Два Дьюрана (СИ) - Измайлова Кира Алиевна - Страница 1

Кира Измайлова

Два Дьюрана

1.

Солнце поднялось уже высоко и пригревало даже сквозь кроны деревьев, сомкнувшиеся над дорогой. Когда-то давно их приказал посадить мой прапрадед, а его сосед поддержал начинание, и с тех пор дорога эта считалась лучшей в окрестных землях: на ней не было жарко летом, путников не беспокоил дождь (конечно, если не лило, как из ведра), а зимой ее заметало не так уж сильно.

— Может быть, ты все-таки сядешь в карету? — в который раз спросила мама, а я ответила:

— Право, в этом нет никакой необходимости.

— Ты приедешь совершенно разбитая!

— Вовсе нет, матушка, я ничуть не устала, — заверила я. 

В самом деле, как можно устать от такой неспешной прогулки? Лошади шли то шагом, то небыстрой рысью, а до соседского замка было рукой подать — всего-то несколько часов пути. Если выехать затемно, как это сделали мы, и не устраивать долгих привалов, то окажешься на месте еще до того, как начнет смеркаться.

— Ну смотри, не сможешь танцевать — пеняй на себя, — вздохнула мама, откинулась на спинку сиденья и опустила кисейную занавеску.

Думаю, она мне завидовала: не в ее годы носиться верхом! Конечно, она еще совсем не старая и вполне может сесть в седло, но полагает, что для замужней дамы, матери троих детей такое поведение неприлично. По-моему, это очень глупо: самой устанавливать для себя правила... Отец говорил мне, что вовсе не возражает против совместных конных прогулок, но разве маму переубедишь? Пускай кругом на много часов пути только леса и поля, а крестьянам и мимоезжим торговцам дела нет до того, как развлекается госпожа, но мама всегда повторяет: даже наедине с собой знатная дама должна вести себя так, будто находится на королевском балу. Меня этому тоже учили, но, боюсь, мне далеко до маминых высот. Она уверяет, что со временем я остепенюсь, но, надеюсь, это случится еще не скоро...

— Скоро будем на месте, — сказал мне отец, когда я подъехала поближе. — Помнишь этот столб?

— Неужели не помню, — улыбнулась я, глядя на толстый, в два обхвата межевой знак. Сколько раз мы проезжали мимо него!

Когда-то на нем были вырезаны охранительные знаки, но время почти стерло их со струганой древесины, а мох и вьюнки превратили столб в причудливого лесного великана. На макушке у него вырос раскидистый куст, и издалека казалось, будто у дороги стоит человек в зеленом кафтане и причудливой шляпе. Зимой, особенно в сумерках, его можно испугаться, это я знаю наверняка.

Что ж, межевой знак мы миновали, а значит, до цели осталось всего ничего — мы уже въехали на земли Дан-Дьюран.

— Волнуешься? — спросил отец. 

Этот вопрос тоже звучал не первый раз за последние несколько дней, и я привычно ответила:

— Конечно, волнуюсь! Вдруг я не понравлюсь жениху? Или он мне?

— Это вряд ли, — улыбнулся он и подкрутил седеющий ус. — Ты выросла в настоящую красавицу, а он так возмужал, что не удивлюсь, если вы друг друга не узнаете.

— Как же не узнаем, если известно, кто должен прибыть в гости? Не он ли прислал нам приглашение?

— Вьенна, иногда ты рассуждаешь в точности, как твоя матушка, — укоризненно произнес он. — Не то чтобы это нечто плохое...

— Я все слышу, — раздалось из кареты, и слуги на запятках зафыркали.

— Но ты ведь юная девушка, — продолжал отец, не давая сбить себя с толку, — почему я не вижу пылкого румянца? Почему твое сердце не колотится и не замирает от страха и ожидания?

— У меня нет лихорадки, — заверила я и коснулась щеки тыльной стороной кисти. — А румянец, кажется, есть.

— Во всю щеку, как у крестьянки, — недовольно отметила мама, снова выглянув в окошко. — Говорю тебе, сядь в карету, остынь! Неприлично являться в гости в таком виде!

— Ты так говоришь, будто Вьенна едет туда раздетой, — не остался в долгу отец.

— Когда я была в ее возрасте... — мама выдержала паузу, — наряжаться в мужское платье считалось недопустимым!

