизаны Ивана Грозного. К Герману подбегает командир отступающего отряда, но комбриг предупреждает его доклад:

— Не останавливаться! Быстрее ведите бойцов в деревню. Очищайте поле.

Заметив меня, Герман говорит:

— Товарищ Воскресенский, все ваши «тылы» выводите на улицу и на всякий случай держите наготове.

Я побежал в деревню. Размещаю службы за стенами строений, выставляю охрану.

Мы находимся посередине деревни. Отсюда хорошо просматривается поле, на которое из леса выползает темная, копошащаяся лента. Каратели. Они останавливаются. Видимо, заметили впереди что-то неладное. Но поздно. На фашистов обрушивается перекрестный огонь. Сквозь треск стрельбы слышится многоголосое «ура!» От деревни и с соседних высоток партизаны ринулись в атаку.

Невдалеке от нашей санчасти вспыхнул пожар. В небо выкинуло клуб черного дыма и желтые языки пламени. Загорелся сарай, в который попали немецкие зажигательные пули. Крестьяне и мои «тыловики» дружно начали тушить пожар, растаскивая горящие бревна и забрасывая огонь снегом.

Михаил Бабыкин — отважный истребитель фашистских танков.

А стрельба уже отдалилась от Ровняка, доносится она из глубины леса. Через некоторое время в деревню возвращаются участники боя. От них узнаем подробности разгрома карателей.

Штабной отряд атаковал гитлеровцев с трех сторон сразу. С маузером в руке комбриг первым ринулся навстречу врагу. Фашисты лихорадочно стали занимать оборону на опушке леса. Они успели установить на высоте пулемет. Коммунист Иван Скобелев, Сергей Лебедев и Володя Григорьев подбежали к высотке. Они уничтожили гранатами очень опасную для атакующих огневую точку. Но откуда-то сбоку по ним открыли огонь из автоматов. Скобелева и Григорьева смертельно ранило.

Карателям так и не удалось закрепиться в обороне. Они были рассеяны по лесу.

Вечером, за ужином, все делились впечатлениями о бое.

— Ничего не скажешь, — говорил Тужиков, — клещи получились хорошие, будут долго их помнить гитлеровцы. Только вот один вопрос меня беспокоит: нужно ли было командиру бригады по-чапаевски нестись впереди атакующих с пистолетом в руке?

— Комбриг у нас от пуль заговоренный От него даже осколки отскакивают, — попытался свести к шутке вопрос Тужикова Исаев.

Герман же ответил серьезно:

— Не ругайся, Алексей Алексеевич. Нужно было. Ребята давно меня в атаке не видели. Это — раз. А во-вторых, и это самое главное, сегодня Шпейман не ввел еще в игру свои главные козыри: артиллерию, танки, авиацию. Вот когда он пойдет ими — тогда и у меня на командном пункте «дирижерской» работы будет по горло. Думаю, что это произойдет на днях.

Комбриг наш как в воду глядел. Каратели не оставили бригаду в покое.

В середине марта мы опять пришли в Ровняк, чтобы на озере Лучно, расположенном недалеко от деревни, принять самолеты. Вечером 14 марта проводили к озеру Тужикова, улетавшего в Валдай, и расположились на отдых. Ночь прошла спокойно. А ранним утром по «партизанской столице» ударили фашистские пушки.

Одновременно начался обстрел населенных пунктов Ново-Волосово, Лошково, Малыгино, Хозаново и Луковищи, где стояли наши полки. Было ясно, что на этот раз Шпейман организовал против партизан генеральное наступление. Позже от пленных и перебежчиков мы узнали, что фашистское командование для массированного удара сняло гарнизоны из поселков Славковичи, Карамышево, Вышгород и одиннадцати крупных сел. Участвовали в наступлении и некоторые подразделения полевых войск 16-й немецкой армии. Всего против 3-й, 3-й и 2-й бригад ленинградских партизан было брошено свыше трех тысяч гитлеровцев.

Сконцентрированы эти крупные силы были вдалеке от партизанских деревень. По плану Шпеймана, очевидно, предполагалось совершить под покровом темноты молниеносный марш-бросок и ночью напасть на нас. Но каратели, привыкшие по ночам отсиживаться в укрепленных населенных пунктах, не умели делать такие переходы. С началом атаки они опоздали. Да и весь расчет противника на внезапность был построен на песке. Все последние дни Герман держал бригаду в постоянной готовности к бою, требовал усиленной караульной службы, ювелирной работы разведчиков. И эти его указания всегда неукоснительно выполнялись, где бы бригада ни располагалась.

Когда партизаны выдержали первый натиск, Герман приказал командирам полков и отрядов навязать гитлеровцам ближний бой. Тогда артиллерийский обстрел и бомбежка нас с воздуха оказались бы немыслимыми — бомбы и снаряды могли попасть в боевые порядки самих карателей.

Тринадцать часов подряд длился ожесточенный бой, и лишь в одном направлении гитлеровцам удалось продвинуться на два километра. Геройски сражался на окраине деревни Хозаново отряд ленинградских комсомольцев под командованием коммуниста Загороднюка. Смертельно раненный боец этого отряда Степанов не оставил своего пулемета и вел огонь по врагу, пока билось сердце. Несколько атак отбил отряд Бурьянова. Пулеметчик Чуднов более часа разил меткими очередями врага и удержал важную для нас высоту. По приказу Германа отряд покинул Ровняк, когда в деревне, подожженной снарядами, догорал последний дом.