Пирожок для спецназовца (СИ) - "Янтарна" - Страница 22

— Давай, вперед, а я доползу, кофе возьму.

Ахим отступил в комнату и нашел планшет, включая трансляцию с камер наблюдения. Шольт уже добрался до окошка. Заказал два кофе — без сахара и с двойным — и порцию сладких пирожков для Мохито. Пластиковый корсет изменил форму: у волка он закрывал лапу и бок, у Шольта была закована только рука. Жестко закреплена в локте, подвешена на перевязь. Ахим отметил скованность движений, темные круги под глазами. Превращение под препаратами оставило печать: Шольт снова выглядел старше своих лет, но не из-за скрытой клокочущей ярости, а из-за усталости и пережитой боли. Ахим обшарил взглядом лицо — царапины на носу уже не было, задержался на пальцах пришитой руки, торчавших из-под лубка, и выключил планшет. Шольт жив, относительно здоров. Может купить себе еду и подняться по лестнице. Больше не о чем беспокоиться.

Около десяти утра Ахим понял, что не хочет спускаться в кафетерий, потому что Шольт наверняка высиживает за столиком на веранде или в помещении, и купается в лучах внимания окружающих. Покопавшись в себе, он выяснил, что чувства, которые он испытывает, сильно похожи на обиженную ревность во время развода с Витольдом. Беспомощную ревность, когда «твое» уже ускользнуло из рук навсегда, а привычка требует это немедленно вернуть. Неужели он так привязался к Шольту-волку? Хлебодарный, вразуми, это надо срочно искоренять.

Ахим обошел дом, остановился возле веранды, задумчиво разглядывая появившуюся на официанте каску — все прочие наносные детали, к сожалению, не пропали. И услышал разговор, сдобренный смехом. В голосе Шольта звучали горделивые нотки:

— Совсем большой, я и не понял, когда он так вырос. Вроде только вчера визг и памперсы, и вдруг просыпаюсь, а он: «Папа, я картошку пожарил. Садись, поешь». Я просто обалдел!

— Вкусная картошка?

Похоже, Димитрос улыбался.

— Масла много было, но я слил. И посолил. Вкусно, да.

— Это еще не предел, — хмыкнул Анджей. — Доживешь до вопроса: «Папа, пиво будешь? Я принес», вот тогда и поговорим.

Ахим отмер, вошел на веранду, под взгляды счастливых отцов. Шольт развалился на стуле, излучая довольство. Коротко поздоровался, сдобрив приветствие кивком. Анджей с Димитросом пожали Ахиму руку, спросили, как прошел суд, выслушали короткий ответ. Димитрос повернулся к Шольту, спохватился:

— Ах, да. Я тебя обманул. У Анджея в архиве вакансия закрыта. Поговорю в МЧС, может быть, они тебя на пару месяцев в канцелярию возьмут.

— Меня все, кому не лень, обманывают, — вздохнул тот.

— Кто еще? — удивился Димитрос. — Это моя прерогатива.

— Он! — Шольт не постеснялся, указал на Ахима здоровой рукой. — Обещал неделю кормить, грамоту у вас выманил, а сам только на следующий день дал пюре с печенкой, и все.

— Грамоту я еще не подписал, — нахмурился Димитрос. — Ахим! Как же так? Слово надо держать. Офицер, рискуя жизнью…

Анджей громко кашлянул.

— Извиняюсь, перепутал. Наш сотрудник самоотверженно задержал преступника, невзирая на плачевное состояние своего здоровья, а вы ему две тарелки пюре зажали? В самом-то деле, нельзя так поступать.

— Это я извиняюсь, — с притворной кротостью проговорил Ахим. — Забыл. Непременно исправлюсь.

— Тогда я с чистым сердцем удаляюсь, — благодушно сообщил Димитрос. — Шольт, веди себя прилично, а то получишь потом от меня с процентами. Ты остаешься?

— Нет, — Анджей тоже встал. — Я в министерство, с отчетом.

— Я в ту сторону.

— Подбросишь?

— Подброшу.

Ахим проследил, как они уходят к стоянке, повернулся и спросил:

— Пюре, рис?

— Гречку, если можно, — вежливо попросил Шольт.

По молчаливому согласию трапезы происходили во внутреннем дворе. В первый раз Шольт съел две трети гарнира и бефстроганов, а оставшееся на тарелке скормил вернувшемуся из школы Йонашу. После этого Ахим начал готовить чуть больше — чтобы хватало и ребенку, и отцу, который обрел нормальный аппетит выздоравливающего волка.

