Черный сорокопут - Маклин Алистер - Страница 12

Я попытался взглянуть на часы, но левая рука не подчинялась, до того онемела. Пришлось подцержать ее правой. Кровообращение возвращалось медленно, давая знать о своих трудностях острыми покалываниями несчетных булавок да иголок, но я и бровью не повел. А она нахмурилась:

- Что случилось?

- Ты ведь велела не шевелиться всю ночь напролет, - объяснил я. - Вот я и не шевелился. А вы, милая леди, прямо скажем, не пушинка.

- Сознаю свою вину! - быстро среагировала она. Посмотрела на меня плутовато, покраснела, но в улыбке ее не было и тени смущения. - Что ж, заря тут как тут, а я о проявлении слабости по-прежнему не сожалею... У тебя на часах полвосьмого. Значит, солнце светит вовсю. Интересно, куда нас черти несут?

- Либо на север, либо на юг. Из стороны в сторону нас не болтает, штопором не закручиваемся, значит, идем поперек волны. Географию я подзабыл, но одно помню твердо: дующие здесь в это время года восточные ветры создают как раз такую навигационную ситуацию. Стало быть, повторяю: либо на север, либо на юг. - Я спрыгнул на пол, прошел коридором посреди трюма вперед, к вентиляционным отверстиям. Поднес руку сперва к одному, у правого борта, потом к другому, у левого. Левый теплее правого. Следовательно, курс мы держали на юг. Разумеется, с теми или иными поправками. Ближайшая суша, если идти в этом направлении, Новая Зеландия, - в тысяче миль отсюда.

Молча переварив эти соображения, я хотел было вернуться к Мэри, но вдруг услышал голоса. Там, наверху. Явственные, хотя и слабые голоса. Отодвинув планку, подтащил к себе ящик, встал на этот импровизированный пьедестал, прижался ухом к вентиляционному отверстию.

Вентиляционная система была, по-видимому, расположена по соседству с радиорубкой, причем обращена к ней раструбом, который превращал устройство в великолепные наушники, собиравшие и концентрировавшие звук. Я четко различал ритмичное стрекотание морзянки и на ее фоне голоса двух мужчин, такие внятные, словно разговаривали в трех футах от меня. Но о чем разговаривали, установить я не мог по простой причине: такого языка не знал и никогда раньше не слыхивал. Словом, через несколько минут я спрыгнул с ящика и отправился к Мэри.

- Почему ты так задержался? - спросила она меня с укором. Она знала, что округа кишит крысами. А фобии, между прочим, за одну ночь не вылечиваются.

- Виноват. И однако же достоин прощения. Задержка помогла мне раздобыть кой-какую информацию. Во-первых, что мы плывем на юг, а во-вторых, - и это куда важнее, - что у нас имеется возможность подслушивать разговоры на палубе. - Я рассказал ей о своем открытии.

- Может, это нам пригодится, - согласилась она.

- Мало сказать, пригодится, - подхватил я, наблюдая, как осторожно переносит она ножки через край ящика. Коснувшись ее правой коленки, я вежливо спросил:- Как ты себя чувствуешь?

- Опухает нога. Но болит несильно.

Я снял с нее носки, отодрал краешек пластыря. Ничего страшного. Ранка чистая. Слегка припухла по периферии, слегка приукрасилась синевой. Но в рамках допустимого.

- Все будет хорошо, - сказал я. - Проголодалась?

- Как тебе объяснить? - Она скорчила гримасу и прижала руку к животу. - Я, конечно, не великий моряк, но дело в другом. Здесь ужасно пахнет.

- Эти треклятые вентиляторы абсолютно бесполезны, - согласился я. - А чаю все-таки выпей. - Я прошел в каморку, зажигая на всякий случай спичку за спичкой: шныряют ли там крысы по-прежнему, а может, уже успокоились, смылись в подполье. Кстати, о подполье: не пора ли нам подать наверх сигнал из преисподней? И я, как несколько часов назад, забарабанил по перегородке. Через минуту крышка люка поднялась. Пришлось зажмуриться: в трюм хлынул ослепительный свет. По лестнице спускался человек, тощий, со впалыми щеками, мрачный. Я посторонился, давая ему дорогу.

- Что за шум? - устало спросил Генри.

- Вы посулили нам завтрак, - напомнил ему я.

- В общем-то, да. - Он глянул на меня с любопытством: - Ну, как провели ночь?

- Могли бы предупредить нас насчет крыс.

- Мог бы. Да понадеялся на их тихий нрав... Мешали спать?

- Крыса укусила мою жену, сильно поранив ей ногу. - Я понизил голос, чтоб Мэри нас не слышала. - Крысы - разносчики чумы, верно?

Он покачал головой.

- Крысы разносят блох, а уж блохи разносят чуму. Но трюм обработан ДДТ, так что... Завтрак будет через десять минут, - с этими словами он удалился, захлопнув за собой крышку.

Еще раныие, чем было обещано, крышка люка поднялась. Худой юнец, курчавый, темноволосый, проворно спускался по лестнице, держа на весу в одной руке старенький деревянный поднос. Весело ухмыльнувшись мне в лицо, он в два счета миновал проход, водрузил поднос на ящики возле Мэри и сдернул с него покрывало залихватским жестом великого скульптора, представляющего публике свое последнее творение. На блюде лежала липкая коричневая масса, мешанина из риса и кокосового ореха.

- Что это? - спросил я. - Прошлогодние помои?

- Пудинг! Славный пудинг, сэр! - Он кивнул на облупленную эмалированную кастрюльку. - А здесь кофе. Очень славный кофе! - Он поклонился Мэри и исчез так же скоро, как и появился. Стоит ли добавлять, что крышка люка за ним захлопнулась.

Пудинг представлял собой неудобоваримое студенистое вещество, запахом и вкусом напоминавшее столярный клей. Употреблять этот пудинг в пищу можно было разве что под дулом пистолета. И все-таки кофе был еще ужасней. Тепловатая протухшая водица, процеженная через мешки из-под цемента. Другие сравнения как-то не идут в голову.

- Они, наверное, хотят нас отравить? - спросила Мэри.

- Исключено. Во-первых, никто не станет есть такую дрянь. Во всяком случае, ни один европеец. По полинезийским меркам, это блюдо, впрочем, может считаться деликатесом вроде икры. Но мы постараемся обеспечить себе завтрак на свой вкус. - Я замолчал, присматриваясь к ящику, нависшему над подносом.- Черт меня побери! Зря, что ли, я мозолил себе этим ящиком спину целую ночь.

- Можно подумать, у тебя глаза на затылке, - рассудительно заметила она.

Я не отвечал. Я включил фонарик и принялся инспектировать дюймовые щеди ящика.

- По-моему, это лимонадные бутылки.