Однажды в Париже (СИ) - Кристиансен Ребекка - Страница 5

Но, так или иначе, эта женщина воспитала меня. Так или иначе, я выросла среди всех ее плохих решений, банальности и бесстыдной мелочности. И я возвышаюсь над всем этим, словно птица Феникс или иная подобная фигня.

Держу пари, что ничто не сможет навредить Фениксам. Хоть у меня все еще стоят слезы в уголках глаз.

Движение ускоряется, и мы, наконец, съезжаем с автострады. Мама продолжает молчать. Мы сворачиваем после указателя «МОЛОДЕЖНЫЙ ЦЕНТР ЛЕЧЕНИЯ МОРНИНГСАЙДА» и паркуемся на большой стоянке. Только после того, как мама глушит двигатель, она, в конце концов, пытается что-то сказать:

— Кейра, я…

— Подожди, — прерываю я ее. — Если тебе, в самом деле, не жаль, не извиняйся.

Мое сердце окончательно разбивается, когда она так и не пытается сделать это.

Медицинский центр прекрасен; даже в моем разбитом душевном состоянии я могу оценить это. Окна от пола до потолка пропускают свет, медсестры улыбаются, красочные фрески украшают стены. Мама здоровается с девушкой на ресепшене и входит, прекрасно зная, куда идти.

Комната Леви находится в конце холла.

Пройдя несколько дверных проемов, я внезапно останавливаюсь. Мама заходит в комнату, будто ничего особенного не происходит. Она знает, что сейчас увидит.

Когда думаю о Леви, я думаю о резиновых сапогах – его любимой обуви еще с тех пор, когда он был малышом. О многочисленных игрушечных Годзиллах, потому что одного было недостаточно. О потных пультах от Xbox с того времени, когда мы с ним могли не спать всю ночь, играя в глупые детские игры. Это даже не было очень давно – мы все еще играли в «Шрека» и «Гарри Поттера лего», когда мне было пятнадцать, и я была полностью увлечена Генри, моим первым студентом по обмену из Франции. Мы с Леви разделились, вместо того, чтобы быть одним и тем же. Я бросила его.

Что я увижу, когда войду? Моего брата или его залеченного двойника с навешенными на него ярлыками: психически больной, аутист, шизофреник.

Наконец, глубоко вздохнув, я поворачиваю за угол и вхожу в палату. Я вижу Джоша, который сосредоточенно смотрит телевизор. Он сидит рядом с кроватью. А потом я натыкаюсь взглядом на Леви.

Он лежит на подушках, одетый в футболку с зомби (окей, уже нормально) и серые тренировочные брюки (тоже нормально). Его темно-рыжие волосы в полном беспорядке (нормально), но выглядят чистыми (что совершенно ненормально). Его очки в обычном состоянии: кривые и грязные. Его тело выглядит больше, чем я помню, он выше, шире и намного, намного толще. Когда же он успел так вырасти, что его неуклюжие ноги свисают с кровати? Когда его плечи стали размером с плечи полузащитника? Когда его руки стали такими огромными, что когда он кладет их на живот, он становится больше? Как я не заметила, как он вырос и уже не тот «маленький братик»?

— Я ненавижу «Непобедимого воина», — монотонно говорит Леви. — Какого черта Наполеон и Джордж Вашингтон сражались один на один? Они – генералы, а не чертовы пехотинцы. Дайте каждому из них по паре тысяч человек и приличное поле боя, и тогда, возможно, вы могли бы назвать одного из них победителем.

Мама как-то напряженно засмеялась.

— Леви, твоя сестра здесь, — говорит она.

Леви поднимает на меня глаза. Немного ворчит.

— Привет, Леви, — говорю я. — Как ты?

— Хорошо, надо полагать.

Ничего больше. Я просто киваю. Мама с Джошем переглядываются.

— Почему бы нам с Джошем не пойти за какой-нибудь едой? — говорит мама. — А вы, ребята, можете вместе посмеяться над этим глупым шоу.

Я занимаю стул, на котором до этого сидел Джош. Очередной эпизод «Непобедимого воина» близится к концу, и Леви смотрит его в тишине. Его руки сжаты в кулаки и лежат на коленях. Я не могу прекратить смотреть на него. Мне надо бы поговорить с Леви, попытаться приободрить или что-то в этом духе. Ничего более содержательного чем «Как ты?» я придумать не могу.

— Я же сказал тебе, — отвечает он. — Хорошо.

