Лабутены для Золушки - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 54

– Ты служил в Легионе? – удивился Дмитрий. – Разве французов туда принимают? Я думал – только иностранцев…

– Как правило, да… Но у меня случилась неприятность, пришлось заметать следы. А из Легиона выдачи нет, – Антуан запрокинул голову и расслабленно выпустил в потолок ровное кольцо дыма. – К тому же там можно поменять фамилию и получить новые документы…

Кольцо дыма, сохраняя форму, поднялось на метр с лишним, а потом было деформировано и рассеяно потоком воздуха от вентилятора.

– А что за неприятность? – бестактно спросил Быстров, хотя понял, что разговаривать на эту тему, напарник не настроен. И действительно – тот кольнул его острым взглядом, но расслабленность сделала свое дело: колючесть тут же исчезла.

– Ерунда. Подрались в баре с каким-то арабом, он стал меня душить, пришлось использовать нож… Благодаря этому арабу, я и не стал дипломированным геологом… Впрочем, мне понравилось то, кем я стал…

– Но сейчас ты, похоже, не служишь в Легионе?

– Верно. Однако, ты задаешь слишком много вопросов! – колючий взгляд снова кольнул Дмитрия. – Может, это Бонгани поручил меня прощупать?

Дмитрий покачал головой. Он уже был не рад своему любопытству.

– Нет, конечно. Я не так близок с этими людьми.

– А я, считаешь, близок? – прищурился Антуан, бросив взгляд на лежащий под рукой, и еще пахнущий сгоревшим порохом, пистолет.

Дмитрий так и думал. Но поспешно затряс головой.

– Ничего я не считаю. Просто мы напарники и должны лучше узнать друг друга.

– Узнаем еще, время будет… Мы с тобой проходим под псевдо «Архангелы». И зовут тебя Самуил, а меня Рафаил, – как настоящих архангелов. А сейчас давай спать.

До утра они спали спокойным глубоким сном. Но когда через три дня Архангелы грузились в вертолет, Бонгани между делом сказал, что в ту ночь гостиница «Сова» сгорела, и двое белых постояльцев были убиты. А Траоле, хотя и держался в стороне, но все равно Самуил и Рафаил заметили, что нос у него опух, а из-под темных очков выглядывает огромный синяк.

Борсхана, джунгли, 1991 г.

Двенадцать человек, стараясь не производить шума, растянулись метров на тридцать. Самуил шел в середине цепочки, Рафаил – перед ним. Прокладывал путь старший из туземцев – Кобэ, замыкал шествие Отино. Эти двое держали наготове копья и луки со стрелами, чтобы отбить возможное нападение дикарей или опасных животных, а Кобэ еще и разрубал переплетение лиан и закрывающие дорогу ветки. Благодаря этому, они несли только половину груза. Все остальные, кроме белых, были загружены по полной. И женщины не составляли исключения – они несли столько же, а ширококостная, коренастая Амбала – даже больше мужчин.

Джунгли жили своей жизнью. Кричали и прыгали с ветки на ветку обезьяны, пели птицы. При приближении людей лес настороженно затихал, чтобы через несколько минут снова ожить за спиной. Иногда с дороги уходили крупные звери, с шумом продираясь сквозь плотные заросли. То и дело попадались змеи. Вот толстый удав поспешно уполз в сторону. Брызнули из-под тяжелых ботинок Рафаила лесные ужи. Древесный полоз неожиданно свесился над плечом Чакайда, и идущий следом Отино ножом рассек его пополам.

Экспедиция длилась уже больше года. Поиск в горах не дал положительных результатов – кимберлитовые трубки там имелись, но неудобное расположение и большая глубина залегания делали разработку экономически нерентабельной. Теперь они шли к реке Кванзе, чтобы повторить геологический поиск. Все уже устали, к тому же за прошедшее время они потеряли двоих, и по одной причине: из-за Великого Юки.

Племя юки-юки пользовалось самой дурной репутацией. Не только из-за воинственности и агрессивности, но и из-за стойкой приверженности к поеданию себе подобных. Однажды, правительство Борсханы решило стереть позорное пятно с репутации страны, и покончить с каннибализмом. Заслали в джунгли принявших цивилизованный образ жизни выходцев из племен, те – откормленные, причесанные, в европейских костюмах, с часами на запястьях и авторучками в нагрудных карманах, принялись разъяснять первобытное зло людоедства, которое позорит страну в глазах всего мира. Но что такое абстрактный «весь мир» для племени Самаки-Рофу, если рыба ушла из их владений и надо либо умирать от голода, либо ловить кого-нибудь из племени Имбузи, и набивать животы вкусным сладковатым мясом?

