Родная (СИ) - Ратникова Дарья Владимировна - Страница 7

Он подошёл к ней и тронул рукой. Дверь была не заперта, и со скрипом распахнулась. Он осторожно вышел из комнаты, и сразу очутился в непроглядной темноте. Она обступила его со всех сторон. Двигаться куда-то без света было невозможно. И Ишмак вернулся в комнату, зажёг свечу, и, держа в руке подсвечник, двинулся по коридору, освещая себе путь и, стараясь запомнить все повороты и развилки. Ему встречались странные пустые комнаты, мрачные огромные залы, тюремные зарешеченные подвалы и пыточные камеры. Он так увлёкся, что почти забыл, где находится. Существовал только этот странный тёмный коридор и луч света в нём. И только, когда этих лучей стало два, он вдруг опомнился, и, затушив свечу, спрятался в одной из комнат. Он притворил за собой дверь, оставив лишь маленькую щель. Вскоре послышались голоса. Ишмак узнал Женю. Уйти незамеченным он не мог, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как подслушать разговор.

— Что ты собираешься делать с этим баром? — Спрашивал один голос.

— Ничего. Спрячу пока, а там видно будет. — Ответил Женин голос.

— Женя, при всём моём уважении к тебе, я ему не доверяю. Да и почему ты так быстро поменял своё отношение к нему? Ты же его ненавидел.

— Я не знаю. Просто я доверяю ему сейчас. Я ненавидел его, это да, но в какой-то момент понял, что ненависть исчезла. А после того, что матушка рассказала о нём, я почувствовал к Ишмаку даже симпатию.

— А если он потом переметнётся к своим и расскажет про эти подземелья?

— Не переметнётся. Ему просто некуда идти.

— Ну как знаешь.

Голоса замолчали. Свет приближался. Они прошли мимо него. Ишмак, подождав чуть-чуть, бегом бросился в свою комнату. Ему было неловко подслушивать чужой разговор, но нет худа без добра. Зато он узнал Женю с другой стороны. Сын Арсения был вылитой его копией, и Ишмаку было бы тяжело, если бы тот не оправдал его надежд.

Когда серды, где-то задержавшись, не спеша вошли в комнату Ишмака, он уже сидел на стуле и ждал их.

— Я смотрю ты уже очнулся. — Дружелюбно улыбнулся ему Женя. — Это мой друг — Алексей. — И он указал Ишмаку на человека, стоявшего за ним и настороженно рассматривавшего бара. — А это — Ишмак.

Они посмотрели друг на друга и Ишмак вспомнил вдруг фигуру человека, натягивающего лук и смерть Марека. Вздрогнув, он пристальней вгляделся в Алексея. Да, это был он. Ишмак искал в себе ненависть, но не нашёл ничего, кроме боли. Разве Алексей виноват, что стрелял в человека, которого считал врагом? И Ишмак, отвернувшись, сморгнул слезу. Он не видел, что Женя кивнул другу, и они оба вышли. А вернулся он уже один.

— Прости, — Произнёс он.

— Да нет, ничего. — Откликнулся Ишмак. Он уже подавил этот мгновенный порыв боли и снова чувствовал себя здоровым. Потом, помолчав, добавил, — Мне не за что тебя прощать.

— Не меня, — почти прошептал Женя, — его прости.

— Зачем ему моё прощение? Я слышал ваш разговор. Спасибо тебе за доверие. А простить… Я уже почти ничего не помню и не держу зла. Мне только больно… — Они помолчали.

— Я понимаю, может быть, не стоит спрашивать, но расскажи мне про своего друга, — Начал Женя, и потом чуть тише добавил, — И про отца.

Они разговаривали долго. И Ишмак с удивлением чувствовал, что та тяжесть, с которой он жил после смерти Арсения, постепенно спадает с его души. Ему жизненно необходимо было кому-то выговориться, рассказать свою боль и почувствовать, что его понимают. И то возрождение, которое начала Наташа, завершил Женя.

III

После этого разговора они виделись часто. Женя забегал к нему почти каждый день, приносил еду и питьё. Из его слов Ишмак понял, что крепость в осаде, и что следует ждать решающего сражения со дня на день. Самое главное было удержать баров и не дать им взять крепость, а если возможно, то и заставить отступить. Ишмак видел, что чем неотвратимее и ближе становилось сражение, тем больше Женя волновался. Он старался помочь другу, но как тут поможешь?

