Подводный город - Рено Жан Жозеф - Страница 7

Развязать Мориса она не могла. Он был скручен ремнями, и с ней не было даже перочинного ножа. К тому же, отверстие было так уже узко, что Морис не мог выбраться из объятий железной женщины. Едва могла только Эвелина сама просунуть руку и вытянуть изо рта пленника кляп. Морис внезапно заговорил страшным голосом, который она не узнала:

— Скорее!.. Гвозди уже начинают колоть… С левой стороны железной женщины рукоятка… ближе к полу… поверните ее… скорее… от себя!

Эвелина увидала рукоятку, какой бывают снабжены маркизы у окон… Она повернула рукоятку, и гири поднялись, а дверцы раскрылись… Эвелина протянула руки к Морису.

— Отстегните пряжки, — скомандовал он, — вот так!

Она расстегнула ремни, и Морис был свободен. Но он едва мог ступать и лишился чувств. Когда же он пришел в себя, он пустился прежде всего бежать, полный инстинктивного страха перед этим домом, перед этой страшной машиной, перед тенью доктора Шиллера…

Только в поезде к нему вернулась способность говорить, и он смог рассказать, что с ним произошло. Его захватили именно так, как предполагала маленькая американка. Все как раз так и произошло. Этот Мак Зидлей был когда-то директором ярмарочного музея древностей, как мог заключить Морис из разговоров бандитов. Ужасное орудие пытки, которое известно было под названием «железной девы», не нашло покупателя, и оно осталось на руках Мака Зидлея. Он взял его со склада и решил им воспользоваться, чтобы добиться признаний от Мориса. Может быть, «железная дева» не раз сослужила ему службу…

Мак Зидлей в особенности требовал от Мориса, как знатока криптограмм, разгадки слов в письме Бона: «Д. А. Римская дорога. II. Во время отлива. Столб сейчас же направо». Пленник клялся, что он не понимает, и тогда его заключили в пыточную машину, объявив ему торжественно, что она окончательно захлопнется в течение двенадцати часов. Он слышал, как страшные дачники укладывали свои вещи и как замер дом. Надежды на спасение не было. Поскрипывали цепи спускавшихся гирь, и он считал направленные на него гвозди. Они были разной величины. Те, которые были предназначены для глаз и для сердца, были гораздо короче, — чтобы не сразу убить, а продлить страдание.

Вечером Морис, Эвелина и мисс Эдит вместе обедали.

В момент расставания Эвелина сказала ему с загадочным выражением в счастливых глазах:

— Я взяла ложу в комической опере. Приходите к нам, и я вас познакомлю с одним американцем, который приедет завтра вечером.

— Кто он?

— Мой отец…

На следующий день Морис явился в театр взволнованный, лихорадочно возбужденный и тоскующий. Два дня, как он обдумывал значение нескольких слов, из-за которых пытал его Мак Зидлей:

«Д. А. Римская дорога. II. Во время отлива. Столб сейчас направо».

Еще он слышал тогда в «Буфете Колоний» слова, приписываемые Бону:

«Я спрятал их в удивительном городе, куда никто не вхож, и сам Бог стережет их».

Смутно предвидел он возможность разрешения задачи — по каким образом? Он не знал, но «чувствовал» — и горел. Когда-то в коллеже он точно так же бился над разрешением иной геометрической задачи и испытывал то же самое, когда решение, наконец, приближалось.

Эвелина и мисс Эдит сидели уже в ложе, обитой пурпурным бархатом. Маленькая американка была очаровательна в своем белом туалете. Ее рыжеватые волосы были украшены маками. Она была взволнована и взяла руку Мориса в свои ручки.

— Здравствуйте. Мне хочется представить вас отцу. Я много, много говорила ему о вас. Еще он с вами не знаком, а уже оценил вас по достоинству. Вы будете удивлены. Тише. Начинается увертюра. «Король Иса»!

Раздались яркие звуки медных инструментов, и Морис, словно зачарованный, стал думать о том городе, «куда никто не вхож» и где бриллианты находятся в такой безопасности, что их «могут полюбить только рыбы».

В обыкновенное время его мысль была занята одной Эвелиной. Но теперь, после увертюры, он вдруг спросил ее:

— А что вы скажете новенького? Не правда ли, любопытно, что Мак Зидлей так настойчиво требовал от меня разгадки? Строго говоря, это вы должны были бы найти ее….

