Княжна (СИ) - Шатохина Тамара - Страница 3

— И почему же? А меня кто-нибудь собирался спрашивать? Хотя о чем это я? Вы серьезно считали что, насильно забрав меня из моего мира и моей жизни, вы сделаете своего сына счастливым со мной? С женщиной, которая будет ненавидеть его за это?

— Вы не совсем поняли меня. Вы лучшая пара для него, но и он для вас тоже. Вы не могли быть не счастливы, будучи предназначены друг другу.

— Ну и чего вы добились? Он отдал меня, как развлечение, своему другу, у него уже есть женщина, он рассорился с вами окончательно. Неудивительно, что такой самоуверенный молодой человек не принял навязанную ему женщину. Я поступила бы так же. Только не стала бы срывать свое недовольство на невинном человеке. Я очень сильно сомневаюсь в нашем предназначении друг другу. Ваш сын — жестокий, бесчестный, циничный, развратный хам. Мне тоже не нужен такой муж. То, как он поступил со мною — это подло.

— Вы слышали наш разговор… Что ж, я и сам вижу, что обстоятельства сложились так, что о примирении между вами уже не идет речи. Но вы многого не знаете. Ромэр вызвал Алберта на дуэль и тот сейчас при смерти. Ему всего-то нужно было встретить вас и проводить в Храм, чтобы вас отослали обратно. Он брат Алисии и, скорее всего, это она была инициатором жестокого обращения с вами. Ей нужно было устранить соперницу. Мой сын не глупец и с ней у него все кончено.

— Все, как в плохом романе. Как меня угораздило попасть в эту историю? Но "хэппи энда" не будет.

— Простите, о чем вы? — он даже удивлялся как-то мягко, безэмоционально, устало что ли.

— Не будет счастливого конца. Вы обещали вернуть меня домой. Когда? И что говорит доктор о моих травмах, что мне угрожает? Я смогу иметь детей?

— Вы будете здоровее, чем были до этого. Вам ничего не угрожает. Домой вас отправят через два месяца. Ровно столько будет отсутствовать человек, которому я доверяю. Если с ним что-нибудь случится, то через полгода. Я компенсирую вам, если так можно сказать….

— Не нужно. Избавьте меня, граф, от всяких расчетов. Я дождусь отправки домой. Не буду скандалить и закатывать истерик. Взамен прошу вас прекратить попытки сосватать мне ваше чадо.

— Позвольте мне еще раз извиниться перед вами, и я хотел бы узнать ваше имя, моя дорогая гостья.

Меня перекосило от такого обращения. Разговор тяжело дался мне. И понимание, что родители два месяца будут сходить с ума, не зная, что со мной случилось… Огромное желание наговорить ему гадостей просто переполняло. А я вынуждена, вежливо подбирая слова, приспосабливаясь к особенностям их речи, соблюдая приличия, как учила мама: — Виктория. Меня зовут Виктория Алексеевна Лисницкая. Извините, я устала, хотелось бы прилечь.

— Простите меня, но нам необходимо было поговорить. Отдыхайте. Лекарь будет к вечеру. Жана поможет вам.

Граф ушел, прислуга помогла мне снять халат, лечь и я осталась одна. То, что случилось со мной, оказалось просто чьей-то глупостью, обернувшейся для меня трагедией. Из-за их семейных разборок и глупой веры шарлатанам-предсказателям мне пришлось пройти через весь этот ужас. А придется еще и через стыд. Все в доме, да, наверное, и в местном обществе, знали о произошедшем со мной. Тут не важно, что я жертва. Как там? Она осквернена, грязна, отвратительна? Ну, что же… А вообще… мне было бы важно отношение этих людей, если бы они сами были важны для меня. А они мне до лампады, мягко говоря — они вообще инопланетяне. Или не так? Если это другой мир или правильнее — реальность? Значит, бывает и так… Трудно представить такое, хотя и у нас ученые допускают их существование. В другой ситуации было бы даже интересно посмотреть, узнать что-то об этом. Сейчас же желание одно — вернуться домой.

