Лицом на ветер (СИ) - Турлякова Александра Николаевна - Страница 19

Стукнула дверь, и Рианн встрепенулась. Он! Бросилась помогать раздеваться. Мокрый, грязный, замёрзший. Положил шлем на скамью, стал снимать тяжёлый плащ. С одежды, с волос капала вода. Рианн развешала плащ по гвоздям на стене, чтобы просыхал, стала помогать расстёгивать ремни кирасы. У центуриона замёрзшие пальцы не слушались, и он, вздрагивая от холода, ждал, когда свенка поможет ему.

Рианн замерла, поглядев на дрожащие ладони. Кровь!

— Что случилось?

— Это не моя…

Осторожно кончиками пальцев Рианн помогла ему. Кровь! Откуда кровь у него на кирасе? Кровь… О, боги… Тошнота подкатывала к горлу, в голову лезло невесть что. Что могло случиться? Кого-то убили? Была какая-то стычка?

Она помогла ему снять кирасу и ушла на кухню, налила в бронзовый таз воды, у жаровни она даже успела нагреться. Долго отмывала руки от чужой крови. Не могла отделаться от дурных мыслей.

Раз он пришёл, значит, всё нормально. Значит, он жив. Ну и что, что взгляд его словно в себя, что губы поджаты, главное, что он жив.

Вышла. Римлянин уже переоделся в сухую тунику, вытирал полотенцем мокрую голову, рассеянно смотрел в сторону.

— Ужин на столе…

Так же рассеянно кивнул ей. Рианн ушла к себе. Раз всё нормально, можно ложиться спать. Разделась и забралась и забралась под одеяло. Холодно. Брр… Что же случилось? Разве поймёшь этих мужчин? Никогда ничего не расскажут.

Она уже засыпала, когда почувствовала, что под одеяло к ней забирается римлянин. Холодный. Ледяной. Сгрёб её, прижимая к себе, шептал:

— Какая тёплая… какая горячая… Юпитер, я так замёрз сегодня… так замёрз…

У Рианн перехватило дыхание, он не прикасался к ней уже, наверное, больше десяти дней, ещё до того, до её мнимой беременности.

Постаралась отстраниться от его тела.

— Не надо… прошу вас… нет…

Центурион глянул ей в глаза через упавшие на лоб мокрые волосы, произнёс упрямо, отделяя каждое слово:

— Мне надо, понимаешь? Мне надо… надо… очень надо…

В его голосе была такая жёсткость, что Рианн не смогла выдержать его взгляда, тяжело прикрыла глаза и отвернулась. Ну и пусть, раз ему надо… если он так хочет. Он такой пугал её. Как перечить ему?

И она сдалась его напору, как делала это и до этого раза, когда чувствовала, что сегодня он упрям и может применить силу. Может быть, частью себя она и сама хотела этого, потому что вошёл в неё он легко, без усилий, даже без обычной боли. Набросился глубокими сильными ударами до конца, аж дыхание перехватывало. Что могло у него случиться, если он выплёскивал всё это вот так, вот таким образом?

Рианн даже боялась пошевелиться, только хрипло выдыхала ему в ответ. Ничего себе! Знакомая тяжесть мужского тела, он придавливал её, заполнял её всю, холодный, злой и уставший за весь этот день. Такая страсть, такой напор, такая жёсткость пугали её. Таким она не видела его ещё ни разу. Что же пережил он за этот день, раз так изменился? Чем она могла помочь ему? Что она могла сделать, чтобы ему стало легче?

И она сжала его мышцами там, сразу так сильно, как смогла, и почувствовала, как центурион задохнулся со стоном, даже замедлил ритм, коснулся губами её щеки, обжигая горячим дыханием. Ей даже самой понравилось. Она чуть открылась, отпуская его, давая ему свободу движений, и попробовала снова. О, она осознала свою власть над ним! Всего-то усилий, а римлянин уже дрожал всем телом от переживаемых ощущений. Рианн и сама завелась, включилась в игру со страстью, да так, что не могла остановиться. Ей и потребовалось-то совсем чуть-чуть. Она замотала головой, закусывая губу, не смогла сдержать стона.

— Ух ты… — прошептал он, когда уже после всего они лежали вместе, и римлянин лежал на ней, улыбаясь.

Рианн хрипло дышала, чувствуя, что он не вышел из неё, что он толчок за толчком заполняет её своим семенем, но ей сейчас было всё равно. Давно она уже не переживала такого. Обычно он думал о себе, да и сейчас, если бы она сама не позаботилась о себе, не включилась во всё, то ничего бы не получила. Он смёл бы её своим напором, добился бы своего за пару мгновений и всё. Хоть так… А, может, так и надо ей поступать? Самой хоть что-то получать от этого?

