Конец великой войны
(По страницам военной фантастики) - Мидос Д. - Страница 26

В течение нескольких часов неприятель бойко отстреливался, затем вдруг перестал. Казачьи войска преследовали бегущих германцев на восточном фронте; на западном французы и англичане миллионными армиями продвигались вперед беспрепятственно. Это было уже не продвижение на четыре или на двадцать километров; нет, германцы повсюду обратились в беспорядочное бегство. В двух-трех местах только они оказывали упорное сопротивление, но оно, разумеется, было раздавлено. В вершине железнодорожного узла Ла-Бассей рота прусских гвардейцев отказалась сдаться и, перебив вчетверо больше своего состава, полегла вся до одного человека. А офицер, командовавший ею, застрелился в момент появления шотландской резервной дивизии — и был похоронен с подобающими воинскими почестями.

И так было на всех фронтах. Воспитанное прежними опытами убеждение, что с одной пехотой ничего не поделаешь и при каждом продвижении вперед надо ждать, пока будут поставлены на новые позиции тяжелые орудия, не оправдалось. Тяжелая артиллерия осталась позади в этом стремительном наступлении и, однако ж, оно шло успешно. Кавалерия предпринимала лихие объезды и заезды, разрезала неприятельские ряды, как бумагу. Наступление приняло такой бурный характер, что пришлось сдерживать войска, чтоб они не вышли из-под контроля… Тогда генеральные штабы союзных держав еще не верили, что с германцами действительно покончено, и опасались ловушки…

Распространяться не стану — факты у всех еще свежи в памяти — это была победа, полная и несомненная — Победа такая, о какой не мечтали и наибольшие оптимисты. Словно, действительно, сам Господь Сил вмешался, чтобы прекратить эту страшную бойню. Этого и назвать нельзя было иначе, как чудом. Ибо, когда война окончилась и стали доискиваться причин, изумленный мир убедился, что нелепые слухи, передаваемые германскими перебежчиками, были верны. Крупп был стерт с лица земли; Эссен превращен в груду трупов и железного лома.

Единственное мое желание — правильно изложить факты, хотя бы это и разбило неверные толкования многих. Теперь, когда человек, прекративший войну, умер, нелепо было бы далее скрывать истину. Тайна его умерла вместе с ним; быть может, кто-нибудь раскроет ее. Он натолкнулся на нее случайно, и сразу, со свойственной ему живостью ума, понял, какое огромное может иметь она значение.

Один — ибо правительствам он не доверял — один, единолично, он выполнил свой замысел, без надежды на награду, только потому, что война была ему противна. И, когда сделал это и понял, что он сделал, когда осознал факт, что, хотя война и прекратилась, одним тем, что он смешал два порошка и полил их водой, он отправил на тот свет десятки тысяч мужчин, женщин и детей, — когда все это дошло до его сознания, он помешался. И в лечебнице, куда его поместили, часами сидел на полу, играя песком и водой. Он был совершенно безобиден и, так как часто говорил о Круппе, все думали, что его свели с ума детали титанической картины гибели этих заводов. Но через полгода он пришел в разум — почти так же внезапно, как и утратил его — и от его душевного недуга осталась лишь глубокая меланхолия и страх, преследовавший уже до конца его жизни.

В эти последние полгода своей жизни он и поведал мне истицу.

— Я думаю, и вы такой же любопытный, как все люди, — заметил неожиданно Росситер, так сказать, ни к селу, ни к городу, закуривая сигару, — и вам хотелось бы знать, что, собственно, случилось с Крупном. Признайтесь.

Мы обедали вместе в «Элит-Отеле».

— Бог мой! С чего это вам вздумалось вернуться к этой старой теме? — вскричал я, не без тревоги вглядываясь в него: быть может, он снова на границе сумасшествия.

Мервин Росситер поглядел на меня и слегка улыбнулся; глаза его блестели под очками; руки слегка дрожали.

— Какая же тут может быть причина? — продолжал я. — Случайность. Небрежность рабочих. Не могу же я, в самом деле, предполагать тут непосредственное вмешательство высшей власти.

— Вы ошибаетесь, — возразил он. — Это была не случайность. И не небрежность. Это было — дело моих рук.

