Вот это сноб! - Киланд Ви - Страница 34

Я стояла там, забыв о времени, но, должно быть, прошло не менее получаса, а я все смотрела на его дом. Мои эмоции совершенно вырвались из-под контроля. Я серьезно понятия не имела, что, черт подери, я собираюсь сказать, хотя я все равно была уверена, что мне нужно это сделать. «К черту всё». Я подошла к его крыльцу, глубоко вдохнула и постучала. Сердце бешено колотилось, пока я ждала. Когда к двери никто не подошел, сначала я испытала облегчение. Я уже собралась развернуться и уйти, когда дверь открылась.

– Чем могу помочь? – Тереза прищурилась, а потом ее глаза расширились. – Боже мой, Сорайя! Прости, я тебя не узнала.

Я выдавила из себя улыбку.

– Мой отец дома? – Я внезапно запаниковала, у меня осталось только одно желание – уйти. «Пожалуйста, скажи нет. Пожалуйста, скажи нет».

– Да. Он наверху сражается с дверцей стенного шкафа, которая слетела с петель. На мой взгляд, он проигрывает сражение. – Она тепло улыбнулась и отошла в сторону. – Входи. Я поднимусь и позову его. Он будет так рад твоему приходу.

Я стояла в проеме двери и чувствовала себя точно так же, как если бы впервые входила в чужой дом. По сути, отец и был мне чужим. Стены были увешаны семейными фотографиями. Новая семья моего отца. Они улыбались и смеялись на каждом снимке в рамке. Ни одной моей фотографии или снимка моей сестры. «Мне не следовало приходить». Голос, который я не слышала целую вечность, прервал мои мысли о том, чтобы убежать.

– Сорайя! – воскликнул отец на середине лестницы. – Все в порядке?

Я кивнула.

– С мамой ничего не случилось?

Этоменя взбесило.

– У нее все отлично.

Фрэнк Венедетта подошел ко мне, поколебав и без того шаткую уверенность в себе. На секунду я подумала, что он собирается обнять меня, но когда я скрестила руки на груди, он, казалось, понял мой намек.

– Какой приятный сюрприз. Давненько не виделись. Ты совсем взрослая и очень похожа на твою тетю Аннет. Ты красавица.

– Я похожа на мою мать. – Гены с его стороны не могли дать ничего хорошего.

Он кивнул.

– Да, ты права, ты похожа на нее.

Прошедшие восемь лет пощадили моего отца. Теперь ему было за пятьдесят. Несколько серебристых прядей появились в его черных волосах, но оливковая кожа почти не постарела. Он был спортивным мужчиной. Когда мы были детьми, он занимался бегом – это было его убежище, – и, судя по всему, он продолжал им заниматься.

– Входи же, садись. – Я нерешительно последовала за ним в кухню. – Кофе?

– Да, пожалуйста. – Отец налил нам обоим дымящийся кофе и угостил меня печеньем. Мама никогда не разрешала нам пить кофе, когда мы были маленькими. Но семья отца приплыла с Сицилии, а там считали, что если вы можете держать кружку, то налить в нее следует кофе. То же самое относилось к стаканам с вином. Мои лучшие воспоминания об отце связаны с теми утренними часами, когда мы были вместе в кухне после ухода мамы на работу. Мы с папой сидели за столом, пили кофе с печеньем и разговаривали перед тем, как я отправлялась в школу. Я даже летом вставала рано, чтобы посидеть с ним. Когда он ушел от нас, я избегала кухонного стола по утрам, потому что он заставлял меня гадать, пьет ли он кофе по утрам с Брианной, его новой дочкой.

– Итак, как ты поживаешь?

– Отлично.

Он кивнул. Я появилась у него на пороге, но я же обрывала любой разговор, который он заводил.

Спустя несколько минут он попробовал еще раз.

– Ты все еще живешь в Бруклине?

– Да.

Снова кивок. Потом еще через несколько минут:

– Чем занимаешься?

– Работаю на автора колонки советов.

– Звучит интересно.

– Ничего интересного.

Прошло еще несколько минут.

– Ты с кем-нибудь встречаешься?

На прощании с Лиамом Грэм назвал меня своей девушкой, но я ни разу не произносила этого вслух.

– У меня есть бойфренд.

– Насколько все серьезно?

Я с минуту обдумывала это. Наши отношения были серьезными. Пусть мы знали друг друга всего месяц, но это были самые серьезные отношения из тех, которые у меня когда-либо были.

