Командарм (СИ) - Мах Макс - Страница 30

— В каком смысле? — не понял Семенов.

— В самом прямом. Военную разведку никто ведь не упразднял. Может чей-нибудь Генштаб — а там наверняка есть настоящие профессионалы — перейти теперь к индивидуальному террору, как думаешь?

— Хм… Мысль интересная. Мне почему-то такое даже в голову не…

— Мотив только не ясен.

— Да, латыши или финны, это тебе не Савинков. Мотив не прозрачный, но что-то в этом, Макс, есть. Не будешь возражать, если я эту мысль Уншлихту озвучу?

— Да, хоть самому Феликсу, мне-то что! — Макс встал, потянулся. — Устал, и Рашель, поди, заждалась. Пошли по домам?

— Пошли, — согласился Семенов, спрыгивая с подоконника. — А давай, мы вас в гости пригласим?

— А давай, мы согласимся и придем со своим сахаром! — улыбнулся в ответ Кравцов. — И знаешь что, если будешь говорить с Уншлихтом, я бы еще подумал о поляках. Им, вроде бы, и не резон, но что если они решили таким манером нашу лодку раскачать? Им любая смута у нас, в приварок идет…

— Здравствуйте, товарищи!

Сотрудники Региступра — все, кто был на месте — собрались на втором этаже, в просторном помещении, служившем прежним, то есть, еще дореволюционным хозяевам здания чем-то вроде домашнего театра. Несмотря на крупные осенние сокращения, народу в управлении работало все равно много, так что в зале наблюдался "полный аншлаг", и те, кому не хватило стульев, стояли вдоль стен и в проходах.

— Товарищи! — Арвид Янович Зейбот стоял на сцене. Рядом с ним, но чуть позади находились еще несколько человек. Кравцов знал в лицо только Склянского и Берзина, остальные оставались для него "анонимными товарищами", поскольку представить их никто не удосужился. — Товарищи, все вы знаете…

Зейбот не был оратором, но свои пять минут "митинга" продержался совсем неплохо, прокричав с должным энтузиазмом все предписываемые моментом лозунги о сплочении рядов, бдительности и нарастании военной угрозы. Кравцов в слова не вслушивался, воспринимая лишь ритм и интонацию, но вскоре речь заместителя начальника Региступра подошла к концу — "А где же Ленцман?" — и слово получил зампред Реввоенсовета Республики Эфраим Маркович Склянский.

— Здравствуйте, товарищи!

"Здравия желаем, товарищ маршал… А что по должности вполне себе маршал или генерал армии… Но золотое шитье, кажется не про него. Кто это пел, "Ой, не шейте вы, евреи, ливреи?"

Но как и многое другое из своей прежней жизни, этого Кравцов вспомнить не мог. Кто-то когда-то — в смысле не сейчас, а потом — что-то такое пел. Смысл слов понятен, подтекст — тоже, но нынешнего Кравцова эти смыслы не устраивали. Не для того он делал революцию, чтобы считаться с Фишманом или Склянским своей русскостью. Макс даже рад был в тайне, что его отчество, восходившее на самом деле к страстной и необъяснимой любви приходского священника к Ветхозаветным древностям, как будто намекало на еврейское происхождение, что правде, разумеется, никак не соответствовало.

— ВЦИК, ЦК РКП(б) и Реввоенсовет Республики приняли решение об объединении Всероглавштаба и Полевого штаба Красной армии и об образовании Штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии во главе с товарищем Лебедевым Павлом Павловичем. В связи с реорганизацией штабного дела, товарищи, бывшее Регистрационное управление Полевого Штаба, переводится в подчинение вновь созданного Штаба РККА, и будет впредь именоваться "Четвертым управлением Штаба". Функции ваши не изменяются, но Разведывательное управление выводится из двойного подчинения Реввоенсовета и Чрезвычайной Комиссии, и его начальник, соответственно, перестает быть членом Коллегии ВЧК. Начальником Четвертого Управления назначен Арвид Янович Зейбот, его первым заместителем — товарищ Берзин…

Склянский говорил еще полчаса, но это уже воспринималось как "вышивка гладью" и прямого отношения к делу его речь не имела. Однако, когда собрание сотрудников "Четвертого управления" объявили закрытым, Склянский прямо со сцены окликнул Кравцова и попросил того остаться.