Наконец, в один из дней, когда Ишмак сидел за столом и рассеянно смотрел на луч света, медленно двигавшийся по комнате, скрипнула дверь, и вошёл Женя. Он был одет о походному. На бедре висел меч. За ним в двери Ишмак увидел силуэт Алексея с луком на плече. Женя подошёл к нему, а его друг остался за дверью.

— Всё. Сегодня. — Произнёс Женя, и вдруг порывисто обнял Ишмака. — Прощай. Может больше не увидимся.

— Как так? Должны увидеться. — А по-иному и быть не может. Слишком много друзей он потерял.

— Где выход ты знаешь, да?

— Да. — Кивнул Ишмак. Он знал один выход, тот, который вёл в лес.

— Ну что ж, прощай!

— Женя, я хочу пойти с вами, помочь. — Опомнился Ишмак. Он решил. Он сможет пойти против своих защищать то, что ему дорого и в них в том числе. Но Женя перебил его.

— Это исключено. Ты вызовешь суматоху. Ты ведь бар. — Услышал Ишмак жёсткие слова. А потом, уже тише добавил. — Ведь кто-то должен будет сказать матери и Наташе, если я умру. — Женя замолчал, потом отвернулся и вышел из комнаты.

А Ишмак сидел и задумчиво наблюдал за игрой солнечных лучей. Он нервничал, но мысли его блуждали далеко. Женя снова всколыхнул все воспоминания.

Часть 3. Война (11.06)

IV

Узкая грязная улица, и вдруг непонятный ласковый запах цветов. Откуда здесь могли быть цветы? Он поднял голову. Просто одетый бар поливал на балконе цветы, которые источали дивный запах. Он запомнил его и тут же узнал, когда его дали в Наставники Мареку. Наставник был очень добрым, но продержался на месте недолго — всего лишь полгода, но эти полгода показались ему тогда раем. В его доме он нашёл много старинных книг, даже ещё сердских. Тогда он забирался на кровать и читал. А в другой комнате разговаривали Марек и Наставник. Иногда и он присоединялся к их разговорам. А через полгода Наставник Марека пропал, заставив их сначала обыскать полгорода, а потом тоскливо плакать в какой-то подворотне. Это был первый луч света в его жизни, и луч сомнения. Потом он часто сравнивал этого Наставника с Арсением.

И ещё воспоминание. Угрюмые лица пленных, полуразрушенная крепость, рядом Марек со связанными руками. И доброе лицо воина, у которого их поселили. Марек, помнится, дичился его, часто сидел один в их землянке, хотя свободу пленных никто не стеснял (это их и погубило). А он сразу привязался к этому воину с чудным именем Арсений. И часто они потом сидели в полуразрушенном старом помещении, служившем им домом, и разговаривали. Арсений рассказывал ему о жизни, об истории мира и истории вражды между барами и сердами. А ещё они говорили о книгах. И он открывал для себя новый неизведанный мир знаний.

А потом была страшная ночь, когда он узнал, что бары в крепости, и, в отчаянии, разрываясь между долгом и дружбой, бросился за мечом. И встречный безоружный Марек… А потом сам Дарк и насмешка:

— Не надо никуда идти. Останься здесь, Ишмак. Твой друг оказался умнее. И даже оставил свой меч.

Какой-то призрак человека в чёрном плаще и приказ:

— Найдите мне его!

И фигура Арсения. Тюрьма, пытки, измученный голос… Да, этот разговор он запомнит на всю жизнь.

Он зашёл в тюрьму к Арсению. Дарк впустил его в надежде, что он выведает у Арсения местонахождение каких-то секретных бумаг, которые сам тщетно искал.

Арсений лежал на полу, на охапке соломы. Выглядел после пыток он страшно, но способность двигаться ему сохраняли, чтобы он смог стоять на плахе. Он помнил, как упал тогда перед другом на колени. Что он чувствовал было не описать словами.

— Арсений, что они с тобой сделали?! Неужели какие-то бумаги стоят твоей жизни?

— Моя жизнь принадлежит Создателю. А бумаги… Что-ж, ты должен знать. Это чертежи очень страшного оружия древности. Они сохранились ещё со времён до Катаклизма. Похожее оружие и вызвало тогда Катаклизм. Оно не должно попасть в руки баров, иначе…

— Я понимаю. — Он замолчал, не зная, что ещё сказать, не находя слов. И тогда заговорил Арсений. Он рассказал ему, доверяя безмерно, где спрятаны чертежи. А потом добавил: