Орлята
(Рассказы) - Киласония Нази - Страница 34

— Гета, Гета, очнись! — звал его голос Харитона. — Ты видишь меня?

Мальчик приподнялся на локте, оглянулся: невдалеке лежал Тупчан.

— Он душил меня, — хрипловато прошептал Гета.

— Ничего, — сказал Харитон, ставя мальчика на ноги и поддерживая за локти. — Теперь эта собака ни на кого не залает. А браунинг нам пригодится. — Харитон ловко подкинул и поймал маленький револьвер.

— Надо идти, — спохватился Гета. — Я оставил хурджун с едой для комиссара в приметном месте…

— Иди, — сказал Харитон. — Иди, я на тебя надеюсь, как на себя…

Через полчаса Гета подходил к Зеленой долине.

Змитрок Бядуля

НА БОЛОТЕ

Рассказ

— Пусть я лопну, если обманываю, пусть лопну! — хриплым голосом говорил запыхавшийся мальчик без шапки, с взъерошенными волосами, мокрыми от пота.

Мальчик бил себя заскорузлым темно-бурым кулаком в худую грудь, покрытую рваной свиткой, шлепал по болоту босыми исцарапанными ногами и все повторял: «Пусть лопну!»

— В чем дело? Что такое? Говори толком.

— Пусть лопну, если это неправда!

В глазах мальчика светилась радость — он выполнил секретное задание. Паренек глотал слова и, казалось, искренне хотел лопнуть, лишь бы ему легче было рассказать то интересное и страшное, что было известно ему. Мальчика обступила толпа стариков-крестьян, женщин и детей. Все с нетерпением смотрели ему в рот и ждали.

Мальчик тяжело дышал, подозрительно вглядываясь в лес, в болотное пространство, в темные кусты.

— Рассказывай скорей! Лопни, черт бы тебя побрал, но говори, наконец! — крикнул в сердцах старый дед, высокий и худой, со сморщенным лицом и желтовато-серой бородкой. Скрюченными пальцами схватил он мальчика за плечи и стал его тормошить.

Мальчик, будто только этого и ждал, сразу выпалил:

— Легионеры узнали, где мы скрываемся! Им сказал подлюга Бавельчик!

— Вот панский подлиза! — заскрипел дед зубами и крепко выругался. — Еще что узнал?

— Легионеры сейчас придут сюда и заберут наших коней и коров. Бавельчик ведет их зимником. Ей-ей, не обманываю!

— Вот мерзавец! Вот гад! Разве лишь удерет с панскими псами, а то я, словно тыкву, оторву его подлую голову. Пусть забавляется ею!

На болоте началась тревога. Мужчины, женщины и дети засуетились, разошлись в разные стороны — собирать лошадей и коров.

— В хвойник надо идти через Тименку. Туда эти бандиты не проберутся… И не толпой идите, а в одиночку! — начал командовать дед. — Да потише, голоса не подавать!

Стоял летний полдень. Заболоченная поляна, окруженная со всех сторон темной стеной леса, изнывала от жары. Высокая, по пояс, зеленая трава была помята людьми и животными. Местами в траве рдел тысячелистник мутно-медного цвета, смотревший вверх огромным мертвым глазом. Кое-где торчали высохшие прошлогодние стожары. Они-то и указывали врагу, где крестьяне прячут коней и коров.

Низко над травой кружили болотные птицы. Они были заняты своими обычными, повседневными делами: ловили мух, мошек, глотали червяков и звонко перекликались на разные лады. Кое-где, спокойные и гордые, стояли аисты.

Скот оторвали от душистой травы, и встревоженные люди тихо, в одиночку, повели лошадей, погнали коров к речке.

Трава шуршала затаенным шепотом: «Ш-ш-ш…

С-с-с…»

Хлюпало болото и зыбкой-зыбуном качалось под ногами: «Хлю-у-уп, хлю-у-уп, хлю-у-уп…»

Вот, казалось, люди и животные продавят верхний, пухлый слой болота, заросший высокой жестяной травой, прорвут его, как истлевший кожух, провалятся — и следа не останется от них. Удивятся молчаливые аисты, захлопают мощными крыльями-веерами, поднимутся, купаясь в растопленном золоте солнца, и понесут в прозрачные дали немую сказку о том, как болото проглотило людей и животных.

Живой цепью люди тихо тянулись к речке, переправлялись вброд и вместе с животными скрывались на противоположном берегу, в пуще.

Последним перешел речку высокий седой дед.

Издали доносилась трескотня пулеметов: «Тра-та-та, тра-та-та…», словно кто-то рассыпал бобы по сухому каменному току.

«Это наши партизаны дерутся со шляхтой», — подумал дед.

На худом лице его появилась улыбка. Старику вспомнилось, как он сам когда-то воевал с турками. Тогда и войны были не такие, и вся жизнь была другой. Тогда царь силой гнал людей на бой с неведомым врагом, а теперь люди сами идут. Вся молодежь из окрестных деревень выступила против панов, и не только молодежь — бородатые мужики пошли в отряды.

Да и как не пойдешь, когда шляхтичи порют крестьян, оскорбляют женщин, до смерти замучивают девушек, жгут деревни!

«Эх, был бы я помоложе!.. — дед глубоко вздохнул. — Ну, ничего! Если не я, то двое моих сыновей бьются теперь с врагом…»

Дед скрылся в пуще и присоединился к односельчанам, которые, немного осмелев, понукали животных.

Солнце слабо пробивалось сквозь густые ветви высоких деревьев. В пуще стоял густой мрак. Пахло сыростью, грибами. Кое-где торчали огромные вывороченные коряги, похожие на неведомых, фантастических животных. Мох здесь расстилался пухлыми подушками, папоротник рос огромными кустами. Пьянил запах багуна и переспелых ягод. Местами обнажалась черная, торфяная, жирная, как масло, земля. Встречались и ямы, полные отливающей перламутром воды, словно кто-то копал здесь колодцы. На мягкой земле были четко оттиснуты следы волков, аистов и мелких птиц. Это было одно из тех мест, про которые народ в далекие времена сложил страшные сказки о разбойниках, леших и русалках.

Крестьяне, внимательно следя за тем, чтобы скот не заблудился, выбрались из пущи и дошли до Тименки, болотистого луга, тянувшегося длинной узкой полосой, сдавленной с обеих сторон густым лесом. Через Тименку они добрались до сухого хвойника, торчавшего на небольшом возвышении твердой, колючей бородой великана.

Хвойник был на несколько верст окружен лесом и болотами. Белопольским бандитам не пробраться в такое место. Шум стрельбы доходил сюда далекими, глухими отголосками, которые не очень-то тревожили крестьян. Своего хозяйства они уже все равно лишились: паны пустили по их крышам красного петуха.

«Партизаны не пропадут, у них много ружей и пулеметов, да и Красная Армия, наверно, уже к ним подоспела!» — думали крестьяне.

Солнце спускалось все ниже и ниже.

С наступлением вечера в людях, оторванных от привычного образа жизни и от всего мира, произошла перемена. Каменным комом застыло горе в груди. Их загорелые лица были покрыты грязью, губы запеклись от жажды, глаза покраснели от бессонницы, тело ныло от усталости. Старики что-то бормотали про себя.

Только дети не унывали. Им все было интересно. Нет ничего лучше, как прятаться днем и ночью в лесу. Они бы не отказались здесь жить все время. Плохо только, что взрослые не разрешают шуметь. Странный народ — эти взрослые. Начали хорошее дело — хождение по лесам, а перекликаться не дают, не разрешают ни громко смеяться, ни свистеть. Смотри на мать и молчи неизвестно почему.

Люди собрались в кучу. Дед подозвал мальчика, который принес весть о предательстве Бавельчика, выдавшего белополякам место, где они скрываются:

— Знаешь что, Степанка! Стоило бы снова сбегать в деревню, посмотреть, что там делается. Только осторожно, чтобы не заметили тебя.

— Пусть я лопну, если меня заметят! — горячо отозвался обрадованный мальчик.

— Иди и не задерживайся. Возвращайся сразу. Смотри, не заблудись!

Степанка шмыгнул в лес.

Женщины начали доить коров в большие кувшины. Старики молча курили свои трубки. А дети тайком резвились.

Надвигался мрак. Гудели и немилосердно кусались кружившие тучами комары. Люди собрались вместе и поужинали хлебом с молоком. Только несколько мужчин остались сторожить лошадей и коров, лежавших и стоявших тесной кучкой.

Костра не разводили: боялись, что его заметят. Женщины уложили детей спать, закутав их в свитки и кожухи. Взрослым не спалось.