Алый король (ЛП) - Макнилл Грэм - Страница 85

— Нет, — произнес Нагасена, вскинув ладонь.

Он опустился на одно колено и воспроизвел в памяти последние моменты бойни, за которой наблюдал с поста управления. Вокруг убитой гадалки рассыпались по дуге ее древние карты; агент чувствовал, что в их раскладе и взаимном расположении обязан содержаться какой-то смысл, но не обладал достаточно тонким восприятием, чтобы уловить его.

Впрочем, Йасу идеально точно помнил, как именно разлетелись карты.

И то, что перед смертью провидица сжимала одну из них в руке.

Подняв голову, Нагасена обратился к Парвати:

— Ты заметила нечто важное, верно? Скажи, что услышали карты госпожи Веледы?

Оглядывая мостик «Озирис-Пантеи», весьма похожий на склеп, Хатхор Маат отчетливо видел, как скверно сказывается на психике ее нового экипажа пребывание на Черном корабле. Никто из воинов Тысячи Сынов не отдыхал с тех пор, как они захватили космолет в Камити-Соне, и каждый из них дорого платил за это.

Астартес мучили настолько яркие и невыносимые кошмары, что ни один легионер не решался уснуть, но и наяву им приходилось немногим лучше. Чем большим могуществом обладал Псайкер, тем сильнее его выводило из себя подавляющее воздействие «Озирис-Пантеи».

Игнис, бродя по командной палубе, непрерывно повторял бесконечные последовательности цифр или яростно царапал что-то на сломанном инфопланшете, будто безумец, раздирающий струпья. Толбек, сидя на скамье для экипажа у края мостика, рассеянно смотрел перед собой, обхватив голову руками. Течения варпа менялись, Пирриды утрачивали силы, и необузданный адепт ушел в себя, размышляя о потерянной гегемонии своего ордена.

Ариман, скорее всего, находился в палате-окулярис, где всматривался в эмпиреи, ища указаний среди волн Великого Океана. Азек слепо верил, что осколок Магнуса, вселившийся в посох корвида, приведет корабль к цели.

Санахт — бедный верный Санахт — одиноко томился за кафедрой с «Книгой Магнуса», будто послушная гончая, ждущая команды хозяина. Мечник, как одержимый, полировал и затачивал клинки, хотя они уже не заблестели бы ярче и не стали бы острее. Камилла Шивани, прикованная к основанию пюпитра, дрожала в холоде мостика. Выдыхая пар, женщина пыталась закутаться в длинные тонкие одеяния.

Люций из Детей Императора расхаживал по палубе и с ухмылкой насвистывал себе под нос. Также он выстукивал на эфесе меча мотив какого-то военного гимна, чем раздражал всех, даже Хатхора, знающего, зачем легионер обретается здесь. В противоположном ему направлении ходил по кругу Афоргомон, и Маата немало веселила ирония судьбы: корпус ёкая гнил на глазах, тогда как тело павонида непрерывно обновлялось.

Хатхор, единственный из всех, не страдал от хронических приступов флегмы и мрачного настроения. И только он понимал почему.

Толбек, вероятно, тоже догадывался, но молчал.

Тремя днями ранее пиррид едва не раскрыл тайну Маата. Избавившись от очередной порции мутаций, что зарождались под кожей, Хатхор вышел из трюма с пленниками. Заметив чей-то силуэт, он обернулся и понял, что в лужице тусклого света чуть дальше по коридору стоит Толбек. При мысли о том, что мог увидеть или услышать пиромант, сердца павонида сдавил леденящий ужас.

Однако другой легионер всего лишь прошел мимо него и мельком заглянул в трюм, где лежали груды истощенных, высохших трупов. Маат ждал какой-то реакции, но Толбек промолчал и пошел своей дорогой.

В любом случае, Хатхор понятия не имел, что заставило пиррида спуститься ниже ватерлинии, и не желал напоминать ему о той случайной встрече. Искать разгадку этой тайны Маату совершенно не хотелось.

Он провел ладонью по лицу и с удивлением понял, что вспотел в холодном воздухе мостика. Рискнув поднять глаза от поста управления обзорными датчиками, павонид взглянул на Люция.

Мечник по-прежнему сохранял безупречное сходство с Фениксийцем, что одновременно и оскорбляло, и восхищало Хатхора. Люций вопросительно поднял бровь — Маат незаметно кивнул в ответ. Ухмыльнувшись еще шире, воин Детей Императора взялся за обмотанную проволокой рукоять клинка.