— Чем ты занимался?

— Разными больничными вещами, — говорит Леви, как будто это и так понятно. Но раздражение уходит, когда он продолжает: — На днях мне делали МРТ.

МРТ? Разве это не та штука, которую делают людям с опухолью мозга? Я пытаюсь ответить ему, будто не витаю где-то далеко.

— О, правда? И на что это похоже?

— Громко. И еще раздражающе, потому что тебе нужно быть полностью неподвижным.

— Правда?

— Да.

Я покусываю щеку изнутри.

— Эмм... они нашли что-нибудь?

— Еще не знаю. Но та комната, где стоит машина МРТ… Там такие классные потолочные плитки.

— Да?

— Ага. Вероятно, это самые интересные плитки, которые я когда-либо видел.

Я улыбаюсь и чувствую, будто перенеслась в прошлое. Вот это прежний Леви. Это тот ребенок, в чью комнату я бы могла прокрасться посреди ночи, чтобы тайно посмотреть «Остина Пауэрса» или «Черепашек-ниндзя». МРТ и другие многочисленные медицинские манипуляции не стерли его личность. Тот прежний Леви никуда не ушел.

Вдруг меня в полной мере поражает осознание того, что два месяца назад я действительно чуть не потеряла его.

— О, потом будут «Разрушители легенд», — продолжает Леви, беря пульт и делая громче. — Почему на историческом канале есть такие шоу, как это?

Я смеюсь, но вперемешку со слезами. Плач бесит его, и я надеюсь, что он не заметит.

Мы смотрим первые минуты «Разрушителей легенд» в тишине, и во время первой рекламы Леви говорит:

— Итак, когда ты уезжаешь?

— Думаю, я останусь, пока мама не решит возвращаться домой. Или если ты хочешь, чтобы я ушла раньше, то, возможно, я могла бы поехать домой с Джошем.

— Нет, я имел в виду в Европу.

— Оу! Эм… у меня пока нет никаких планов.

Леви начинает морщить губы. Обычно он делает так перед тем, как солгать, рассказать шутку или когда решается озвучить что-то непростое. Что же будет на этот раз?

— Я думаю, ты скоро уедешь, — говорит Леви.

— Я так не думаю. Не тогда, когда ты…

Восстанавливаешься после попытки самоубийства. Я проглатываю эти слова.

— Когда ты поедешь, ты должна посетить Чернобыль, — говорит Леви. — Сейчас там практически безопасно. Тебе просто нужен счетчик Гейгера и гид, который знает местность.

Я улыбаюсь.

— Звучит круто.

Он ворчит. Мне хочется надеяться, что в одобрении.

— Я слышал историю про то, что, когда деревья растут, то выводят радиацию из земли. А их плоды отравлены и все в таком же духе.

— Ужасно.

— Ага.

Мы смотрим «Разрушителей легенд», пока мама и Джош не возвращаются со стаканами кофе в руках.

— Как дела, ребята? — спрашивает мама. Она ставит стул передо мной и Леви. У нее округляются глаза.

Джош садится напротив телевизора

— Они пытаются ходить по воде? — говорит он, хихикая.

— Да. — Леви выдавливает из себя это слово, будто оно причиняет ему боль. Он снова становится угрюмым.

— Доктор Пирсон должен скоро прийти, Леви, — говорит мама. — Ты хочешь, чтобы Кейра была в это время здесь? Мы можем быть тут всей большой семьей.

Он ничего не отвечает.

Когда приходит медсестра, мы все следуем за ней в кабинет, окна которого выходят во внутренний дворик, где расположен сад. Спустя полчаса ожидания, наконец, приходит доктор Пирсон.

— Здравствуйте, здравствуйте, — говорит доктор, пожимая поочередно руки мамы, Джоша и, наконец, мою. — Вы, должно быть, сестра?

— Да. Приятно познакомиться, — отвечаю я. После этого доктор Пирсон присаживается. Он даже не особо смотрит на Леви, который сидит рядом с ним за круглым столом, сложив руки на своем большом животе.

— Итак, сейчас мы принимаем «Прэксит» и «Триоксат», чтобы поддерживать настроение и контролировать симптомы депрессии, — говорит доктор Пирсон, читая лежащие перед ним бумаги. — Со всем остальным относительный порядок, у Леви хорошее физическое здоровье, нужно только пить больше воды, есть больше овощей, но мы над этим работаем. Каким вы находите его в последнее время?