Дома никто не узнает, что со мной случилось, со здоровьем обещают помочь. Вот только мой дебют в опере не состоялся. Я не сомневалась, что замену мне нашли — я не прима. Просто первая, хоть и незначительная сольная партия была для меня очень важна и страшно обидно, что теперь опять нужно будет пробиваться, доказывать. Я вспоминала репетиции, костюм, который мне приготовили, собственное место в гримерке, всю праздничную атмосферу премьеры. А заодно склоки, сплетни, дрязги, интриги. Кого там вместо меня выпустят? Ольгу, конечно, и это не самый плохой вариант. И костюм на нее перешивать не нужно. А я сильно похудела, это я уже поняла. Толстая, страшная… Надо же, а обидно. Как он понизил мою самооценку, скотина. Я не была красавицей, но никогда не сомневалась в своей женской привлекательности. Даже в хоре и массовке иногда получала букеты с открытками. Сам урод! Теперь по закону жанра я с ним встречусь, он впечатлится мною и будем мы жить долго и счастливо. Ну, уж нет! Это я брезгую этим потасканным типом.

Нужно как-нибудь просуществовать тут. Один уже сдыхает где-то. И на второго глаза бы не глядели… И кто меня упрекнет, что всплыло столько злобы и ненависти в душе? Отец Евгений, у которого я пела в хоре по воскресеньям, сказал бы, что это испытание, ниспосланное мне свыше. Но смиренно прощать такое я не была готова.

Встала потихоньку и подошла к окну. Отодвинула край тюля — на улице вечерело. Под окнами раскинулся регулярный парк с симметричными дорожками, выложенными камнем, фонтаном в виде круглой чаши, ровно стриженым кустарником и куртинами деревьев. Не мое. Мне ближе английский сад, но где тут восток? Солнце садилось прямо передо мной. Так что я повернулась к двери, спиной к нему и перекрестившись, помолилась как учили. О том, чтобы Господь помог мне скорей оказаться дома и чтобы дал мне терпения. В нашей семье старались придерживаться старинных дворянских традиций. И вера в Бога не насаждалась насильно, а прививалась с детства. Я привыкла творить короткие молитвы утром и вечером, они успокаивали и давали чувство защищенности. Сейчас тоже стало легче, и я вдруг поняла, что зверски проголодалась. Это я семь дней не ела, а кормить меня — не кормят? Вон уже мослы торчат. Пошла тихонько к зеркалу и поняла, что двигаюсь совершенно свободно. Стараясь не смотреть на лицо, обтянула себя рубашкой — ой-ой-ой. Это кто же толстый? Тебя бы, гада, так. А я бы на это посмотрела… В дверь постучали. Я спокойно прошла и легла в кровать. И вежливо сказала: — Да-да, войдите.

За служанкой вошел, очевидно, обещанный лекарь. Коротко поклонился и прошел к кровати. Пожилой мужчина с короткой стрижкой смотрел на меня яркими голубыми глазами и улыбался.

— Я был уверен, что вы сегодня не только очнетесь, но и встанете на ноги, Виктория. Как вы себя чувствуете? Я посоветовал хорошенько покормить вас сегодня чем-то легким и вкусным. Вы, наверное, умираете с голоду. Разрешите, я вас осмотрю.

У меня и участковый гинеколог был мужчина, так что смущаться я не стала. Хотя неприятное чувство было — он, как напоминание о случившемся. Гинекологического осмотра не последовало. Надо мной водили руками, сжимали мои виски, заглядывали в глаза, слушали пульс. После я задала самые важные для меня вопросы: что с моим женским здоровьем, что с кистью и голосовыми связками? У меня в тот день, когда я очнулась в первый раз, было чувство, будто меня разорвали надвое. Я слышала, что бывают травмы, после которых может не быть детей. Ждала ответа и сама не заметила, что почти не дышу.

— Не переживайте ни о чем. Я лечил вас, как собственного ребенка. У меня дочь вашего возраста. Вам ведь лет двадцать семь?

— Мне, доктор, двадцать один. Но я не обижаюсь. Понимаю, что сейчас трудно определить мой возраст.

— Да на вас, буквально, лица не было, — смутился врач, — сейчас вы выглядите не так ужасно, простите. Я поправил все, что мог. Даже ваши хронические проблемы — почки, верно? Вот видите. Не беспокойтесь, беременность не наступила. Вам необходимо побольше гулять в парке, нормально кушать. Вы исхудали… Граф пригласил меня сейчас на ужин. Он спрашивал, не согласитесь ли вы составить нам компанию, если желаете?

— Я бы составила вам компанию, но не в халате же? А другой одежды у меня нет.

— О, это не проблема. Вы сейчас в комнатах его покойной жены. Ее гардероб в вашем полном распоряжении. Граф сказал, что Жана поможет вам одеться.