– Серьезно.

– Мой бойфренд только что выяснил, что от бывшей невесты у него дочь, о которой он ничего не знал.

Улыбка отца увяла. Он на мгновение закрыл глаза, потом открыл их и кивнул, как будто все это имело какой-то смысл.

Отец глубоко вдохнул и громко выдохнул.

– Я совершил много ошибок в жизни, Сорайя. Я сделал то, чем не могу гордиться.

– Например, изменял моей матери.

Он кивнул.

– Да, например, изменял твоей матери.

– Ты бросил нас. Каково это – взять и бросить своих детей?

– Я уже сказал тебе, я сделал то, чем не могу гордиться.

– Ты сожалеешь об этом?

– Я сожалею о том, что причинил вам боль.

– Я не об этом спросила. Ты сожалеешь о сделанном выборе? О том, что предпочел женщину своим дочерям? О том, что другая семья стала твоей и ты никогда не оглядывался назад?

– Все было не так, Сорайя.

Мой голос зазвучал громче:

– Ответь на вопрос. Ты оглядываешься назад и думаешь о том, что тебе надо было сделать другой выбор?

Он пристыженно опустил голову, но ответил честно:

– Нет.

У меня было такое ощущение, как будто кто-то нанес мне удар в солнечное сплетение.

– Ты когда-нибудь любил мою мать?

– Любил. Я любил ее очень сильно.

– Что, если бы Тереза не ответила на твою любовь?

– Я не понял твоего вопроса.

– Ты бы остался с моей матерью, если бы Тереза не ответила на твою любовь?

– Я не могу ответить тебе, Сорайя, потому что все было не так.

– Вы с матерью были счастливы?

– Да. Какое-то время были.

– До Терезы.

– Это нечестно. Все куда сложнее.

Я встала:

– Мне не следовало приходить. Это было ошибкой.

Отец встал.

– Все ошибки только мои, Сорайя. – Он смотрел мне прямо в глаза, когда произносил следующие слова: – Я люблю тебя.

Все накопившееся за последние несколько дней устремилось к поверхности. У меня было такое ощущение, будто надвигается цунами. И оно было готово поглотить меня, если я не убегу от него. Поэтому я побежала. Я сорвалась с места и со всех ног бросилась вон из его дома. Это было не самое зрелое решение в моей жизни, но я ни в коем случае не могла позволить, чтобы этот человек увидел мои слезы. Я промчалась мимо семейных фотографий в рамках, распахнула парадную дверь и, прыгая через две ступеньки, сбежала с крыльца с его шестью ступенями. Глаза у меня жгло, казалось, горло вот-вот сомкнется, грудь сдавило. Я так хотела убраться отсюда как можно дальше, что я даже не обращала внимания, куда бегу. Поэтому мужчину, который стоял на тротуаре, я заметила только в тот момент, когда оказалась в его объятиях.

Глава 18

Грэм

Я рявкнул на Луиса, приказав ему ехать в Квинс, и только потом стал искать адрес ее отца. К счастью, в Квинсе оказался только один Венедетта, иначе мне бы пришлось стучаться во все двери подряд. Интуиция подсказывала мне, что этот визит закончится неудачно. Когда лимузин въехал на Катальпа-авеню, я не знал, где Сорайя, в доме или нет, поэтому я устроился поудобнее на заднем сиденье и ждал. Вскоре парадная дверь распахнулась, и Сорайя помчалась по дорожке к улице. Я едва успел вовремя выйти из машины, чтобы перехватить ее. Она явно меня не видела. У нее было такое затравленное выражение лица, что я сомневался, видит ли она вообще что-нибудь.

Поначалу она принялась отбиваться.

– Это я, Сорайя.

В ее глазах появилось осмысленное выражение. Я увидела, как они наполняются слезами. Она обмякла в моих объятиях. Сорайя всем телом навалилась на меня, когда я крепче обнял ее.

– Я держу тебя, детка. Я держу тебя.

Она издала разрывающий душу звук, потом затряслась всем телом, и слезы покатились по ее прекрасным щекам. От этого я испытал физическую боль в сердце. Когда я увидел ее такой, услышал этот крик боли, вырвавшийся из глубины души, у меня возникло такое чувство, словно кто-то сломал мне ребра, схватил мое бьющееся сердце и выжал из него почти всю жизнь.