Венец безбрачия - Юраш Кристина - Страница 24

Дома меня ждал ремонт. Сразу видно, что в доме завелся мужик. Жаль, что не тараканы. Причем завелся мужик не на шутку. Вместо дверей висели мои одеяла, а мне оставалось только повеситься рядом, ибо маленькое одеяльце для ног, прикрывающее вход в санузел, не доставало до пола. Оно прикрывало лицо сидящего, но не сам увлекательный процесс, ради которого умные люди придумали дверь и щеколду. Так и хотелось, проходя мимо, спросить: «И кто у нас тут спрятался? Кто у нас тут партизанит?» Понимаю, что изобретение очень удобное, но я бы хотела знать домочадцев в лицо. Я представляю, как ко мне подкрадываются с кокетливой просьбой: «Гюльчатай, открой личико!»

Я потянула носом, чуя запах горелого. Я пробилась в комнату и увидела, что на полу валяются разбитые фанерные двери и мирно потрескивает дровишками из мебели костер. Я так понимаю, что кроме барда — комариной столовой, которого тянет к костру и приключениям, в доме завелся художник, который сосредоточенно рисовал на светлых обоях какие-то первобытные каракули. Один рисунок поверг мою врожденную интеллигентность в животный ужас. Огромное мужское достоинство удостоилось чести украсить половину стены. Прорисованное тщательно, словно за натурой далеко ходить не пришлось, оно радостно приветствовало всех с порога. Донести до гения мысль о том, что портить чужие обои — не самая лучшая идея, совпадала с мыслью, как донести содержимое мочевого пузыря до туалета, ибо взгляд творческой личности убедительно свидетельствовал, что он еще та тварь.

— Ты что творишь! — икнула я, глядя на эту постыдную наскальную живопись и обугленную головешку в руках гения.

— Это символ плодородия! — рявкнул Имхо, почесав натурщика. — Я защитил твое жилище и пожелал тебе плодородия…

— А это что? — сглотнула я, видя рядом с символом плодородия причину для символической радости, весом под двести кило и напоминающую очень отъевшуюся Венеру Милосскую.

— Это символ материнства! — огрызнулся орк, напряженно сопя от тяжелого творческого процесса. — Ты же хочешь двадцать детей?

Сорок шесть! И новую квартиру, пожалуйста! Не успела убежать? Не отвертишься рожать! Пока я медленно оседала на пол, кашляя дымом и глядя на то, чему обрадуется тематическая программа «Ремонты», чтобы показать «было» и «стало», художник продолжал рисовать. У меня как-то в горле пересохло выразить свой восторг этой арт-галереей. Это был тот самый случай, когда спорить с двухметровым гением было чревато для критика сменой мировоззрения в результате черепно-мозговой травмы.

Теперь я понимаю, что на местных заборах красовалось не «Фу! Какая гадость!» а пожелание «хорошего урожая» владельцам заборов. И безвестный художник просто желал людям добра посредством великой силы искусства, а статью за хулиганство получил лишь потому, что хозяева были не в курсе, насколько важен этот символ в жизни каждого.

Я поплелась ставить чайник, отмахиваясь от стеганой «шкуры», которая украсила вход на кухню. Имхо шел следом, доказывая мне, что с такой защитой мне можно вообще не закрывать входную дверь! Ни один злой дух не посмеет проникнуть на нашу выставку без билета. Что уж говорить про обычных впечатлительных и высокоморальных людей!

Вся стена на кухне как бы намекала на то, что дом мой будет весьма плодородным! Вон тот, большой символ, который смотрел в сторону холодильника, игриво приподнимаясь, точно знал, что в холодильнике царит диетическое изобилие. А вот этот, поменьше, намекал на то, что в шкафчиках не все так пусто. Нет, что вы! Мой дом вовсе не стал напоминать подъезд! Подъезду до моей квартиры очень далеко! Мы не просто обогнали, мы четко дали понять подъезду в самом неблагополучном районе, что он нам не конкурент!

Я посмотрела на художника, понимая, что с удовольствием наставила бы ему рога изобилия!

Пока я раскладывала мясо, мне на хрупкое плечо тяжело обрушилась огромная зеленая лапища. Где-то погрустнел районный травматолог и поинтересовался, когда меня лучше записать на прием?