— Здравствуйте, Эфраим! Душевно рад вас видеть! — Кравцов действительно рад был встрече. Со Склянским их связывала давняя взаимная симпатия.

— Ну, как вам назначение? — спросил, поздоровавшись, зампред Реввоенсовета.

— Зейбот кажется мне прекрасной кандидатурой. А куда, если не секрет, уходит Ленцман?

— Ленцман? — нахмурился Склянский. — Не знаю, право. Кажется, начальником Петроградского порта. Сейчас всех, кого можно, в Петроград посылают. Надо усилить актив… Но я вас, Макс, спросил о другом. Я о вашем назначении хотел поговорить.

— О моем? — удивился Кравцов. — Но я здесь всего лишь "для особых поручений", а так я вообще слушатель Академии.

— Вам что ничего не сообщили? — Склянский снял двумя пальцами пенсне и погладил средним пальцем переносицу. — А может быть, и не успели еще. Ну так позже сообщат! Боюсь, товарищ Максим, с Академией придется расстаться. Есть решение о назначении вас заместителем к Муралову и о введении вас состав Реввоенсовета.

— Меня? — в свою очередь удивился Макс. Поворот судьбы показался ему слишком резким, а главное, необъяснимым.

Муралов командовал Московским военным округом и имел в своем окружении достаточно опытных и заслуженных людей, зачем ему такой заместитель — да еще член РВСР?

— Меня? — спросил он.

— Вас, — возвращая пенсне на место, подтвердил Склянский. — А знаете что, поедем со мной в РВСР! Пусть Лев Давыдович сам вам скажет, он как раз собирался к нам после заседания Политбюро. Вот мы его и спросим…

В гостиницу он вернулся заполночь. Авто, посланное Предреввоенсовета, доставило до дверей, но ощущение было, словно километров двадцать пешком, да не просто так, а бегом и в гору. Кравцов постоял немного на улице, покурил на морозе, пытаясь разобраться с мыслями и чувствами, но так ничего с ними поделать и не смог: мысли летели "кто куда", чувства пребывали в состоянии "грогги".

— Ну, и черт с ним! — Кравцов выдохнул клуб пара, смешанного с табачным дымом, выбил над сугробом пепел из трубки, и пошел "домой". Кивнул дежурному в небольшом, оставшемся от настоящей гостиницы фойе, поднялся по лестнице, прошел по коридору и осторожно толкнул дверь. Она оказалась не заперта, что означало — Реш не спит.

Она, и в самом деле не спала. Сидела по своему обычаю за столом, что-то читала, записывая "для памяти" мелким почерком на разномастных бумажных обрывках. Однако стоило Кравцову войти в комнату, Рашель подняла голову, взглянула озадаченно, словно бы возвращаясь из мира книжных слов, где пребывала до сих пор, улыбнулась рассеянно, но уже в следующее мгновение просияла и поднялась из-за стола навстречу шагнувшему к ней Максу.

— Макс!

Но он не дал ей ничего больше сказать, закрыв рот поцелуем. И надо же, сразу успокоился. Мысли уняли свой бег, и чувства настроились на любовь и нежность, отодвинув сумбур в сторону.

— Спасибо, Реш! — сказал он, отрываясь от ее губ.

— Совсем сдурел?! — взметнула она свои чудные золотые брови.

— Да, не за поцелуй! — отмахнулся он. — За то, что ты у меня есть!

— Где ты был? — насторожилась она, почувствовав, вероятно, отголоски гулявшей в его крови бури.

— Спроси лучше, где я не был, — усмехнулся Кравцов и покачал головой, словно и сам не верил тому, что с ним произошло. Но так на самом деле и было. Не верил. Не осознал еще до конца. Не переварил.

— У нас самогон еще остался или Семен тогда весь выпил? — спросил он, тяжело опускаясь на диван. Ноги, казалось, налились свинцом и, мельничный жернов — никак не меньше — лежал на плечах.

— Остался, — Реш смотрела на Макса, пытаясь, видимо, понять, чего следует ожидать от его рассказа. Хорошее или плохое принес он домой из заснеженной ночи? Она была бледна и чудо как хороша, и одно это способно было примирить Кравцова со всем, что наделал он сам, и что из этого, в конце концов, проистекло.