Неторопливо прошагав к Санахту, корпевшему над мечами, Люций наклонился и вцепился ему в запястье.

— Как бы остро ты их ни наточил, тебе никогда не хватит таланта, чтобы одолеть меня, — заявил отпрыск Фулгрима.

Атенеец резко вскинул голову, разом выйдя из почти летаргического забытья.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что побью тебя, как бы остро ты ни наточил клинки.

— Ты серьезно хочешь затеять драку? Здесь и сейчас?

Люций пожал плечами.

— Мне скучно.

Санахт поднялся на ноги, вернее, одним неуловимым движением перешел из сидячего положения в стоячее. Черный и белый мечи, блеснув, застыли у его бедер, мелко дрожа после стремительного взмаха.

— Тогда найди себе другое развлечение, — грозно произнес атенеец, отвернувшись от Люция.

— На этом корабле? — Воин Третьего последовал за уходящим оппонентом. — Тут для меня нет никаких развлечений, кроме тебя.

— Мы уже сразились возле моей башни! — огрызнулся Санахт. — Если бы бились насмерть, то погибли бы оба. Ты этого хочешь?

— Возможно, — отозвался двойник Фулгрима. — А может, я желаю проверить, способен ли кто-нибудь прикончить меня. Я надеялся, что ты достаточно хорош, но, похоже, ошибался.

Атенеец крепче сжал рукояти мечей.

— И проверить надо сейчас?

— Почему бы и нет? — Люций подступил вплотную к противнику: лишь пара сантиметров разделяла их лица. — Или ты думаешь, что любая схватка должна проходить на твоих условиях? Выходит, ты уверен в победе, только если подготовишься заранее?

— Серьезно, зачем тебе это?

— Дело в том, что мне нужно убить тебя. Стоит мне повернуться к тебе, как я начинаю думать, а не лучше ли ты меня? Я должен разобраться. Или я прикончу тебя и докажу свое превосходство, или ты уложишь меня, и мне больше не придется смотреть на твою самодовольную физиономию.

— Приходи через тридцать минут в оружейный зал, и мы разрубим узел наших противоречий.

— Полчаса? — Сын Фениксийца покачал головой. — Боюсь, не пойдет. Я хочу узнать ответ сейчас.

— Тогда приготовься к поражению, — бросил Санахт.

— Никогда таким не занимался.

Крутнувшись на месте, атенеец присел и скрестил клинки над головой в тот же миг, как Люций нанес удар сверху. В замкнутом пространстве мостика лязг трех столкнувшихся мечей прозвучал оглушительно громко.

Камилла закричала и прижалась к стойке пюпитра. Два превосходных фехтовальщика принялись обмениваться молниеносными выпадами, стремительно перемещаясь по палубе. После каждого парирования или блока во все стороны летели искры.

Не только Хатхор Маат восхищенно наблюдал за этой демонстрацией мастерства — внезапная вспышка активности словно бы оживила и других легионеров, как электрический разряд в основное сердце. Толбек с рыком вскочил на ноги, но на кончиках его пальцев вместо прежнего ревущего пламени затрепетали лишь тусклые огоньки.

Игнис прекратил повторять цифры и целиком сосредоточился на схватке, вводя тысячи ее вариаций в свои загадочные вычисления. Афоргомон вроде бы случайно встал между Хатхором и сражающимися мечниками.

Маат начал действовать.

Тремя широкими шагами павонид пересек палубу и замер перед «Книгой Магнуса». Подняв дрожащую руку в перчатке, он потянулся к гримуару примарха.

«Но смогу ли я?»

Хатхора ошеломило внезапное осознание того, насколько немыслимое дело ему предстоит. Перед ним лежал труд целой жизни Алого Короля — том, содержащий все секреты Циклопа, каждую притчу о его мудрости.

«Смогу ли я осквернить великое творение моего отца?»

Ощутив, как зашевелилась кожа на пальцах, Маат сделал выбор. С огромным напряжением сил он поднял разум в четвертое Исчисление и прижал ладонь к открытой книге.

Павонид охнул, словно нырнул в резервуар с жикзотом. Через него потекла мощь, сокрытая в бесчисленных страницах гримуара. Перед Хатхором раскинулся мировой океан — безбрежный водоем бездонной памяти и мудрости, где ничего не забывалось и все сохранялось для познания…