Принцы демонов. Умирающая Земля. Хроники Кадвола. Планета приключений. Книги 1 - 16 (СИ) - Вэнс Джек Холбрук - Страница 91

Стражники, наполовину ошеломленные, в нерешительности переминались с ноги на ногу. Герсен распахнул дверь и вместе с Алюз Ифигенией прошел внутрь.

В передней они остановились. Мраморные статуи, стоявшие в нишах по обе стороны, бесстрастно глядели на них сверху вниз. Герсен заглянул в один из холлов, прошел под аркой, остановился перед закрытой дверью, прислушался. В помещении за дверью явно происходила какая-то возня. Герсен повернул дверную ручку – дверь была заперта. Снова воспользовавшись лучеметом, он взломал замок и ринулся внутрь.

Полураздетый Сион Трамбле заметался в замешательстве по комнате. Он открыл рот, что-то нечленораздельно прокричал.

– На нем одежда Падербуша! – задыхаясь, произнесла Алюз Ифигения.

И так оно и было на самом деле – на особой подставке висели зеленые и синие одежды Сиона Трамбле, а сам он скидывал с себя грязную одежду, которая до сих пор была на Падербуше. Вот он потянулся к шпаге, но Герсен рубящим ударом выбил ее у него из рук. Тогда он бросился к полке, где хранил различное другое оружие, однако Герсен уничтожил ее одним залпом из лучемета.

Сион Трамбле медленно развернулся и бросился на Герсена, как бешеный зверь. Герсен громко расхохотался, пригнулся, нанес удар плечом в живот Сиона Трамбле, ухватился за мгновенно взметнувшееся колено противника и швырнул его через себя. При этом он успел схватить его светлые волнистые волосы, и, когда Сион Трамбле, сделал отчаянную попытку приподняться и стать на ноги резко потянул их на себя. Мгновенно с головы Сиона Трамбле слетели золотистые кудри, вслед за ними – и все лицо. Рука Герсена держала за волосы теплую резиновую маску, безукоризненно прямой нос скривился набок, безвольно обмяк рот. У валявшегося на полу человека не было лица. Только голый череп, обтянутый тонкой прозрачной пленкой, сквозь которую просвечивались бледно-розовые и ярко-красные лицевые мышцы. Из-под обнаженного лба, над черным провалом ноздрей злобно сверкали лишенные век глаза. Искривился безгубый рот, обнажив вдруг особенно бросившиеся в глаза белые зубы.

– Кто… что это? – едва слышно спросила Алюз Ифигения.

– Это, – ответил Герсен, – хормагаунт. Это и есть Кокор Хеккус. Или Билли Уиндл. Или Зеуман Отуал. Или Падербуш. Или еще десяток других. И вот теперь пришло его время. Кокор Хеккус – ты помнишь налет на Маунт-Плезант? Я явился для того, чтобы покарать тебя.

Кокор Хеккус медленно поднялся на ноги, вместо лица явив перед Герсеном череп гниющего трупа.

– Когда-то ты сказал мне, что боишься только смерти, – произнес Герсен. – Сейчас ты умрешь.

Кокор Хеккус издал только какой-то нечленораздельный хрип.

– Всю свою жизнь, – продолжал Герсен, – ты совершал одно гнусное злодеяние за другим. Мне бы следовало умертвить тебя, предварительно подвергнув самым ужасным мучениям – но достаточно будет и того, что ты просто умрешь.

Герсен поднял лучемет. Издав дикий клокочущий вопль, Кокор Хеккус рванулся вперед, взметнув руки перед собой – и тут же рухнул, натолкнувшись на огненный сноп.

На следующий день был повешен мажордом Атер Кэймон – пособник, ставленник, компаньон и наперсник Кокора Хеккуса. Стоя на высокой складной лестнице, он вопил над объятой ужасом толпой:

– Дурачье! Дурачье! До вас хотя бы дошло, как долго вас обманывали и доили, пускали из вас кровь? Куда девалось ваше золото, ваши воины, ваши прекраснейшие женщины? В течение целых двух сотен лет! Именно столько лет я здесь хозяйничал – а Кокор Хеккус еще дольше! Против Бурых Берсальеров он посылал наилучших среди вас, и они погибали напрасной смертью. К его ложу доставляли ваших красавиц. Иные из них возвращались домой, другие исчезали бесследно. Вы зальетесь слезами, когда узнаете, какова была их судьба! Наконец он умер, наконец умираю и я, но – вы дурачье! Глупцы!

