Кольцо с изумрудом
(Фантастика. Ужасы. Мистика. Том III) - Ходжсон Уильям Хоуп - Страница 8

Долгое время доктор стоял, как оцепенелый. В его уме пронеслись слова пациентки: «Ромуальд попытается бросить вам на голову зеркало… но оно слишком тяжелое!..»

Час спустя Овернье по телефону рассказал об этом происшествии Жюсеро.

— Знаешь, что меня интересует? — услышал он задумчивый голос Жюсеро. — Не столько падение зеркала, — такие вещи случались, — но таинственное дребезжание телефона!.. Связь между обоими явлениями неоспорима… Но теперь все кончено! Ты можешь себя чувствовать в полной безопасности.

На следующий день Овернье, закончив прием, собирался уже уходить, когда сиделка доложила ему, что какой-то запоздалый посетитель просит принять его.

Едва пациент переступил порог кабинета, как рука Овернье незаметно потянулась к ящику, где лежал револьвер. Он узнал вошедшего: это был незнакомец, встреченный им у витрины книжного магазина!..

Однако, его вид сильно изменился. Казалось, что какая- то тяжесть сломила этого человека. Он шел, медленно передвигая ноги, устало сгорбившись. Глаза его утратили прежний ослепительный блеск, и Овернье почувствовал свое превосходство.

— Я вас ожидал, Ромуальд, — коротко сказал он.

— Она назвала вам мое имя? — пробормотал вошедший и, с ужасом уставившись на пустую зеркальную раму, закрыл руками лицо.

— Стекло!.. — сказал он. — Стекло. Верните ее мне!..

— Для того, чтобы она помогла вам украсть кассу? — сухо отрезал Овернье.

Ромуальд опустил голову и начал бормотать что-то несвязное.

— Дело ваше проиграно, — жестко сказал Овернье. — Если вы не оставите в покое мадемуазель Сандар, вам угрожает или тюрьма, или немедленная высылка из страны.

Пришелец тяжело опустился на кожаный диван.

— Вы этого не понимаете, доктор, — тихо заговорил он. — Если удается заполучить безграничную власть над кем-нибудь, это похоже на безграничный, никогда не утоляемый голод. Эту власть хочешь сохранить во что бы то ни стало. После того, как вы разлучили нас, отняли эту власть, я чувствую, что что-то оставило меня, опустошило мою душу… Я конченый человек.

Итальянец тяжело поднялся, угрюмо, исподлобья глядя на доктора, подошел к нему, приблизил свое лицо и крикнул:

— Нет! Это не вы! Это не вы освободили ее от моей власти! Есть кто-то более сильный, чем вы, и этот «кто-то» помешал зеркалу!

Порывисто повернувшись, маньяк схватил свой берет и выбежал из кабинета, с шумом захлопнув дверь. Доктор Овернье подошел к окну и увидел, как тот пересек площадь и остановился у садовой решетки. Рука итальянца скользнула в задний карман брюк, выхватила револьвер и медленно поднялась к виску.

Звук выстрела пробрался сквозь стекла и слабо щелкнул в кабинете доктора. Тело Ромуальда скорчилось, скользнуло спиной по решетке и застыло на асфальте в неестественной позе, а несколько прохожих, придерживая шляпы, торопливо бросились к месту происшествия.

Пьер Милль

РОКОВАЯ БОНБОНЬЕРКА

Тому назад лет четырнадцать, то есть в 1899 году, я приехал в Лондон и остановился в «Midland Hotel’e». Эта гостиница ничем не отличается от всех больших гостиниц Лондона по своему внутреннему устройству: все комфортабельно, корректно и современно и менее всего располагает к галлюцинациям.