Пропагандисты доставали из кожаных папок распечатки строгих законов и громогласно перечисляли жестокие наказания, грозящие за людоедство… Но разве могут бумаги, пусть даже с внушительными синими, и красными печатями, заменить легко добываемую пищу? И испугают ли туземцев, живущих среди ядовитых змей, крокодилов и враждебных племен, слова о серьезных карах, вылетающие из сытых ртов забывших законы предков перебежчиков? Для них это простое сотрясение воздуха, за которым ничего не стоит…

Словом, убеждение не помогло. Тогда – как это случалось в случае любых затруднений, а без них в Борсхане не обходилось ни одно дело – вместо беспомощных пропагандистов, в джунгли пришли наемники из Иностранного Легиона, солдаты регулярной армии и «Черные леопарды». Показательные казни за людоедство значительно оздоровили ситуацию. Самаки-Рофу, Имбузи и Буру отказались от людоедства, во всяком случае, официально. И только юки-юки, потомки длинноголовой женщины, выданной замуж за говорящего крокодила – упорно, под страхом тотального уничтожения, придерживались каннибальских традиций.

Экспедиция наткнулась на капище Юки совершенно случайно. На фоне черной вогнутой стены из колючего кустарника и сухих веток стояла огромная, в полтора человеческих роста фигура, с угрожающе расставленными лапами. Изготовленная из таких же веток, она имела вид страшного косматого чудовища, готового поймать и сожрать всякого, кто неосторожно подойдет поближе.

Неосторожность проявил Бозед. Может, потому, что был самым молодым, а может оттого, что шел первым и оказался ближе других. По хрустящему настилу из таких же веток, как и все вокруг, он подошел к идолу, обошел его кругом и вернулся с улыбкой на лице и небольшой статуэткой в руке, стоявшей на столбике за охраняющей его огромной фигурой. Ясновидец Коджо закричал и замахал руками, да и его соплеменники испуганно отпрянули – юный Бозед проявил невиданное святотатство. Такими капищами племена юка-юка обозначают пределы своих территорий, а поскольку сама фигура Великого Юки не всегда может сразу же покарать нарушителя своего покоя, ему в помощь поселяют в ветках пятнистых гадюк… Поэтому Бозед был немедленно наказан: вскрикнув, он выбежал к остальным и принялся что-то горячечно говорить Рафаилу, указывая на две обильно кровоточащие ранки в районе щиколотки. Каждому стало ясно, что он просит спасти его, но Антуан рассматривал не роковой след на ноге, а статуэтку в его руке. Потом бросил беглый взгляд на укус и отрицательно покачал головой, что-то объяснив столпившимся вокруг африканцам. Те опечалились, а женщины стали плакать и раздирать себе ногтями лица, как обычно делают на похоронах.

– Яд попал в вену, прививка не поможет, – равнодушно пояснил Антуан на вопрос Быстрова.

– Но можно попробовать! – возмутился тот.

– Бесполезно. И зачем зря тратить вакцину?

Через десять минут жизнь действительно покинула несчастного Бозеда и соплеменники приступили к траурной церемонии. Выпавшая из его руки статуэтка лежала в стороне, и африканцы избегали к ней приближаться. Не привлекая внимания, Антуан поднял ее и сунул в рюкзак. Поймав осуждающий взгляд напарника, он подмигнул:

– Не бойся, все будет по-честному, мы ее разыграем!

– Я не боюсь. Я думаю: что ты сказал его друзьям? Что не хочешь тратить сыворотку?

Антуан скривился.

– Для них это слишком сложно. Я объяснил, что Бозед совершил святотатство и теперь боги не позволят спасти его – никакое лекарство не поможет. Это вполне понятно простым натурам.

Вечером, в палатке, они разыграли статуэтку в кости – у Дмитрия выпало «семь», у Антуана – «пять». Он с сожалением передал трофей напарнику. Тот взял, испытывая неловкость.