Палач вышиб лестницу из-под его ног. Толпа в оцепенении глядела на дергающееся тело мажордома, глаза которого мгновенно остекленели.

– Как же вы все-таки догадались? – спросила все еще бледная от ужаса Алюз Ифигения, прогуливаясь с Герсеном в саду дворца барона Энделя Тобальта.

– Сначала подозрения у меня вызвали руки Сиона Трамбле. У него хватило ума держаться совсем не так, как Падербуш, но руки остались теми же самыми: с длинными, тонкими пальцами, гладкой, лоснящейся кожей, длинными ногтями на несколько вытянутых больших пальцах. Такие руки я уже видел, но сначала не мог вспомнить у кого – пока еще раз не присмотрелся к Падербушу с более близкого расстояния. Кроме того, Сион Трамбле разоблачил себя сам. Ему было известно о том, что вы решили не выходить за него замуж – он сам сказал мне об этом. Но только три человека могли знать об этом: вы, я и Падербуш, потому что только в форте вы пришли к такому решению. Когда я услышал об этом от Сиона Трамбле, то сразу же глянул на его руки – и увидел подтверждение своей догадки.

– На какой планете мог родиться и вырасти такой подлец? Какие родители…

– Его буйное воображение было для него благословением и проклятием одновременно. Одной жизни для него оказалось недостаточно. Ему обязательно нужно было испить из каждого источника, познать все, на собственном опыте, испытать любые превратности судьбы, прожигать свою жизнь, не зная меры ни в чем. На Фамбере он нашел мир, соответствующий его темпераменту. Принимая попеременно то или иное обличье, создал свой собственный эпос. Когда же он уставал от Фамбера, то возвращался на планеты Ойкумены – мир, менее послушный его воле, но все же не такой уже скучный. Теперь он мертв.

– А мне теперь еще более, чем когда-либо, необходимо покинуть Фамбер, – сказала Алюз Ифигения.

– Здесь нас уже ничто не держит. Завтра мы трогаемся в путь.

– Почему завтра? Давайте уйдем отсюда прямо сейчас. Мне кажется – я уверена, что смогу отыскать дорогу к космическому кораблю. Путь на север в обход гор Скар Сакау не так уж труден. Ориентиры мне знакомы.

– Что ж, можно и не задерживаться, – сказал Герсен. – В путь так в путь.

Провожала их небольшая группа вельмож Каррая.

– Так вы пришлете сюда корабли из Ойкумены? – неожиданно встревожившись, спросил барон Эндель Тобальт.

– Я пообещал это сделать, и обещание свое намерен сдержать, – ответил Герсен.

– Когда-нибудь – еще не знаю когда – я вернусь на Фамбер, – произнесла Алюз Ифигения, с некоторым волнением обводя взором пейзаж родной планеты.

– Но учтите, – сказал барону Герсен, – стоит появиться здесь кораблям Ойкумены, как придет конец вашему нынешнему образу жизни! Возникнет ропот, тоска по прошлому, неудовлетворенность. Может быть, вам больше нравится Фамбер такой, какой он сейчас?

– Я могу говорить только за себя, – произнес Эндель Тобальт. – Я считаю, мы должны воссоединиться с остальным человечеством, чего бы это нам ни стоило.

Его поддержали остальные.

– Воля ваша, – ответил Герсен.

Алюз Ифигения забралась внутрь форта, за нею последовал Герсен, захлопнул люк, прошел к пульту управления, опустил взор на фирменную табличку.

Машиностроительный завод Пэтча

Патрис, Крокиноль

– Ай да старина Пэтч, – произнес Герсен. – Надо отослать ему отчет, как работает его творенье – при условии, что ему удастся доставить нас к космическому кораблю.

Алюз Ифигения, стоя с ним рядом, прижалась чуть-чуть к плечу Герсена. Глядя вниз, на блестящие темно-золотистые волосы, Герсен вспомнил, как он впервые увидел ее в Обменном Пункте, какою неприметною она тогда ему показалась, и тихо рассмеялся. Алюз Ифигения подняла взор на него.

– Чему вы смеетесь?

– Когда-нибудь узнаете. Но не сейчас.

Улыбнувшись, будто и сама припомнила что-то сугубо личное, Алюз Ифигения больше ничего не сказала.

Герсен нажал на рукоятку «Пуск». Поднялись и опустились тридцать шесть ног. Восемнадцать сегментов передвинулись вперед. Форт взял курс на северо-запад, туда, где в наклонных лучах заходящего солнца ярко сверкали белые вершины Скар Сакау.