Напряжение сходится - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 29

К счастью, в мире это пока мало кто понимает. Даже будущая жена — и та не в курсе.

Глава 8

Время собиралось из вязких секунд чужих решений и выводов, сокрытых за этажами княжеской высотки. Ощущение одиночества в прохладе кондиционированного зала не могло ввести в заблуждение. Нас видели, нас слышали, нас пытались просчитать еще до встречи, но аттракцион с перстнями обязан был внести коррективы в их замыслы и планы.

Значит, совсем скоро кто-нибудь возьмет на себя ответственность и примет решение. И самое ужасное для меня и правильное для них, что он может сотворить на данный момент — это вежливо отменить мне встречу.

Как шулер, обнаруживший честную колоду вместо крапленой — так и здесь сошлются на срочные дела и внеплановое совещание, чтобы вывести лишнего игрока из здания и перераздать чуть позже на двоих.

Еще немного, и у них найдутся верные слова для Колобова. Еще чуть-чуть, и появится осознание, что просто деньги Фоминских — не так и плохо. Лучше, чем ничего.

Я замер возле стола секретаря и прикрыл левую ладонь телом и высокой столешницей. Гроздь ярко сияющих Звездочек стекла с пальцев вниз, охотно прилипая к кабелям связи и питания, скрываясь под пластиком и резиной изоляции.

Дрогнул и замерцал свет люстр над головой, неслышно погаснув. С щелчком отключился факс на столе и выдохнул вентиляторами принтер. Жалобно пиликнул звуковой сигнал источника бесперебойного питания за столом секретаря и тут же замолчал.

Даже если решение уже принято, пусть оно немного запоздает — на количество ступеней в лестничных маршах, что нас отделяет. На длину коридоров и огромных залов. В мире без электричества и связи, даже самой острой мысли предстоит пробежаться вниз или вверх по огромному зданию.

Мне же, в общем-то, не нужно много времени — сразу за местом секретаря уходил круто вправо коридор к княжескому кабинету. Мне, как говорят в таких случаях, всего лишь документы передать, да уточнить пару моментов.

Например, зачем Самойлов из мещан понадобился им в одном зале с упрямым Колобовым? Понадобился срочно, без типичных для таких аудиенций проверок и предварительного собеседования с чиновниками рангом ниже.

Обычному человеку этого не узнать — как не знает свою судьбу пешка, стоящая перед ладьей. И не узнает, пока не дойдет до последней клетки на шахматной доске.

Нам же такой долгий путь преодолевать не надо — вот она, массивная дверь из светлой породы дерева в конце пути, отчего-то подпертая бруском, чтобы не закрывалась. Странная деталь для обстановки одного из могущественнейших людей по эту сторону Уральских гор. По ту сторону гор, впрочем, у персон такого уровня тоже полно странностей. Это ж надо — отваживать от меня невест… Или пытаться меня сожрать… В общем, копеечный брусок и створка из целикового массива дерева-исполина — это еще вполне нормально.

По обе стороны от меня шел ярко освещенный коридор с мозаикой из мрамора на полу и окрашенными под известняк стенами. Ближе к центру справа находился проем персонального лифта, с погасшим по причине отсутствия электричества индикатором этажа. Проходя мимо, покосился на циферблат подаренных часов — можно. И здание заполошно вздохнуло подключенной энергией резервного источника питания — зашелестели кондиционеры, загудел лифт, отрабатывая противопожарный маневр и отправляясь на этаж подземной парковки. Перезагружались АТС, равнодушно относясь к проклятиям нервничающих людей, набирающих княжеский номер. Совсем скоро они дозвонятся, но до этого…

Я тихонько зашел внутрь кабинета. Добротное по размерам помещение в пятнадцать на двадцать метров украшалось самым дорогим, что есть в этом городе — видами на центр Москвы из двух панорамных окон, образующих угол стен справа и передо мной. Слева темное дерево облицовки закрывали карты шести континентов, выполненных в достаточном масштабе, чтобы Антарктика обоих полушарий Земли касалась паркета, а Арктика подпирала выбеленный потолок в шести метрах над головой. Где-то на карте даже красовались разноцветные флажки, отражая области интересов и клановую собственность, а возле углов стен кантом шли гербы подчиненных городов, коих было около двух десятков. Стена же справа и слева от входа в кабинет закрывалась рядом крупных телевизоров, призванных отражать презентации и отчеты для высшего руководства. Сверху все это освещалось десятком ламп дневного света.