Центурион нашёл её губы и принялся целовать её, не грубо, совсем не так, как обычно, и Рианн позволяла ему. Почему? Его глаза улыбались ей, он уже был не таким, каким пришёл только что. Губы его пахли вином, а лицо — дождём. Он целовал её, захватывая язык, губы, и Рианн чувствовала, как от этих поцелуев теплеет внизу живота. Она что, возбуждается, что ли? Хочет продолжения? Нет! Хватит!

Она освободилась от его поцелуев, запустив пальцы в его волосы надо лбом, они уже отросли с тех дней, в начале, оторвала его голову от себя, шепча:

— Хватит… пустите…

— Почему? Тебе разве не нравится?

Свенка посмотрела ему в глаза, а он шепнул:

— Я же чувствую, что нравится. Некоторые могут кончить и от поцелуев…

— Я догадываюсь, — согласилась она. Говорил он по-свенски с акцентом, и сначала она плохо понимала его, но сейчас уже привыкла, понимала почти всё. — Наверное, я не из таких…

— Тебе тоже надо совсем немного, я помню, как ты кончала от одних прикосновений…

Рианн прикрыла глаза, почувствовав, как кровь прилила к щекам от смущения. Это было давно, ещё осенью.

— Я и про вас это помню…

— Да, — он усмехнулся, — было дело. Ты тогда долго болела, у меня никого не было… Такое может быть… — Он опять усмехнулся. — Я тогда, как сопливый юнец…

Рианн смотрела в его лицо в упор в чёрные чужие глаза. За месяцы осени и зимы загар с его лица почти сошёл, кожа стала светлее, но не такая светлая, как у свенов. А глаза остались всё теми же, чёрными. И брови. И волосы. Он — римлянин и этим всё сказано. Да, он симпатичный, и черты лица у него правильные, но это какая-то чужая красота, незнакомая. Трудно представить, что можно полюбить такого.

— Ты могла бы быть хорошей любовницей, если бы сама хотела этого… — заговорил он, Рианн хмыкнула в ответ и ничего не сказала, перевела взгляд в сторону. — Нет, честно, зря ты не веришь. — Он оживился, лежал, оперевшись на локти, и сверху смотрел свенке в лицо. — Ты зажата, ты скована, ты боишься меня… Ты боишься что-то сделать не так, боишься проявить себя, тебя ведут, а ты подчиняешься… Если бы ты проявила себя, потребовала то, что ты хочешь, что тебе нравится… — Она перебила с насмешкой:

— Я — потребовала?

— Ну вот видишь? Я же говорил…

— Я не могу ничего требовать от вас, и вы сами знаете, почему…

— Здесь всё другое! — Он наклонил голову и упёрся лбом ей в висок, медленно провёл до брови, шептал:- Я бы так хотел, чтобы ты не боялась меня, чтобы не было этого страха, чтобы ты была открытой…

— Поздно… Об этом надо было думать давно, ещё в самом начале.

— Я знаю. Мне не хватило бы терпения ждать, пока ты созреешь. Я хотел всё и сразу… Я хотел быстро узнать тебя. Я и так ждал два дня, пока ты привыкнешь ко мне. А ты меня уже тогда боялась.

— Конечно…

Он лёг на неё, положив голову щекой ей на ключицу. Ощущал грудью мягкость её грудей, твёрдые бугорки сосков, её дыхание. Она согрела его, она снова вдохнула в него жизнь. Если бы она хоть сама понимала это!

— Мы сегодня получили сигнал со сторожевой крепости, — заговорил он негромко, — и Нарций послал меня с центурией… По этому проклятому дождю… Это были ваши… Под прикрытием дождя они пытались взять крепость и всех там вырезать… — Рианн слушала его и не перебивала, если захочет, он всё расскажет сам. — Столько убитых… Мы могли бы потерять всю крепость, если бы провозились в дороге чуть дольше… — Он замолчал, и молчал долго. Рианн спросила сама:

— Отсюда эта кровь?

Он чуть двинул подбородком согласно, корябнув кожу свенки свежей щетиной щеки, шепнул:

— Я убил сам четверых ваших… — Устало сморгнул, Рианн почувствовала, как сами собой стиснулись зубы. — Потом мы убирали убитых… таскали их под дождём… своих и ваших… Я даже не знаю, чья это кровь…