Напряжение сходится - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 1

Владимир Ильин

НАПРЯЖЕНИЕ СХОДИТСЯ

Пролог

В основе каждого строения — инженерный расчет. Придет шквальный ветер с осенними штормами, ударит ледяная вьюга студеным февралем, разойдется грозой небо поздней весной или солнце устроит пекло без единого ветерка в разгар лета — любая постройка обязана выдержать. Особенно, если речь про сооружение исконно военное, коему предписано стерпеть не только погодные ненастья, но и человеческую волю, вооруженную и злонамеренную.

Стены Московского Кремля помнили шесть сотен лет и в четверо больше сезонов, были биты пушечными ядрами и горели в огне, видели под сотню штурмов и раскаты стихий в каждом из них, ведомой противостоящими Одаренными. Во времена оные, в небе над шпилями башен сталкивались грозовая синева и багровое пламя, блекло-желтый песок и аквамарин кристальной чистоты. Целый калейдоскоп красок и Сил раз за разом сходились в смертельной битве, но в местах их столкновения всегда был один и тот же цвет — темно-красный цвет крови, одинаковой у нападавших и защищавшихся.

Многое пережили стены, и не всякое событие оставляло их целыми. Латались прорехи, перестраивались обрушенные участки и закладывались новые фортификационные сооружения — спешно во время войны, и куда более вдумчиво во времена спокойствия и мира. Бывало, в сытые и спокойные годы некрасивые, но надежные сооружения сносились целиком, чтобы выстроить на их месте нечто скорее прекрасное, чем функциональное.

А бывало и так, что целую башню кремлевской стены отдавали царским указом в руки отличившегося боярства — и те тоже не оставались равнодушными к новому приобретению, вкладывая богатство рода в лучший символ личного благополучия, который только и может быть в стране — в собственную башню, высокую, да роскошную на зависть всем остальным. Слева, правда, у этой башни будет ветхая стена в пять метров толщиной, да справа тоже вид не самый лучший — но сама будет настолько хороша, что на защиту ее от врага будет призвана вся ближняя и дальняя родня. Даром, что этой родне до столичных битв за власть никакого дела не было — но вот за личное имущество уже можно и порадеть. Таким путем восемь из двадцати башен обрели новых хозяев, перейдя из щедрых рук самодержца в собственность весьма влиятельных семейств. А власть на престоле Московском утвердилась настолько, что более некому в стране стало шептаться по углам, что кровь в царе варяжская, не наша — и не по праву ей быть во главе русских земель. Проблемы-то, ради которых их когда-то призвали, давно уж решены…

Странно, но те, кто выжил в тех противостояниях, сбежав за границу — не очень то сотрясали воздух гневными речами в адрес правителей, а скорее исходили искренней ненавистью к победителям из числа своих, что были по иную сторону. Так получалось, что всякий раз воевало боярство против равных себе по титулу и положению, а сами Рюриковичи ни в одном междоусобном сражении свою силу так и не явили, пусть и присутствовали самолично во время каждой битвы. Оттого — кровная месть тоже была к своим, но никак не к потомкам варягов, некогда приглашенных на княжение, да оставшихся на века.

Времена активных битв уже два столетия, как позади. Вокруг высится прекрасный город, украшенный высокими шпилями княжеских башен — тех семейств, кому в свое время не досталось награды за ратный подвиг в виде части кремлевской стены, но позже, в обмен на услуги трону, интриги, подвиги или горы золота был получен во владение участок столичной земли под строительство. И, разумеется, были эти высотки куда роскошнее и выше кремлевских. «Меняю старые лампы на новые» — кричал как-то персонаж одной восточной сказки, готовый с радостью обменять яркий и красивый новодел на пыльный и ветхий. В этом мире «джинны» сами владели своими старыми башнями и меняться не желали — равно как и исполнять чьи-либо желания, кроме своих собственных.

Мир, правда, в джиннов не верил и предпочитал ходить в Кремль на экскурсии… В ту его часть, которая для посещения была открыта.