Она проговорила:

— Успокойтесь, ради Бога! Мало вам еще досталось!

Занавес поднялся, но Морис только глазами следил за картинами, изображающими древнюю легенду короля Гральона, его дочери Даго и его города Иса, поглощенного волнами… А мысли молодого человека все были направлены на один пункт. Впрочем, спектакль поддерживал в нем работу какого-то вдохновения.

Когда первый акт кончился, дверь ложи раскрылась, и вошел высокий и широкий джентльмен с угловатыми чертами бритого лица. Он был седой. Эвелина обрадовалась в стала представлять Мориса, который рассеянно смотрел и точно не мог понять, кто перед ним. Вдруг он издал восклицание, схватился за голову и, не кланяясь, как будто обезумев, вскочил и закричал:

— Нашел! Догадался! Наконец-то!

Забыв обо всем на свете, он выбежал из ложи и даже не взял с собой шляпу.

Утром Эвелина получила от него такое письмо:

«Мой дорогой, мой прелестный друг! Умоляю вас извиниться за меня перед вашим отцом и перед мисс Эдит. Я совершил невероятную грубость и почти не смею просить о прощении. Я плохо оправился, должно быть, от испытанных мной в течение последних дней потрясений, и нервы мои натянуты. Кроме того, ум мой постоянно занят этими бриллиантами, и так случилось, что в тот момент, когда вошел ваш отец в ложу, я добился, в качестве вашего усердного ученика, разрешения задачи. Оно было так ярко и неотразимо, что я забыл все приличия. Еще раз прошу меня извинить.

Теперь два слова. Пока я не добьюсь полного успеха, я не увижу вас. Мне хочется поставить последнюю карту, и мне кажется, что я выиграю игру. Скоро вы получите от меня подробное письмо».

Через неделю он прислал Эвелине обещанное письмо:

«Дорогая Эвелина!

Вот как я разрешил задачу. Она проста, и я удивляюсь, как я мог так ломать голову над ней.

Вдохновила меня комическая опера. Ведь вы знаете легенду об Исе? По преданию, город стоял у моря, и его защищали плотины. Дочери короля Гральона так нехорошо вели себя, что разгневали Господа Бога, и Он прорвал плотину. Море ринулось на город, и король не погиб только благодаря заступничеству святого Кемпера. В настоящее время жители деревень Адиерн и Дуарнене утверждают, что при сильном ветре можно слышать, как волны звонят в подводные колокола.

Такова легенда. Расспрашивая о ней, я между прочим узнал, что еще двести лет назад, в день всех святых, совершалось на судне, над тем местом, где был город Ис, заупокойное служение в память катастрофы.

После целого ряда экскурсий я убедился окончательно, что город Ис находится под водой в бухте Покойников.

Убеждает меня в этом, главным образом, большое число римских дорог, которые идут к бухте и вдруг кончаются у ее берегов. Зачем эти дороги? В них не было бы смысла, если бы они не были направлены к городу Ису. В один спокойный вечер рыбак подвез меня к месту, откуда можно было жердью достать до городских стен. Я говорю „стен“, а не „подводных скал“, потому что они слишком правильны и гладки.

Именно, я пришел к следующим заключениям:

Бон утонул во время плавания на лодке. Он был один. Случилось несчастье недалеко от Гильнека по направлению к Адиерну.

Город, „куда никто не вхож“, — город, которому „нет подобных“ и который „посещают одни рыбы“, — есть город Ис.

„Д. А.“ означает Дуарнене-Адиерн.

Я думаю, что римская дорога II — проводники тоже так называют ее — при большом отливе, и в особенности, если с берега дует ветер, должна привести к потонувшему городу.

„Столб, сейчас же направо“ — значит, что Бон в углублении, сделанном в этом столбе или близ него, спрятал бриллианты, воспользовавшись исключительно низкой водой.

Но, чтобы добраться до бриллиантового тайника, необходимо редкое стечение обстоятельств: во-первых, чтобы была самая низкая вода и, во-вторых, чтобы ветер дул с земли и отгонял море. Может быть, Бон не хотел ждать и просто с лодки нырнул в море за драгоценностями во время низкого отлива. Но ошибся в направлении и утонул.