— Ну, конечно, конечно, старина, — поспешил согласиться я и кивнул лакею, чтобы он подавал счет. Очевидно, думал я, старый недуг его возвращается и, хотя Росситер был и в болезни спокоен, все же не место сумасшедшему в столовой большого отеля.

— Вы мне не верите? Он говорил без малейшего волнения. — Я знаю, что последние четыре года я был не совсем нормален; мы, помешанные, — он криво усмехнулся, — знаем иной раз больше, чем думают наши сторожа. Но теперь я вполне здоров.

— Голубчик мой, конечно…

Он перебил меня:

— Хотите, я покажу вам маленький эксперимент?

Он пошарил в кармане брюк и вынул оттуда небольшую, плотно закупоренную трубочку-пробирку, какие употребляются при всяких химических опытах, и осторожно положил ее на стол перед собой. Она была до половины наполнена светло-желтыми мелкими кристалликами.

Затем подозвал проходившего мимо лакея.

— Принесите мне немного соли — только самой обыкновенной соли, без всяких примесей.

Лакей сказал, что он не уверен, найдется ли такая, но что он спросит на кухне.

— Благодарю вас, — Росситер откинулся на спинку стула. — И еще, пожалуйста, немного простой воды в стакане.

Лакей ушел. Росситер слегка усмехнулся, глядя на меня.

— С помощью этих двух простых ингредиентов и вот этого, — он указал на трубочку, — я уничтожил Круппа.

Это было сказано необычайно просто; неудивительно, что на лице моем изобразилось недоверие.

— Вы полегче, Росситер. Я человек сырой.

Он сразу стал серьезен.

— Я знал, что мои уверения покажутся вам дикими. А между тем, я говорю вам правду, истинную правду. Погодите. Сами увидите, — он умолк и тихонько забарабанил пальцами по скатерти.

Помимо воли, я начинал поддаваться его влиянию. Возможно ли, что он говорил правду, что он не сумасшедший, не жертва собственных галлюцинаций?

Лакей принес воду и соль. Росситер всыпал две чайных ложечки в стакан и начал их размешивать.

— Сейчас я произведу маленький опыт. Восстановлю для вас в миниатюре то, что я сделал в марте 1917 года. Результаты будут неопасны — скорей, даже забавны… Как вам известно, я всегда увлекался химией… Еще до войны я изучал свойства двух-трех довольно редких соединений вольфрама. И во время своих изысканий, случайно наткнулся на открытие, результатом которого был вот этот желтый порошок. Он состоит из нескольких солей, в основе которых лежат металлы: сурьма и вольфрам; точный состав и пропорциональность частей известны только мне. И я совершенно серьезно утверждаю, что мое случайное открытие может перевернуть, да и перевернет весь мир. Затруднение только в тем, что наилучший способ применения этой колоссальной силы умрет со мной.

Он умолк и задумался, помешивая воду с солью. Но я уже не мог спокойно ждать. На этот раз я очень заинтересовался.

— Вам известны принципы магнетизма? — неожиданно заговорил он снова. — Если вы спросите первого встречного на улице, что такое магнетизм, он, вероятно, скажет вам, что это свойство некоторых предметов притягивать к себе другие, сделанные из железа или стали, без всякой видимой причины. Иными словами, что это невидимая сила, действующая на расстоянии, через воздух. Если вы предложите тот же вопрос ученому, — он насмешливо хихикнул, — он скажет вам немногим больше.

Мы еще очень мало знаем об электричестве и магнетизме. Мы подчинили их себе; знаем, что они управляются известными законами; знаем также, что в них скрыты огромные возможности, которых мы не можем использовать, потому что они за пределами нашего знания. Завтра, быть может, мы будем знать то, что сегодня для нас запечатанная книга, но каждый раз имеется неведомое «завтра»…

Однако, к делу… Вы, вероятно, знаете — это общеизвестный факт — что некоторые местности богаты магнитной рудой и в таких местах компас становится ненадежен и уже не указывает на магнитный полюс. Ну, так вот, однажды, у себя в лаборатории, мне почему-то захотелось взглянуть на компас, который я ношу в виде брелока на часах, и, к изумлению своему, я заметил, что стрелка его указывает на восток. Я перешел через комнату — стрелка снова указывала на юг. Очевидно, на другом конце комнаты было что-то, неведомое мне и вызывавшее отклонение магнитной стрелки. Вы слушаете меня?