Обычное, в общем-то, рабочее пространство для приема людей со стороны и собственных подчиненных. Ничего общего с личным кабинетом, вход в который наверняка располагается здесь же, под участком фальш-стены, но куда точно не приведут случайного человека с улицы. Вот там будут и стеллажи с документами и книгами, на форзацы которых будет любопытно взглянуть; найдется место для фотографий семьи и предков, памятных предметов и деталей, характеризующих хозяина. Тут же все было достаточно стерильно в плане влияния личности на обстановку. Обычный деловой кабинет, выполненный под стандартные нужды. Должен был быть.

Но сейчас вся мебель — все эти кресла за длинным столом для совещаний вместе с ним самим были сдвинуты вплотную к стене с картой. В ту же сторону был скатан мягкий ковер, а пол вместо него покрывала уложенная внахлест черная пленка — точно такая, как в пакетах для мусора. Единственное, что оставалось на своем месте в кабинете по логике вещей — это отдельный стол руководителя возле панорамного окна напротив. Только вместо документов, которые все равно накапливаются так или иначе, на нем был разложен хирургический набор из медицинской нержавейки — приборов на тридцать, закрепленных каждый в персональном кармашке специально предназначенного для такого черного чемоданчика.

Интересно.

За тем же столом обнаружился и сам хозяин кабинета, он же князь Панкратов — нестарый на вид мужчина с высоким лбом, седым ершиком волос и волевым подбородком. На плечах его была армейская рубашка с камуфляжем песочной расцветки, с нашивкой в виде княжеского герба над сердцем.

Михаил Викентьевич был занят тем, что пытался навязать свою княжескую волю компьютеру, который не хотел нормально работать несмотря на титулы и высокий боевой ранг хозяина.

— Да включайся ты, железка, — чертыхался он, пытаясь легкими постукиваниями по корпусу и нажатиями по кнопке включения призвать электронику к благоразумию.

Электроника уходила в бесконечную перезагрузку.

— Час дня, — сверившись по часам, озвучил я информацию, стоя у самого порога и не наступая на черный полиэтилен.

— Ну надо же, заработало, — удовлетворенно хмыкнул князь, не отводя взгляда от экрана. — Час уже? Заводите этого.

— Этот уже здесь, — мягко ответил я.

— Сам явился. — Цепко посмотрел он на меня — вернее, в пространство за приоткрытой дверью. — Григорий Андреевич где?

— Снаружи, — ответил я правду, откинул брусок дерева в сторону носком ботинка и плотно закрыл дверь. — Отговорился делами клана.

— Дверь не нужно было закрывать, молодой человек, — попенял мне князь, выражая тоном угрозу и недовольство, от которых невольно потянуло вернуть все, как было. — Не следует распоряжаться в чужом доме.

— Прошу простить, — произнёс я без особой искренности, не тронув дверь, и сделал несколько шагов в сторону княжеского стола. — Смею думать, позже вы одобрите мое самоуправство.

Под ногами хрустнула складка пластика.

— Быть может, — поднявшись из-за стола, встал он от него сбоку и задумчиво тронул пальцами длинный хирургический ланцет. — Все может быть. Вряд ли вас порадует мое одобрение… Итак, Самойлов Максим, верно? — Заглянул он в листочек на своем столе.

— Абсолютно. Изволите ознакомиться с бумагами? — Взял я папку обоими ладонями и обозначил движение в его сторону.

— Вы знаете, Максим, — не отреагировал он, вновь переключившись на созерцание хирургического инструмента. — По своей первой профессии я — военный врач. Полевой хирург. Спас, смею думать, сотни и сотни жизней. И еще столько же непременно спасу, — остро посмотрел Панкратов на меня. — Вы знаете, что самое неприятное в этой профессии? Даже не гибель пациента, Максим. Самое неприятное, когда тебя отвлекают по пустякам.