Черный сорокопут - Маклин Алистер - Страница 23

- Никаких самолетов, никаких кораблей, ничего. - Он покачал головой и продолжал ею покачивать, пока рассматривал термометр. - Господи, спаси и помилуй! Температура - сто четыре, а пульс - сто двадцать. Боже! Боже! Да вы ведь совсем расхворались, милая миссис Бентолл! Видимо, еще в Лондоне. Ванна, постель, завтрак - именно в такой последовательности. Мэри попыталась возразить, но он поднял руку: - Я настаиваю. Можете занять комнату Карстерса. Ред Карстерс - это мой помощник, - пояснил он. - Сейчас он в Суве, лечится от малярии. Она в наших краях не редкость. Жду его со следующим судном... Что касается вас, мистер Бентолл... сон вам тоже, наверное, не повредит. - Он хмыкнул. - Смею думать, вы не слишком хорошо выспались в эту ночь на рифе.

- Умыться, побриться и вздремнуть пару часиков на веранде - этого мне с избытком хватит, - сказал я. - Значит, никаких самолетов? А сдают ли на острове катера напрокат? Или лодки?

- Единственная лодка на острове принадлежит Джеймсу и Джону. Имена эти условные. Имена обитателей Кандаву непроизносимы. Парни служат здесь по контракту: ловят рыбу, собирают фрукты, запасают провизию. Не обольщайтесь, никуда они вас не повезут. Если даже они согласятся, я им запрещу. Категорически.

- Слишком опасно? - Утвердительный ответ засвидетельствует: я его раскусил.

- Разумеется. И вдобавок противозаконно. Правительство Фиджи запрещает плавать на парусниках с острова на остров в период циклонов. С провинившимися обходятся сурово. Весьма сурово. Наказывают за нарушение закона.

- Может быть, какой-никакой передатчик у вас найдется. Послать радиограмму...

- Никаких передатчиков. У меня нет даже приемника. - Профессор улыбнулся. - Исследуя события тысячелетней давности, я расцениваю контакт с внешним миром как серьезную помеху. Единственная моя уступка веяниям технической моды - старинный граммофон. Знаете, с ручкой.

Он производид впечатление выжившей из ума и совершенно безобидной амебы. Посему я воздержался от совета, как следует обойтись с его граммофоном. Предпочел, пока Мэри наслаждается в ванной, сделать еще глоток, потом побрился, ?тереоделся, насладился завтраком и наконец обрел тенистую прохладу и дремотный покой на веранде в тростниковом шезлонге.

Я хотел было предаться серьезным размышлениям, в каковых после затянувшейся интеллектуальной паузы испытывал острую потребность. Но не принял в расчет своей усталости, расслабляющего солнца, воздействия дважды двойного виски на голодный желудок, шороха пальмовой листвы под ритмичными порывами ветра. Я думал об острове, о том, как здорово было бы его покинуть, и о том, что сказал бы профессор Визерспун, кабы понял: отделаться от меня теперь можно только силой. Я думал о капитане Флекке и о профессоре, восхищаясь обоими: Флекком - за то, что он оказался в два раза более ушлым, чем я рассчитывал, то есть в конечном счете вдвое хитрее меня, а профессором - за то, что он своей виртуозностью превзошел всех встречавшихся мне на земной стезе лгунов. А потом я уснул.

Глава 4

Среда 3 часа дня - 10 вечера

Шла битва, и я находился в самом ее центре. Я не мог разобраться, кто сражается слева от меня, а кто справа. Я не знал даже, что вокруг меня день или ночь. Но битва шла и шла. В этом сомнений не было. Тяжелые орудия ведут артиллерийскую подготовку наступления Зловещие раскаты взрывов, аж земля дрожит. Я не герой. Надо сматываться. У меня нет ни малейшего желания становиться пушечным мясом. Я дергаюсь, отклоняюсь в сторону, кажется, спотыкаюсь. Острая боль в правой руке. Шрапнель или пуля. Если меня выведут из строя, придется оставить линию фронта.

Открыв глаза, я обнаружил себя отнюдь не на линии фронта. Бог весть каким образом я вывалился из кресла и очутился на полу. Спикировал, что называется, на одну точку. На правый локоть. Локоть заныл.

Да, я посетил царство сновидений. Но орудийная стрельба и тряска земли принадлежали реальности. Ощупав руку, я поднялся на ноги. Еще и еще раз прозвучали отдельные взрывы, и пол веранды содрогнулся от толчков. Сильно содрогнулся. Не успел я собраться с мыслями, как в дверях показался профессор Визерспун. Пожалуй, озабоченный. Судя, например, по голосу.

- Мой дорогой! Мой дорогой! - Он устремился ко мне с протянутыми руками, словно подозревая, что я вот-вот упаду в обморок. - Я слышал, как вы упали! Не ушиблись? Что произошло?

- Вывалился из кресла, - объяснил я. - Примерещился мне второй фронт. Нервы!

- Боже мой, Боже мой, Боже мой! - Он суетился вокруг меня, ничего, однако же, не предпринимая. - У вас... сильно пострадали?

- Разве что мое самолюбие. - Я бережно коснулся пальцами локтя. Вроде перелома нет. Ушиб как ушиб. Что тут за канонада?

- Ха! - Он удовлетворенно улыбнулся. - Так и думал, что вас это заинтересует. Что ж, сейчас мы пройдемся по окрестностям. Хотите осмотреть наши места? - Он воззрился на меня критически. - Хорошо соснули?

- Если не считать саму минуту пробуждения...

- А между прочим, спали-то вы шесть часов, мистер Йентолл.

Я посмотрел на часы, посмотрел на солнце, давно перевалившее зенит, и пришел к неизбежному выводу: он прав. Но, по-моему, оснований для большой суматохи сей факт не давал, и я ограничился вежливым вопросом:

- Надеюсь, не причинил вам беспокойства? Небось пришлось меня караулить вместо того, чтобы работать?

- Нет! Нет, что вы! Мы здесь часов не наблюдаем, молодой человек. Работаю, когда мне заблагорассудится. Проголодались?

- Спасибо, нет.

- Может, хотите пить? Как насчет гонконгского пива? Отличное охлажденное пиво. А?

- Звучит соблазнительно.

Ну, значит, отправились мы пить пиво, которое вполне оправдало его рекомендации. Пили мы в гостиной, там, где он принял нас впервые. Я разглядывал всевозможные экспонаты, разложенные в шкафах за стеклом. По мне, это была заплесневелая коллекция костей, окаменелостей и ракушек, а также пестиков и ступок, обуглившейся древесины, глиняной посуды, причудливых камешков. Не составляло ни малейших трудностей выказать полное к этой коллекции равнодушие, и я его продемонстрировал. Дело в том, что профессор настороженно воспринимал каждого, кто проявлял интерес к археологии. Но всю его настороженность как рукой сняло, едва он обратил внимание на мой рассеянный вид и блуждающий взгляд. Он воскликнул: