Дом Ротшильдов. Мировые банкиры. 1849—1999 - Фергюсон Ниал - Страница 22

Посещение церкви стало не единственной уступкой, на которую Ротшильдам пришлось пойти в Кембридже. На экзамене после второго курса (на степень бакалавра), известном под названием «предварительного», требовалось показать глубокие познания книги «Обзор христианских свидетельств» Уильяма Пейли. Судя по гневному письму Шарлотты к Лео, такое требование представляло собой серьезное препятствие. Однако, помимо всего прочего, в письме содержится намек на то, что Лео вполне способен его преодолеть: «Твоя необъяснимая ошибка на экзамене вызвала у меня большую досаду и раздражение… Конечно, ты вовсе не хотел и не собирался оскорблять преподобных экзаменаторов, и ни один знакомый с тобой человек не мог бы предположить, что ты способен на такое вопиющее бесчувствие по отношению к духовным лицам и такое полное неуважение к вере, к которой, хотя она и не твоя и, более того, тебе неизвестна, тем не менее нужно относиться с уважением, как к культу Всевышнего, который отправляют миллионы человек… Тем не менее твоя ошибка весьма достойна порицания и, более того, непростительна. В каком бы свете ее ни рассматривать, она все равно создает плохое впечатление… Молодой человек, который приходит в Сенат-Хаус и не выдвигает возражений против того, чтобы его экзаменовали по свидетельствам христианства, должен непременно ознакомиться с темой… Не знай я, что тебя окружают наставники духовного звания, я предложила бы тебе какой-нибудь совет, но я считала, что тебе хватит здравого смысла… попросить наставников давать тебе если не уроки, то хотя бы краткий очерк истории христианства… Тебя сочтут самым невежественным, безрассудным и мелким из людей. Мне очень горько, но жаль, что тебе нечем оправдаться».

Лео со своей стороны был сбит с толку «тайнами теологии и… разными доктринами»: как-то вечером, ужиная с группой преподавателей, любящих поспорить, он почувствовал себя «настолько сбитым с толку, что не смел и рта раскрыть». (Один знакомый, который также присутствовал на ужине, боялся, «что они забудут о моем присутствии и начнут нападать на евреев».) Даже в более молодежном окружении дискуссионного клуба Ротшильдам делалось очень не по себе. Натти вспоминал, как у него «кровь закипала от злости» как-то вечером, когда спикер клуба «приводил в пример чересчур большой власти палаты общин… прохождение билля о евреях. Я надеялся, что прошли времена для [различий] такого рода, и если бы я сразу же ответил, то мог бы разжечь религиозные страсти, которые легче возбудить, чем успокоить».

Поэтому присутствие Ротшильдов в Кембридже можно считать ограниченной победой по сравнению с той победой, какую желал одержать Лайонел в палате общин. На самом деле лишь в 1871 г. в старинных университетах были отменены выпускные экзамены по религии. В то же время заметен не вполне объяснимый контраст между согласием его брата и сыновей посещать церковные службы в колледже и изучать Пейли – и его отказом принести присягу, в которой содержалась декларация христианской веры. Видимо, если бы студентов заставляли причащаться, все сложилось бы по-другому.

Большие выставки и хрустальные дворцы

Памятники военным победам обычно не воздвигают до победы в сражении. Однако Ротшильды начали строить памятники своему политическому влиянию за несколько лет до того, как Лайонел наконец смог занять место в Вестминстерском дворце. По крайней мере, именно так можно истолковать невероятный всплеск архитектурной деятельности в 1850–1860 гг., когда Ротшильды построили для себя не менее четырех огромных загородных домов, а пятый перестроили: в Ментморе, Астон-Клинтон, Ферьере, Преньи и Булони.

Конечно, Натан и его братья начали приобретать загородные резиденции с самых ранних дней своего процветания. К началу революции 1848 г. дома и имения в Ферьере, Сюрене, Булони, Ганнерсбери, Шиллерсдорфе и Грюнебурге были в семье уже много лет.

И в 1850-е гг. не произошла полная перемена в отношении к этим загородным имениям. Покупая новые земельные участки в Бакингемшире после 1848 г., особенно фермы в Астон-Клинтон, лондонские партнеры сохраняли такую же рассудительность, как до них – их отец и дядья: они не интересовались сельскохозяйственными угодьями, которые не приносили бы 3,5 % от покупной цены. «Если ты думаешь, что Астон-Клинтон стоит 26 тысяч [фунтов], – писал Лайонел Майеру в 1849 г., – у меня нет возражений… но мне кажется, что мы всегда можем полагаться на 3 1/2, свободные от любых издержек, это не типичный загородный дом, ты должен относиться к покупке всецело как к капиталовложению». В 1849 г., посетив Шиллерсдорф, он заметил, что это «величественное имение и, хотя [дядя Соломон] чуть переплатил за него, если им хорошо управлять, оно принесет ему неплохой доход».

