Тайны Васильков или мое нескучное лето (СИ) - Филимонова Лина - Страница 40

— Еще? — спросила баба Груша, снова беря в руки графин.

— Нет, — Ваня покачал головой. — Достаточно.

Баба Груша выглядела чрезвычайно довольной, удаляясь с графином и стаканами в дом. Белка тем временем разлила чай, баба Груша вернулась с еще одной вазочкой варенья, и тут началось.

— Ну, — баба Груша, раскрасневшаяся и с заблестевшими глазами, как будто это она выпила сейчас сто грамм водки, обратилась к Ване. — Как жить думаешь?

— А чего думать, — глубокомысленно ответил Ваня. — Как люди живут, так и буду. Чего велосипед изобретать.

— Люди-то, чай, разные бывают, — заметила баба Груша.

— Разные меня не интересуют, — сказал Ваня. — А вот, к примеру, дед мой, Прохор Константинович, был кузнецом.

— Да ну, — заинтересовалась баба Груша. — А где он жил-то?

— А жил он в Сибири, — сказал Ваня. — И был у него большой дом из цельных бревен. Я его в детстве видел, когда меня в дедову деревню возили, и на фотографиях. И решил такой же построить.

— Молодец, — одобрила баба Груша. — Только дому хозяйка нужна.

— Еще бы, не нужна, — согласился Ваня и кинул быстрый взгляд на меня. — Только хозяйку найти не так просто, как дом построить.

— Ну, это ты загнул. Неужто нет никого? Девок-то полно. Тем более в городе.

— Полно-то полно, да все не те.

— Так никого и не нашел? — спросила баба Груша, хитро на него поглядывая.

— Ну почему не нашел, — медленно произнес Ваня и замолчал.

— И что? — спросила баба Груша.

— Пока не знаю, — пожал плечами Ваня. — Не от меня зависит.

— А деток-то хочешь? — спросила баба Груша.

— А как же, — сразу отозвался Ваня. — Не меньше пяти штук.

— Молодец, — уважительно произнесла баба Груша.

Я вертелась на своем стуле, как уж на сковородке и не знала, как прекратить это безобразие. Очень уж складно у них все получалось, как будто месяц репетировали. Реплика за репликой, и слова вставить некуда. Я, Белка, Колька и Света только успевали глаза переводить с Вани на бабу Грушу и обратно.

— Ну все, — сказала я, вскакивая и хватая Ваню за руку. — Нам пора. У нас еще одно дело есть. Очень важное.

— Ну ладно, — неожиданно согласилась баба Груша. — Раз важное, то идите.

И мы пошли. Перед уходом Белка шепнула мне, что сегодня днем видела Антона, который стоял у забора возле моего огорода и что-то пристально рассматривал. А когда она его окликнула, сделал вид, что ничего особенного не происходит. Опять Антон! Сдался ему мой огород. Что-то здесь нечисто…

— Ты что, — набросилась я на Ваню, как только мы оказались по ту сторону калитки. — Совсем с ума сошел, что ли? Пять штук детей ему нужны, видите ли!

— Ну, если пять для тебя слишком много, то я согласен и на четверых, — улыбаясь, произнес Ваня.

— Что?! — у меня от такой наглости прямо-таки язык отнялся. — Ты…

— Ну ладно, ладно, — Ваня успокаивающе погладил меня по руке. — Пусть будут трое. Тоже неплохо.

Я резко выдернула руку из его руки и молча пошла к своему дому. Ваня догнал меня и пошел рядом.

— Не обижайся, — сказал он уже совсем другим голосом. — Сама посуди: что мне оставалось делать? Мне кажется, я действовал вполне… в соответствии.

— В соответствии с чем?

— Со сценарием, — ответил он. — А разве нет?

— Давай все это выбросим из головы, — предложила я, останавливаясь перед калиткой. — Нас действительно ждет очень важное дело, на котором мы должны полностью сосредоточиться.

— Васильки? — спросил Ваня.

— Васильки, — кивнула я.

Глава 20, рассказывающая о самых разных васильках

Список оказался не очень длинным. Всего шесть пунктов и седьмой под вопросом. В первую очередь, конечно, обои в гостиной. На них васильки. И маки. Но маки — это не важно.

— И что? — произнесла я в пространство, пристально разглядывая один из васильков на обоях.