— Господа! Прошу обратить внимание направо. Перед вами Архангельский собор — шедевр зодчества начала шестнадцатого века, построенный по проекту архитектора Алевиза Фрязина из Милана.

Группа экскурсантов послушно повернулась в сторону белоснежной громады с золотыми и серебряными куполами. Было их ровно два десятка — совершенно разных, приезжих и местных, в парадных нарядах и легкомысленных шортах и футболке по нынешнему жаркому дню. Но внимали они своему гиду — основательной на вид брюнетке четвертого десятка лет в сером костюме и белой блузке, обладающей хорошо поставленным голосом и властными жестами, с одинаковым интересом в глазах. Разумеется, кроме одутловатого и массивного господина в темных очках, прочитать эмоции за которыми не представлялось никакой возможности.

Мужчина, обладающий недюжинными габаритами — под два метра ростом, в косую сажень плечами и настолько выдающимся животом, что в футболку с американской символикой, его прикрывавшей, можно было запросто завернуть трех человек средней комплекции, а синие шорты казались полноразмерными брюками, предпочитал стоять позади всех, с левого края. Крайне неудобный гость для женщины-гида — слишком высокий, да и стоит особняком, оттого обращалась она к группе, глядя в первые ряды. Соседи же по экскурсии тоже неохотно бросали на мужчину взгляд — смотреть на огромный живот не было ни малейшего удовольствия, а для разговоров с явным иностранцем не доставало знаний языка.

В общем, момент, когда крайне габаритный, крайне заметный и массивный человек развернулся на месте и ушел в сторону Тайницкой башни, не заметил никто из группы, продолжавшей разглядывать белокаменный собор.

Собственно, куда можно подеваться с закрытой территории внутри Кремлевских стен? Внутрь государевых построек — не допустит стража. Внутрь клановых башен, горделиво устремившихся ввысь на уровень нынешних девятых-десятых этажей, не пропустят слуги могущественных владельцев.

Но так получилось, что окованная черным металлом ставня дверей Тайницкой башни, оказавшаяся на пути мужчины, отворилась навстречу сама — ровно настолько, чтобы пропустить габаритного господина под сень владений великого рода Черниговских князей и тут же закрыться вновь.

— Питер Юзефович, прошу вас, — внутри роскошного холла, следовавшего сразу за дверьми, габаритному господину поклонился незаметный человечек с обликом клерка и указал на правый рукав коридора, вскоре закруглявшийся, следуя силуэту строения. — Вторая дверь налево.

Мужчина не ответил на поклон и молча проследовал указанным маршрутом, двигаясь по белому мрамору пола, вдоль закрытых до середины алым бархатом стен, через прохладу и тишину, созданную массивными кирпичными стенами башни-крепости. Массивный господин шел, игнорируя строгие лики в мундирах с портретов, золото электрических подсвечников, освещающих путь и создающих причудливые тени на лепнине низких потолков. В его шагах не было нервной поспешности от осознания могущества ожидающей его персоны, а во взгляде — и малейшего любопытства к окружающей роскоши, будто бы все вокруг было видено им не единожды — хотя служка у входа мог бы поклясться, что видит гостя в первый раз.

Понадобилось около сотни шагов, чтобы добраться до нужной, второй по счету, широкой двери темного дерева без каких-либо табличек и указателей.

Впрочем, какие еще указатели внутри родовой собственности. Тут чужих не было и быть не может.

Темные очки были сняты и зацеплены за ворот футболки. Крупная рука протянулась к массиву двери и удивительно аккуратно постучалась костяшками пальцев, после чего мягко приотворила створку — ровно настолько, чтобы услышать мнение хозяина комнаты на его визит.

— Проходи-проходи! — Тепло отозвались изнутри, словно желанному гостю.

Рука Питера легонько дрогнула, словно отозвавшись на доброжелательность приглашения. Но вошел он в помещение столь же равнодушным и невозмутимым.