Серебряные слезы (СИ) - Шатохина Тамара - Страница 22

Еще я узнала, что тот хребет не Петтымельский, а Паляваанский. Петтимельским его называют местные жители по названию реки. Что половодье наступает здесь в конце мая и длится тридцать — пятьдесят дней. Потому, что вместе с ним идет похолодание, а толщина льда на реках — один-два метра. Очень быстрое течение не дает полностью замерзнуть порожистым потокам, вода все перехлестывает через ледяной панцирь, образуя толстенные бугристые наледи… Услышав про наледи, я вспомнила, почему название реки — Кувет, показалось мне знакомым. Я встречала его в рассказе Ивана Ефремова, но там была Кувета и располагалась она в Якутии. Но рассказ был фантастическим, так что…

Местная чукотская природа — тундры, само собой, но есть и небольшие леса — островками у рек. В них растет чозения — такая реликтовая ива, тополь, береза, ольховник. В середине течения реки Кувет, действительно есть золотоносные рассыпные месторождения. И если уже там есть самоцветы, то так ли далеко вверх по течению находятся те сопки?

Пока ехала, сообразила, что мне нужен компьютер и вечером сообщила об этом деду. Небольшой ноутбук — это не так дорого. А мне он нужен.

Казалось бы — что-то увидела, что-то узнала. Но чувство было такое, что я сейчас не знаю еще больше, чем не знала до этого. Я краешком зацепила такой огромный пласт манящих и зовущих знаний… И понимала, что даже если бы сообразила с чего начать — мне одной не осилить всего и даже не получить представления о реальном положении дел с самоцветами. И зачем мне это — я тоже пока не знала.

Во вторник на следующей неделе, проходя на обед мимо поста медсестры в холле корпуса, я получила сообщение, что в номере 15 меня ждет посылка. Сходив на обед, на обратном пути постучала в указанный номер. Стукнула и сразу вошла, в нетерпении не дождавшись разрешения. И замерла…

На кровати лежал молодой мужчина. Его голые по колено ноги были приподняты на спинку в ногах кровати. Чтобы спинка не давила, на ней был сооружен валик из одеяла. Мой взгляд сразу же непроизвольно упал на эти голые ноги и я увидела, что икр нет… На месте икроножных мышц был рваный, искореженный слой свежих рубцов, впадин, лоснящейся молодой кожи. Ноги ниже колен были неестественно тонкими, как палки.

Мужчина дернулся, сделал попытку снять ноги со спинки, рука предприняла попытку накинуть простынь на них и замерла. Он с досадой отвернулся и глухо спросил:

— Вы за посылкой?

А я от неожиданности выдала, совершенно не думая, что говорю и почему-то сразу на «ты»: — Во тебя приложило… Где ты так вляпался?

И сразу же дико пожалела об этом. Это было не просто бестактно, а и немилосердно. А, с другой стороны… он мужик. И что его жалеть? Они не любят, когда их жалеют… а проблемы всегда нужно обсуждать и нельзя замалчивать.

— Что, военная тайна? Как тебя зовут?

Мужчина изумленно смотрел на меня, перестав отворачиваться.

— Не хочешь общаться? Надоедать не буду. Да, я за посылкой. Где она?

Он повернулся на бок, сняв руками ноги со спинки, и улегся удобнее, рассматривая меня. А я в ответ — его. Лет двадцать восемь. Нормальный молодой мужик, плечи широкие, голубоглазый, волосы короткие темно-рыжие, скорее даже бронзовые, открытое, приятное лицо… Очень привлекательное лицо, жесткое, с резкими чертами, внимательным взглядом, умным и серьезным. Очень красивый рот, на удивление красивый для мужчины — четко очерченный, твердый, с жесткими, плотно сжатыми губами. И очень знакомый загар — офицерский. Само лицо бронзовое, а лоб светлый, не загоревший под козырьком фуражки. Перевела глаза на кисти рук — тоже загорелые и крупные, с длинными пальцами, сильные такие руки… Я понимающе хмыкнула:

— Вопиющее нарушение техники безопасности. Кто у вас там по ней? А инструктаж был? Под роспись?

Он усмехнулся: — Я сам себе по технике безопасности.

— Ого! Тогда у вас двойные неприятности, — вежливо посочувствовала я, — так где моя посылочка?

— А мы уже на «вы»?

— Ну, до панибратства вы не снизошли, так что… Прошу прощения, понесло что-то, товарищ капитан…?

— Третьего ранга. Давай лучше на «ты». Меня зовут Евгений, можно — Женя.

— Маша. — Я присела на стул у кровати, не спросив разрешения. Не стала старательно отводить взгляд от ног, кивнула на них:

— Так что случилось?

— Трос проехался.

— Повезло, — меня передернуло, когда я представила, что мог сделать металлический корабельный трос с шеей или позвоночником. Женя кивнул, улыбнувшись своими невероятными губами:

— Действительно — повезло. Уже сам об этом думал.

— Каков прогноз? — Меня и правда почему-то волновал этот вопрос. И это было просто человеческим сочувствием, а не женской жалостью. Именно это он и увидел, наверное, на моем лице, потому что ответил:

— Жить буду, размножаться тоже, ходить — под вопросом. Но шансы есть, при условии, что буду правильно себя вести. На протезах и то ходят.

Ну да, работы по крышу, но этот справится.

— Не сомневаюсь в тебе. А сейчас как ты передвигаешься? Костыли?

— Пока нет. Еще заживает. Коляска.

— Если ты здесь без сопровождающих — скажи, когда захочешь прогуляться. Могу составить компанию. Я тут еще неделю или две буду. Давай посылочку, Женя, я жду интернет.

Он уже безо всякого раздражения и смущения, совершенно по-деловому, поинтересовался:

— Насколько я понял, там новый ноут. Нужно ставить программу, защиту. Справишься?

Об этом я почему-то тогда тупо не подумала и сейчас резко погрустнела. Подошла и подняла на стол коробку, на которую он указал. Поглазела на нее уже совсем без энтузиазма — ехать в город, узнавать, искать, сдавать, возвращаться, ждать, ехать получать… Смысл?

— Не подумала, — получилось устало и даже не грустно — горько.

Женя удивленно и внимательно посмотрел на меня. Ответный взгляд был несчастным, я отвела глаза, вставая.

— Ну, ладно. Пойду я. Спасибо за доставку.

Потом вспомнила: — А ты обедал? Только что обед был. Офигенные пельмени, между прочим. Из оленины, домашние.

— Да, ко мне диетсестра приходила. Будет носить.

— Веселее кушать в столовой, — менторским тоном указала ему я, — там от любителей покушать невольно заражаешься хорошим аппетитом. Красивый интерьер, легкая музыка, запахи… негромкий шум разговоров, общение… Дорога туда и обратно, опять же. Ты же на первом этаже живешь, на коляске прокатить — вообще не проблема.

Хотя… куда я лезу? Диетсестра молоденькая, больной симпатичный, общение, взаимопонимание, результат…

Я кашлянула смущенно, подхватила коробку. Женя засмеялся. Я удивленно оглянулась. Совсем другое лицо у человека стало. Чертики в глазах… Решил, что я навязываюсь, ищу его внимания? Это хорошо, зато калекой себя не чувствует. За этого пациента я спокойна. Пошла к двери, прощально взмахнув рукой.

— Маша, оставь его здесь. Я к утру все установлю. Только пиратское.

— Да хоть разбойничье. Буду благодарна. Но ночью работать не нужно — срочности никакой. Все, через десять минут массаж. До завтра, Жень.

Оставив коробку на столе, хотела уже уйти. Но он остановил меня.

— Мне нужна будет помощь. До розетки не дотянуться самому, подать кое-что, мелочь вроде…

— Хорошо, после ужина, ладно?

— Ладно. Я сегодня решу вопрос со столовой, если ты не против возить меня.

— Я предложила сама.

Уже выходила, когда он спросил меня:

— Маш, ты предложила потому, что жалеешь меня?

Я прислушалась к себе и честно ответила: — Завидую.

ГЛАВА 14

Я не врала ни капельки, честно думая, что физическая травма переживалась бы легче. Сейчас же все мои незажившие шрамы и рубцы были на душе или сердце. Или в мозгу. Болело везде. И кровоточило. Я проплакала весь тот день, когда уехал дед. Можно было не сдерживаться… Вот я и не сдерживалась.

Вспоминала Сашу, моего Сашу, а не того, испятнанного чужими поцелуями, чужого уже. Мой Саша любил меня больше жизни, не мог насмотреться на обыкновенную меня, налюбоваться. Оторваться сутками не мог от меня, отойти. Вспоминала, как прикасался ко мне — осторожно, нежно, ласково, а потом жадно, вжимая в себя, выпивая поцелуями до донышка, доводя до изнеможения, до счастливой, блаженной усталости, почти беспамятства… Не мог же он так притворяться, что же изменилось, почему? А каким он был с ней? И какая она, если двое суток… Руслан говорил, что красивая…