Покупая землю – особенно после тяжелого кризиса в сельском хозяйстве середины 1840-х гг., – Ротшильды тратили деньги в нижней точке рынка. Именно в 1848 г. герцог Бакингем наконец объявил себя банкротом, а год спустя Майер получил сводки агентов по недвижимости из Ирландии, в которых ему советовали воспользоваться тамошними удачными возможностями. «Повсюду неурожай картофеля, свободная торговля гибнет, – говорилось в одной такой подсказке. – Ирландия совершенно погибла, настало или стремительно приближается время тайком скупать имения. После попадания в парламент подумайте о покупке и перепродаже за более высокую цену». На самом деле Майер и его братья не испытывали интереса к таким авантюрам; как отмечала их мать, они занялись недвижимостью, потому что в декабре 1849 г. доходность консолей упала до 3,1 %. Настало «самое подходящее время» для покупки земли, «когда средства так высоки, как в настоящее время, ибо, хотя могут снизить проценты по имуществу, обращенному в ценные бумаги, земля всегда будет в цене». Подобные инвестиции нельзя считать симптомом падения предпринимательского духа. То же самое можно сказать и о покупке французскими Ротшильдами винодельческих хозяйств: Нат в 1853 г. купил «Шато-Бран-Мутон» (и переименовал его в «Мутон-Ротшильд»), а Джеймс вел долгую битву за приобретение контроля над «Шато-Лафит» в окрестностях Пойяка, получив квалифицированную оценку о спросе на высококачественные сорта кларета. В 1868 г., наконец купив Лафит (за 177 600 ф. ст.), Джеймс, который к тому времени был стариком, почти сразу же повысил цену на вино нового урожая.

Однако есть разница между тем, чтобы потратить 26 тысяч фунтов на сельскохозяйственные угодья, и тем, чтобы потратить такую же сумму на роскошный новый дом. Легко забывается, как мало английских землевладельцев в XIX в. строили себе новые «помещичьи дома»: о том, что было вполне доступно за сто лет до того, не могло быть и речи. Зато для Ротшильдов деньги вопроса не составляли. В 1852 г., когда лондонские партнеры изъяли из общего капитала компании 260 250 ф. ст., – главным образом для того, чтобы оплатить строительство нескольких домов, – сумма составляла менее 3 % от общей. Однако официальная цена нового дома в Ментморе составляла всего 15 427 ф. ст. За огромный объем работ, выполненный для Ротшильдов в 1853–1873 гг., строитель Джордж Майерс получил в целом всего 350 тысяч ф. ст.

Однако то, что они могли себе это позволить, еще не объясняет, почему они решили тратить деньги на большие дома, которые явно не окупали вложенные в них средства. Банальное объяснение – которое должно быть достаточным – заключается в том, что Ротшильдам нравилось проводить время за городом. С развитием железных дорог они получали возможность жить за городом, не пренебрегая своей работой в Сити. Лондонская и Северо-Западная железнодорожные линии позволяли Лайонелу и его братьям без труда передвигаться между Ментмором и Юстоном: Лайонел мог «галопом скакать» за город и успевать вернуться к вечерним дебатам в палате общин. Линия Страсбург – Линьи, открытая в мае 1849 г., позволяла поступать так же Джеймсу и его сыновьям в Ферьере. И все же необходимо, наверное, еще одно, дополнительное пояснение. Новые дома отражали притязания на аристократизм. Уже в 1846 г. Лайонел признавался родным и близким друзьям, что считает титул баронета ниже своего достоинства. Он начал кампанию по вступлению в палату общин только после того, как стало ясно, что титула пэра он не получит. Однако такие притязания нельзя считать симптомом «феодализации» – упадочной буржуазной уступки устаревшим ценностям высшего класса; нельзя забывать, что Ментмор строился в то время, когда Лайонел открыто бросал вызов законодательной роли палаты лордов. Английские Ротшильды упорно претендовали на знатность, и ничто не выражало их притязаний ярче, чем дома, которые члены семьи строили для себя. Их резиденции были не просто подражанием загородным домам XVIII в. Они свидетельствовали о большой власти Ротшильдов, служили, если можно так выразиться, пятизвездочными отелями для влиятельных гостей, частными картинными галереями… короче говоря, местами, где принимали особо важных гостей; как мы сказали бы сегодня, центрами корпоративного гостеприимства.