Возвращение на С'Атлэм - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 6

Дакс, устроившийся на плече Тафа, испуганно зарычал. Крохотные коготки проткнули ткань комбинезона и воткнулись в кожу. Хэвиланд Таф моргнул, поднял руку и погладил котенка, успокаивая.

- Начальник порта Мьюн, вы улыбаетесь, в вашей истории, похоже, должен быть хотя и банальный, но все же вечно популярный счастливый конец, однако же Дакс встревожился, как будто внутри у вас все кипит, несмотря на внешнее спокойствие. Может быть, вы опускаете какую-то важную часть своей истории?

- Только одно замечание, Таф, - сказала Толли Мьюн.

- Несомненно, так. Чтобы это могло быть?

- Двадцать семь лет, Таф. Вам это о чем-нибудь говорит?

- Несомненно, так. Перед тем, как я начал проводить свою экоинженерную программу, ваши расчеты предсказывали, что через двадцать семь стандарт-лет на С'атлэме наступит массовый голод из-за быстрого роста населения и истощения продовольственных ресурсов.

- Это было пять лет назад, - сказала Толли Мьюн.

- Несомненно, так.

- Двадцать семь минус пять?

- Двадцать два, - ответил Таф. - Полагаю, это упражнения в элементарной математике имеют какой-то смысл?

- Осталось двадцать два года, - сказала Начальник порта. - Да, но это было до "Ковчега", до того, как гениальный эколог Таф и бесстрашная "паучиха" Мьюн все устроили, до чуда хлебов и рыб, до того, как отважный Крегор Блэксон провозгласил Тафов Расцвет.

Хэвиланд Таф посмотрел на котенка, сидевшего у него на плече.

- Я слышу в ее голосе саркастические нотки, - сказал он Даксу.

Толли Мьюн, вздохнув, достала из кармана коробочку с информационными кристаллами.

- Вот вам, любовь моя, - сказала она и бросила ее в Тафа. Таф поймал коробочку своей большой белой ладонью и ничего не сказал.

- Здесь все, что вам нужно. Прямо из банка данных Совета. Совершенно секретные документы, разумеется. Все сообщения, все прогнозы, все анализы, и это только для вас. Понимаете? Вот почему я вела себя так необычно и вот почему мы возвращаемся на "Ковчег". Крег и Высший Совет решили, что наш роман - самое удобное прикрытие. Пусть миллиарды зрителей информационных программ думают, что мы занимаемся сексом. Пока они рисуют себе красочные картины, как Пират и Начальник порта штурмуют новые рубежи секса, они не станут раздумывать о том, что мы хотим предпринять на самом деле, и все можно проделать тихо. Нам опять нужны хлеба и рыбы, Таф, но на этот раз на блюдечке, понимаете? Такие у меня инструкции.

- О чем говорит самый последний прогноз? - спросил Таф ровным, бесстрастным голосом.

Дакс поднялся, испуганно зашипев.

Толли Мьюн отпила глоток пива и откинулась в кресле, закрыв глаза.

- Восемнадцать лет, - сказала она. Сейчас она выглядела на все свои сто лет (обычно ей давали не больше шестидесяти), и в голосе звучала бесконечная усталость. - Восемнадцать лет, повторила она, - и отсчет уже начался.

Толли Мьюн отнюдь не была неискушенной женщиной. Прожив всю жизнь на С'атлэме, с его огромными континентальными городами, миллиардами жителей, башнями, уходящими на десять километров в небо, глубокими подземными поселениями, гигантскими орбитальными лифтами, она была не из тех, кого можно поразить одними лишь размерами. Но в "Ковчеге" есть что-то впечатляющее, думала она.

Она почувствовала это сразу же, как только они приблизились к звездолету. Под ними с треском раскрылся огромный купол причальной палубы, Таф провел "Свирепый Степной Ревун" вниз, в темноту и посадил его среди челноков и дряхлых звездолетов, на круглую посадочную площадку, приветственно засветившуюся слабым голубым сиянием. Купол над ними закрылся, и на палубу начал поступать воздух; чтобы быстро заполнить такое большое помещение, он накачивался с ураганной силой, шипя и завывая. Наконец, Таф открыл люк и свел Толли Мьюн вниз по изысканно украшенному трапу, спускавшемуся из пасти львинолета, словно позолоченный язык. Внизу их ждала маленькая трехколесная тележка. Они миновали группу безжизненных кораблей; некоторые не были похожи ни на один из звездолетов, которые за свою жизнь начальник порта перевидала немало. Таф ехал молча, не глядя ни вправо, ни влево, на коленях у него мягким меховым комочком лежал дакс и мурлыкал.

Таф отдал в ее распоряжение целую палубу. Тут были сотни хилых кают, компьютерных станций, лабораторий, коридоров, гигиенических пунктов, залов для отдыха, кухонь - и ни одного жильца, кроме нее. На С'атлэме в доме таких размеров жили бы тысяча человек, причем в квартирах поменьше, чем чуланы на "Ковчеге". Таф отключил на этом этаже гравитационную установку: он знал, что Толли Мьюн предпочитает невесомость.

- Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня на верхней палубе, - сказал он ей. - Я намереваюсь обратить всю свою энергию на проблемы С'атлэма. Мне не нужны ни ваши советы, ни ваша помощь. Не обижайтесь, Начальник порта, но я на горьком опыте убедился, что подобная помощь не нужна и только меня отвлекает. Если существует решение ваших проблем, то я скорее найду его сам, своими силами. Я запрограммирую для вас приятное путешествие к С'атлэму с его "паутиной" и надеюсь, что когда мы прибудем, я буду в состоянии устранить ваши затруднения.

- Если у вас не получится, - резко напомнила Толли Мьюн, - мы возьмем корабль. Это были наши условия.

- Я помню, - ответил Хэвиланд Таф. - Если вам будет скучно, на "Ковчеге" имеется большой выбор развлечений и занятий. Пользуйтесь услугами автоматической кухни. Рацион уступает той пище, что я готовлю сам, но по сравнению с тем, так сказать кормом, к которому вы привыкли на С'атлэме, не сомневаюсь, он покажется вам восхитительным. Днем вы можете принимать еду в любое время; по вечерам я буду рад видеть вас у себя на ужине в 18:00 по корабельному времени. Пожалуйста, будьте пунктуальны, и, сказав это, Таф удалился.

Компьютерная система, управлявшая кораблем, соблюдала чередование циклов света и темноты, заменявших собой день и ночь. Ночи Толли Мьюн проводила у экрана голографического монитора - смотрела фильмы, снятые несколько тысячелетий назад на планетах, уже ставших полулегендарными. Днем она занималась обследованием - сначала палубы, которую уступил ей Таф, потом остальной части корабля. Чем больше она видела и узнавала, тем больше испытывала благоговейного ужаса и тревоги.