Здравствуй, незнакомец (ЛП) - Клейпас Лиза - Страница 21

– Шляпку?

– Булавку от неё.

Он ждал, протянув руку.

С озадаченным видом Гарретт извлекла длинную булавку, которая крепила шляпку к причёске. Шпилька была увенчана маленьким бронзовым медальоном.

Взяв её, Итан согнул тупой кончик иглы под углом сорок пять градусов. Он вставил его в замочную скважину и ловко провернул. Пять секунд спустя замок щёлкнул и открылся. Вынув самодельную отмычку, он встал на ноги и вернул ей булавку.

– Боюсь, вы отперли дверь быстрее, чем я смогла бы сделать это ключом! – воскликнула Гарретт, слегка нахмурившись, разглядывая булавку. – Какой вы умелый.

– Не в этом дело. Любой неуклюжий полоумный грабитель сможет сделать тоже самое.

– О. – Она задумчиво поджала губы. – Возможно, стоит вложиться в новый замок.

– Ага. Тот, который собрали в этом веке!

Его разозлило, то, что Гарретт не выглядела встревоженной. Во внешних уголках её глаз собрались морщинки.

– Вы очень добры, что беспокоитесь о моей безопасности. Но мой отец - бывший констебль.

– Он слишком стар, чтобы прыгать через ворота, – возмущённо сказал Итан.

– И я могу защититься...

– Не начинайте, – предупредил он зловещим тоном, уверенный, что взорвётся, если она ещё раз произнесёт одну из своих самонадеянных маленьких речей о том, как хорошо она может позаботиться о себе, и насколько она неуязвима, и, что она никого не боится, потому что умеет вертеть тростью. – Вам нужно немедленно сменить замок и снять медную табличку с двери.

– Зачем?

– Потому что на ней ваше имя.

– Но она есть у всех врачей, – запротестовала Гарретт. – Если я её сниму, пациенты не смогут меня найти.

– Почему бы вам просто не повесить объявление на двери: "Беззащитная женщина с бесплатными медикаментами?" – Не дав ей ответить, он продолжил: – Почему на цокольном и первом этажах нет железных решёток на окнах?

– Потому что я пытаюсь завлечь пациентов, – ответила она, – а не отпугнуть их.

Хмуро размышляя, Итан потёр челюсть.

– Незнакомцы приходят и уходят, – пробормотал он, – и ничего им не мешает делать, всё что заблагорассудится. Что если вы впустите в дом сумасшедшего?

– Сумасшедшим тоже нужна медицинская помощь, – резонно заметила Гарретт.

Он бросил на неё говорящий взгляд.

– Хотя бы на окнах стоят замки?

– Думаю, на некоторых из них стоят... – туманно ответила она. – Услышав, как он тихо выругался, Гарретт успокаивающе проговорила: – Вам действительно не о чём беспокоиться, мы не храним здесь королевские драгоценности.

– Вы сама и есть драгоценность, – сухо сказал он.

Гарретт уставилась на него широко раскрытыми глазами, момент становился неловким и интимным.

Во взрослой жизни никто не знал Итана по-настоящему, даже Дженкин. Но стоя на пороге дома Гарретт Гибсон и, утопая в омуте её изучающих глаз, он понял, что ничего не может от неё утаить. Всё, что он чувствовал, эта девушка могла увидеть, как на ладони.

Ад и преисподняя.

– Пройдёмте внутрь, – ласково предложила Гарретт.

Следуя за ней, Итан переживал о том, что ещё он может сделать или сказать. Закрыв дверь, он остался стоять в прихожей, держа в руке кепку, и завороженно наблюдал за тем, как Гарретт снимает перчатки из окрашенной оленьей кожи, быстро дёргая за кончики пальцев, обнажая красивые руки с тонкими элегантными, аккуратными пальцами, словно инструменты часовщика.

Звук шагов возвестил о том, что кто-то приближается со стороны подвальных помещений. Появилась женщина в белом фартуке, полная и пышногрудая, с румяными щеками и живыми карими глазами.

– Добрый вечер, доктор Гибсон, – поприветствовала она, забирая перчатки и шляпку у Гарретт. – Вы сегодня припозднились. – Она посмотрела в сторону Итана и её глаза расширились. – Сэр, – проговорила она, затаив дыхание, и сделала реверанс. – Могу я взять вашу кепку?

Покачав головой, Итан ответил:

– Я ненадолго.