— Скорее всего, ничего, — сказал Ваня. — Это же обои. Под ними, конечно, можно спрятать какую-нибудь бумагу, но не более того.

— А, может, где-то под обоями — тайник, — предположила я. — Выдолбленный в стене.

— Тогда он может быть в любом месте любой из четырех стен. Не очень-то точное указание.

— А вдруг какой-то из цветков на обоях чем-то отличается от остальных? — осенило меня.

И мы принялись внимательно изучать васильки на обоях. Через несколько минут у меня уже рябило в глазах, но сдаваться я не собиралась. Ваня тоже проявил упорство, и мы-таки осмотрели все васильки до одного, включая те, которые были под самым потолком. Никаких существенных отличий какого-нибудь отдельного цветка от других мы не нашли. Правда, на васильке возле выключателя было грязноватое пятно, а васильки на обоях за комодом и позади кресла оказались более яркими, чем остальные, но, совершенно очевидно, что ничего из этого не следовало всерьез принимать во внимание.

Мы отправились на кухню, чтобы исследовать картину неизвестного художника, изображающую вазу с васильками. Мы рассмотрели, ощупали и даже обнюхали картину. Мы вытащили ее из рамы и внимательно изучили раму, хотя изучать было совершенно нечего. Рама была изготовлена из деревянных планок и никоим образом не могла содержать в себе каких-либо тайников. На обороте картины обнаружилась надпись: «12. 07.1975».

— Может, это шифр? — осенило меня.

— Вполне возможно, — согласился Ваня. — Я даже знаю, что тут зашифровано.

— Что? — спросила я с замиранием сердца.

— Число, когда эта картина была закончена.

Я обижено фыркнула.

— А ты не допускаешь мысли, что именно так, под видом безобидной даты, можно зашифровать что-нибудь таинственное и никто никогда не догадается?

— Вот именно. Никто и никогда.

В глубине души я была с ним согласна. Даже если предположить, что это действительно шифр, что на самом деле маловероятно, то он должен быть таким, чтобы я могла его расшифровать. А как я могу расшифровать это?

Потом были открытки. Я достала из комода всю пачку и выбрала из нее те, где в изображении присутствовали васильки. Их оказалось четыре. На одной были васильки с чайными розами, на второй — просто васильки, на третьей — много ромашек, колокольчиков, клевера и совсем немного васильков, а на четвертой — очень странное изображение васильков вперемежку с гвоздиками, перевязанными красной ленточкой, на которой золотыми буквами было написано «мир труд май». Все открытки были присланы бабушке разными людьми, на каждой был штемпель и обратный адрес, а кроме того — обычные слова поздравления. Только последнее поздравление показалось мне необычным. Кто-то поздравлял бабушку «с международным праздником солидарности трудящихся, со светлым первомаем!». Дичь какая-то. Но к нашей проблеме вряд ли имеет отношение.

В бабушкином шкафу обнаружилось толстое покрывало с крупными васильками. Не помню, чтобы бабушка когда-нибудь им пользовалась. Наверное, потому, что оно слишком большое и тяжелое.

Еще были остатки чайного сервиза: сахарница, заварочный чайник и две чашки с блюдцами. На каждом из предметов были изображены по три василька, окруженных мелкими листиками, совсем не похожими на те, которые растут у настоящих васильков. Мы с особым вниманием все это осмотрели, особенно чайник. Ване даже удалось заглянуть в его загнутый носик с помощью фонарика. Ничего. В сахарнице лежало несколько пожелтевших квитанций. Тоже, можно сказать, ничего.

Последнюю вещь с васильками мы чуть не пропустили. Она настолько примелькалась, что я совершенно не обращала на нее внимания. Я каждый день брала ее в руки, резала на ней хлеб и овощи, мыла ее и вешала на место. Я говорю о разделочной доске. Она была довольно старой, и рисунок на ней почти совсем стерся. А нарисованы на ней были, естественно васильки. С одной, нерабочей, стороны. Понятно, что сама по себе доска не может служить тайником или чем-то в этом роде. Но она была не сама по себе, а с вешалкой. Деревянный ромбик со стороной около пятнадцати сантиметров и деревянным же штырьком посередине. Ромбик был закреплен на стене слева от раковины.