Они почти не разговаривали: уточнение меню, благодарность, редкое предложение помощи с грязной посудой или передача контейнера с излишком еды для Мохито. Шольт кутался в плед, подаренный волку, бродил в нем через улицу и КПП, вызывая у Ахима сложные чувства — обычно альфы таким образом демонстрировали миру презенты своего избранника. Судя по всему, Шольт подобную двусмысленность не брал в голову, просто таскал на плечах первую попавшуюся тряпку, в которую удобно помещался лубок. Ни прикосновений, ни словесных заигрываний — ничего подобного. В запахе появилась слабая примесь подавителя, и это наставило Ахима на путь истинный — он тоже купил упаковку и начал пить курс.

Размеренное течение жизни взорвал вечер пятницы. Первый звоночек прозвучал в обед, когда Йонаш сказал:

— Пап, сегодня собрание, ты помнишь?

— Да ну его, — поморщился Шольт. — Соври, что я на больничном, плохо себя чувствую, не могу. Потом скажут, сколько денег сдавать, и сдадим.

— Нет, — Йонаш посуровел. — Меня хвалить будут. Ты пойдешь. И оденься прилично. В костюм или парадную форму.

Шольт попытался отбрыкаться, но к разговору подключились Димитрос и Мохито. Два удара газетой и бурчащая нотация вынудили бестолкового отца пообещать, что к шести вечера он будет прилично одет и готов к визиту в школу. Йонаш вручил Ахиму контурную карту по географии и умотал в продленку, заниматься в кружке «Умелые руки». Забытый рюкзак остался лежать возле стойки — Ахим нашел его, когда волчье семейство и сотоварищи исчезли из кафетерия. Вечер обещал быть беспечным: по случаю собрания ужин отменился, и Ахим мог отправляться хоть на прогулку, хоть в клуб знакомств. Хорошо, что никуда не пошел — без пятнадцати минут шесть, когда схлынул поток посетителей и уличных машин, возле официанта с подносом остановились двое. Ахим присмотрелся и вздрогнул. Это были его родители, которых он настойчиво отговаривал от визита в кафетерий — лучше, мол, когда-нибудь потом. Когда дело окончательно наладится.

Отцы рассматривали официанта с неподдельным изумлением. Ахим споткнулся на порожке, чуть не выбил стекло на двери, и выскочил на веранду с вопросом:

— Почему вы не позвонили?

— Ты хоть бы поздоровался, — укорил отец-омега. — Как будто не рад нас видеть.

— Рад, — соврал Ахим. — Очень рад. Просто не понимаю, почему вы не предупредили.

— Ехали мимо, решили зайти.

Отец-альфа коснулся стреляных гильз, переворошил. Отец-омега перевел взгляд на плакат «Пирожок — друг оборотня». Ахиму захотелось провалиться сквозь землю. И тут произошел, если так можно выразиться, контрольный выстрел.

— Позвольте вас побеспокоить, — Шольт подпер родителей сзади. — Я пройду?

— Да, конечно, — родители расступились в разные стороны.

Ахим был вынужден признать, что Шольт в белой рубашке с галстуком, даже при накинутом на плечи кителе, выглядит эффектно. Включившаяся подсветка-гирлянда одарила бликами медали, раскрасила лубок.

— Извините, пожалуйста, сын, случайно, рюкзак не у вас оставил?

— Возле стойки, — кивнул Ахим. — Минуточку, я сейчас вынесу.

— Пап! Нашел?

Йонаш тоже был парадным. Темно-синий костюмчик, ослепительно-белая рубашка, узкий школьный галстук.

— Нашел.

Пока Ахим ходил за рюкзаком, родители каким-то образом догадались, что перед ними офицер, задержавший Михая — меньше надо было трепаться о программе реабилитации. Знакомство было церемонным и теплым одновременно: родители поблагодарили Шольта, расспросили об обстоятельствах ранения, поохали, похвалили Йонаша и пообещали ему пакет домашнего печенья. Того самого, из мясорубки, которое отец-омега не пожелал готовить вместе с Ахимом. Шольт не остался в долгу, наговорил туманно-добрых слов, потом забрал рюкзак и отбыл на собрание вместе с Йонашем.

Ахим смотрел им вслед — Шольт шел легко, цокая подковками на парадных туфлях, дразня движениями крепких узких бедер, а Йонаш топал рядом, держась за его запястье. Родители что-то говорили, но фразы благополучно пролетели мимо ушей. Позже, во время чаепития в квартире, Ахим уяснил, что Шольт родителям понравился. В принципе, интересно было бы рассказать о покойном отце Йонаша и проклятье Хлебодарного, и послушать, оправдают они Шольта или нет. Но интерес был теоретическим, портить наладившийся вечер Ахим не собирался, поэтому беседа свернула на обсуждение предстоящего юбилея двоюродного дяди и проблем с наследством, возникших у троюродной тети. В итоге Ахима все-таки заставили идти на юбилей — вот почему родители не предупредили, понимали, что он ускользнет.