– Этот человек мой пациент, – сказала Гарретт кухарке, вынимая букетик фиалок из петлицы прогулочного жакета, прежде чем отдать верхнюю одежду. – Я привела его сюда для консультации, пожалуйста, проследи, чтобы нас не беспокоили.

– Для какой ещё консультации? – лукаво переспросила служанка, осмотрев Итана с ног до головы, и с головы до ног. – Не выглядит он болезненным.

Брови Гарретт опустились.

– Неприлично комментировать внешний вид пациента.

Наклонившись к хозяйке, кухарка проговорила театральным шёпотом:

– Я хотела сказать, надеюсь вы сможете чем-то помочь этому бедному, страдающему от болезни человеку.

– На этом всё, Элиза, – твёрдо сказала Гарретт. – Ты можешь идти.

Забавляясь дерзостью кухарки, Итан изучал пол и боролся с улыбкой.

После того, как Элиза вернулась обратно вниз, Гарретт с огорчением пробормотала:

– Обычно она не такая дерзкая. Нет, не берите в голову: Элиза такая и есть. – Она проводила его в открытое помещение справа от прихожей. – Это зона ожидания для пациентов и их семей.

Пока Гарретт закрывала ставни на окнах, Итан бродил по просторной комнате, в которой из мебели стояли: длинный низкий диванчик, пара глубоких мягких кресел и два маленьких столика. Ещё здесь присутствовали камин с белой каминной полкой, письменный стол и жизнерадостная картина с изображением сельской сцены. Всё находилось в безупречном состоянии: изделия из дерева отполированы до блеска, стёкла в окнах сверкали. Итану большинство домов казались душными и неуютными, полы ломились от мебели, стены обклеены аляпистыми обоями. Но это место было безмятежным и успокаивающим. Он подошёл повнимательнее разглядеть картину, изображающую вереницу толстых белых гусей, прогуливающихся мимо двери коттеджа.

– Когда-нибудь я смогу позволить себе настоящее произведение искусства, – сказала Гарретт, встав рядом с ним. – А пока, нам придётся обойтись этим.

Внимание Итана привлекли крошечные инициалы в углу: Г. Г. На его лице медленно расплылась улыбка:

– Это вы нарисовали?

– На уроках художественного рисования, в интернате, – призналась она. – У меня неплохо получались наброски, но единственное, что мне удавалось нарисовать достойно, были гуси. В какой-то момент я попыталась расширить свой репертуар до уток, но те заработали более низкие оценки, поэтому я опять вернулась к гусям.

Итан улыбнулся, представляя её прилежной ученицей с длинными косами. Свет от лампы в абажуре в гостиной скользнул по аккуратно заколотым волосам, заставляя их отблескивать красным и золотым цветами. Он никогда не видел такой кожи, как у неё: тонкая и гладкая, она слабо светилась, словно зардевшаяся садовая роза.

– Как вам вообще пришло в голову рисовать гусей? – спросил он.

– Напротив школы был пруд с гусями, – ответила Гарретт, рассеяно уставившись на картину. – Иногда я замечала мисс Примроуз, наблюдающую за ними в бинокль из окон, выходящих на улицу. Однажды я осмелился спросить, почему её так сильно интересуют гуси, директриса ответила, что они обладают способностью любить и горевать, сравнимой с человеческой. Эти птицы находят себе пару на всю жизнь. Если бы гусыню ранили, гусак остался бы с ней, даже если бы остальная стая улетала на юг. Когда кто-то в паре умирал, другой терял аппетит и уходил скорбеть в одиночестве. – Она пожала узкими плечиками. – С тех пор я люблю гусей.

– Я тоже, – согласился Итан. – Особенно в запечённом виде с каштановой начинкой.

Гарретт рассмеялась.

– В этом доме, – предупредила она, – к дичи относятся серьёзно. – Вокруг её глаз собрались морщинки от улыбки, когда она поманила его пальчиком. – Я покажу вам медицинский кабинет.

Они отправились в операционную в задней части дома. В воздухе витали терпкие запахи карболовой кислоты, спирта, бензола и других химических веществ, которые он не смог распознать. Гарретт зажгла ряд водородно-кислородных ламп, и вскоре яркое сияние прогнало тени с кафельных полов и стен, отделанных стеклом, отскочив от отражателей над головой. Операционный стол был сооружён на тумбе и занимал центр кабинета. В углу металлическая подставка, казалось, отрастила руки с отражающими зеркалами на выдвижных зубчатых рейках и шарнирах, вся конструкция напоминала механического осьминога.