— Ничего себе! — восхитился Имхо, разглядывая пакеты и их содержимое. — Вот это добыча! Молодец! Поохотилась! И даже освежевать успела!

Ага, за курочками-бройлерами в упаковке. Прямо вижу, как выслеживаю ее на полке, а потом бегаю за ней с топором по всему супермаркету! А это от меня убегала и пряталась какая-то хрюшка. Не вся, конечно. Но одна нога точно не хотела на холодец! Да ладно, я еще иногда и рыбак, и земледелец, и скотовод. Корова не хотела доиться на литр пастеризованного молока, но пришлось! Куда она денется!

— Завтра пойдешь в то же место! — поучал орк. — Хорошая дичь… Да, пусть ты мелкая, зато проворная! Достойна быть женой орка из племени тотеб!

— А ты что? Мужчины на охоту не ходят? — поинтересовалась я, глядя на явную «неохоту», промелькнувшую в глазах любителя дичи.

— Это не мужское занятие! Мужское занятие — воевать с соседями! — гордо ответил представитель зеленого от зависти к соседским благам народа.

Я поставила таз, сварила макароны и мясо, выставляя перед «женихом», который посмотрел на меня с таким ужасом и отвращением, с которым умеют смотреть только детсадовцы на серый комок манной каши.

— Червивое мясо! Да как ты смеешь, женщина! — заорал Имхо, ударяя кулаком по столу так, что тазик подпрыгнул и упал на пол. — Воину! Мясо! С червями!

— Это — макароны! — заорала я в ответ, радуя соседей тем, чем не радовала никогда, — семейным скандалом. — Они из теста! Это не черви! Как хлеб!

— Дичь испортилась! Значит, в твоем шатре обитает злой дух Болижоп! Его надо срочно изгнать! — воинственно заявил зеленый экзорцист, осматривая свои художества в поисках свободного места. — Где здесь жертвенный алтарь?

Скорость, с которой этот Халк собирается тащить меня под венец, порадовала бы любую старую деву. Я назвала адрес местного загса.

— Нам нужно принести жертву! — сурово заметил орк, поглядывая в углы кухни.

— А жертва сама дойти не может? — поинтересовалась я, отчаянно зевая.

— По законам племени тотеб, придется принести в жертву первого, кто переступит этот порог, кроме хозяина и его семьи! — постановил Имхо, а я понимала, что злые духи могут спать спокойно, ибо я всегда славилась своим гостеприимством.

Зазвонил телефон, срочно требуя меня. Я подняла трубку, видя, что это генеральный директор. Судя по тону, он тоже был настроен на жертвоприношения богам начальства Якомусказал и Быстроибезвопросов.

— Я не могу приехать прямо сейчас, — негромко начала я, чувствуя, что где-то неподалеку мною заинтересовался злой дух Пендель. И символы «плодородия» на обоях как бы намекали на урожай, которого не переживет моя зарплатная карточка. — А что их не устраивает? Но ведь полмесяца назад все устраивало! Да при чем здесь… С кем? Заключить договор?.. На сколько?.. Нет, мы с ними не работали! А вам не кажется, что цены… Поняла… Еду…

Я прилетела на работу разбираться с текущими проблемами под неусыпным начальственным взором. На меня смотрели с подозрением, изредка замечая, что не сильно я похожа на загоревшую и отдохнувшую отпускницу. По закону подлости, когда тебе говорят: «Работы на полчасика», выясняется, что нелишним было бы захватить с собой палатку и развести костер.

При слове «костер» мне стало как-то прохладненько. В полвосьмого меня, измотанную и уставшую, наконец-то милостиво отпустили. Я вызвала такси, рванув домой. Теперь понимаю, почему половина нашей женской бюрократической машины спешит к детям, рисуя себе страсти-мордасти о газовой плите, розетках и открытых окнах. И пока переднеприводные выслуживаются перед руководством в меру своих талантов, мы, заднеприводные, отгребаем и разгребаем.

Из моего окна валил дымок. Весь подъезд провонял так, словно филиал мусоросжигательного завода решил переехать в мою скромную однушку. Дрожащими руками, роняя ключи по нескольку раз, я открыла дверь, закашлявшись и чувствуя, как слезятся глаза от дыма и копоти.

— Ты где была? — грозно прорычал орк, отодвигая шкуру, ведущую из стойла в шалаш, именуемый спальней. — Ты где шлялась?