— Матушка, если бы я была в юбке, то она бы задралась, а это ведь куда более неприлично, верно?

— Если бы ты ехала в карете, как подобает девушке твоего рода и воспитания, или хотя бы в дамском седле, не пришлось бы ничего выдумывать.

— Оно неудобное, — вздохнула я. — Я уже с него падала, больше не хочется. А в карете душно.

— Готвиг, если я умру прежде времени, знай: в этом повинны выходки твоей дочери! — заявила мама и снова скрылась за занавеской.

— Нашей, — поправил отец и ухмыльнулся. 

Разговор этот велся не в первый раз, и, по-моему, все получали от него удовольствие. В самом деле, если бы мама действительно хотела мне что-то запретить, то сделала бы это, и отец бы ее поддержал, а ослушаться родителей я не могла. Но нет, она ворчала, однако позволяла мне некоторые вольности. Может быть, потому что соскучилась после долгой разлуки и готовилась к новой, а потому стремилась меня побаловать?

— Альрик сильно изменился? — спросила я полушепотом.

— Говорю же, не узнаешь, — ответил отец. — Потерпи немного, сама увидишь. 

— Да я ведь не о лице! Вряд ли он стал противнее, чем был семь лет назад, — не удержалась я. — А вот если характер у него прежний, то я еще подумаю, выходить ли за него замуж...

— Не говори глупостей, — мама снова откинула занавеску. — Ваша свадьба — дело решенное. Будто ты сама не знаешь!

Конечно, я знала: о нашем браке с Альриком Дан-Дьюраном сговорились наши отцы, когда сами мы едва родились. Сами они, как и их отцы, дружили много лет и желали, чтобы дети продолжили эту традицию, но... 

По-моему, намного лучше вышло бы, окажись я мальчиком. Дружить с девочкой Альрик совершенно не желал, хотя я не хуже него умела лазать по деревьям, стрелять из игрушечного лука и драться на деревянных мечах, а потом и ездить верхом. Вернее, пока мы были совсем малы, его не слишком-то волновало, платье на мне или штанишки (лет до пяти нас вовсе одевали одинаково), а вот потом...

Наверно, дело еще и в том, что я старше Альрика. Совсем ненамного, но, думаю, он страшно злился из-за того, что к одиннадцати годам я переросла его на полголовы. Наша так называемая дружба и прежде трещала по всем швам, пускай мы и делали вид, будто всё по-прежнему, чтобы не огорчать родителей — они так умилялись нам! — но это стало последней каплей. Альрик, думаю, мечтал, чтобы я поскорее выросла и вышла замуж за кого угодно, только не за него, и оказалась как можно дальше отсюда! 

Мечта его почти осуществилась: когда мне исполнилось двенадцать, меня отдали в отдаленную обитель — обучаться всему, что положено знать благородной девице и чего не может преподать даже самая строгая мать и приглашенные учителя.

Это были прекрасные шесть лет, и я скучала по обители так же, как прежде — по дому. Но что поделать, такова жизнь... Может быть, когда-нибудь я отвезу туда свою дочь, а на пороге нас встретит мать-заступница, точно такая же, как прежде, разве что морщин на ее загорелом лице и седины в коротко остриженных волосах станет больше...

«Интересно, каков он теперь?» — мысли мои невольно свернули на предстоящее знакомство. Говорю так, потому что шесть лет — немалый срок, и Альрик мог измениться до неузнаваемости. И неизвестно еще, в какую сторону. Отец говорит, конечно, что Альрик вырос достойным юношей, но он ведь любит его, как родного сына, так что может и приукрашивать действительность.

Но как бы там ни было, детские ссоры и обиды — не повод нарушать давнишний уговор и уж тем более последнюю волю отца Альрика. Мне сказали, на смертном одре он повторил, что желает свадьбы своего единственного сына со мною.

«Совсем как в легендах, — подумала я. — Но намного хуже вышло бы, не знай мы друг друга с детства. Есть же истории о том, как отцы сговорили еще не рожденных детей... вот вышел бы конфуз, окажись оба мальчиками или девочками! Как бы они тогда вышли из положения? Ох, о чем я только думаю... А о чем я думала? Ах да: я хотя бы немного знаю Альрика, а это лучше, чем совершеннейший незнакомец!»