Но это, кажется, была обыкновенная, настоящая галлюцинация. Я вернулся к себе в комнату довольно поздно — я был в театре в тот вечер. Взяв внизу свой ключ, я поднялся на третий этаж, — в этот поздний час лифт уже не работал. Я говорю все это, чтобы знали, что нервы у меня были в порядке, и я все отлично помню и сейчас. Я быстро разделся и лег в постель, погасив свет, и, повернувшись лицом к стене, решил спать. Но сон не приходил. У меня сильно билось сердце. Я начал искать причину волнения, мне стало мерещиться, будто что-то неблагополучно в комнате. Потом я ясно ощутил чье-то присутствие, именно чье-то. Надо посмотреть…

Я повернулся и увидел — силуэт худого, длинного человека, полусидящего в кресле перед письменным столом. Вы подумаете, как я мог увидать его в темноте? Он был какого-то странного фиолетового цвета, вернее, облик его, и только черные пятна обозначали глаза, тонкие губы и нависшие брови. Он был в длинном вестоне с блестящими пуговицами.

С тех пор я прочел немало рассказов о привидениях; большинство описывает привидения с печальными или беспокойными лицами. Бледное лицо моего видения казалось мне, наоборот, холодным, точно застывшим. Я перестал волноваться, увидев его, и не боялся.

«Надо все-таки встать, — подумал я. — Если он исчезнет, как только я подойду к нему, значит, это обыкновенная галлюцинация зрения, объясняющаяся просто утомлением от долгого путешествия. А если он не исчезнет? Что тогда? Может быть, я ненормален?» Я встал и сделал несколько шагов — привидение исчезло.

Я торжествовал: вот что значит быть готовым ко всему и все знать, это ведь только галлюцинация!

Я снова лег… Несколько минут спустя какой-то внутренний голос шепнул мне: «А ведь он опять здесь!» Я зажег электричество и стал читать, но, несмотря на все усилия читать, заинтересоваться книгой, я чувствовал и думал, что только потому не вижу призрака, что он потускнел при свете. Я погасил свет и посмотрел: он сидел на том же месте и в той же позе. И только на рассвете он исчез.

На другой день я всячески старался отвлечь свои мысли от привидения и под конец вечера, когда я был в театре, мне это удалось.

Смотря последний акт пьесы, я ясно ощутил какой-то толчок; промелькнула мысль: «У тебя сидит кто-то в комнате».

Я взволновался и помчался домой.

Я не ошибся: тень, видение, призрак, галлюцинация, называйте его как хотите, но он сидел на стуле и, как только я подошел к нему — закачался и исчез; как только я лег, он снова появился и просидел, как и накануне, еще несколько часов.

Я решил спросить счет и на другой день оставить эту гостиницу. Утром я пил чай в столовой: когда я собрался уже уходить, кто-то сел подле меня. Я чуть не закричал! Призрак, призрак, преследовавший меня две ночи кряду — был передо мной. Я узнал его и даже его костюм. Я удивился, но и как-то странно обрадовался.

«Необычайно, — подумал я, — чтобы привидения завтракали! Неслыханная вещь!..»

Привидение спросило себе два яйца всмятку и кофе со сливками. Я узнал, как его зовут: Карл Эбстейн из Вены, известный антикварий и коллекционер картин. Он занимал комнату в одном этаже со мной.

Между тем, все это становилось загадочным.

— Ведь только тени умерших имеют право тревожить живых, а он, кажется, даже и не умирающий. Спросить разве у него самого, в чем дело?

Но вдруг меня осенила другая мысль: «Не смейся — этот человек явился тебе, потому что он скоро умрет».

И весь день мысль о его смерти не покидала меня; мне казалось, что я должен предостеречь его, но ведь он примет меня за сумасшедшего?!

Я жаждал увидеть его еще раз. И он пришел. На этот раз я особенно отчетливо рассмотрел его, и фиолетовый свет был ярче прежнего. Он сидел за моим столом, а на столе лежала маленькая овальная коробочка, такая же призрачная, как он сам, но блестевшая необычайно. Это была старинная, филигранной работы бонбоньерка.

На крышке ее была нарисована толпа крошечных людей, окружавших странствующего лекаря и его повозку. Краски были пестрые, но и ласкающие взор, и я невольно подумал о таланте художника, сделавшего эту миниатюру.

Я все же сознавал, что это галлюцинация, иначе я бы, наверное, подошел и рассмотрел бы вещицу ближе.

…Но вот произошло нечто, заставившее меня привскочить на кровати, я испугался… Я говорил уже, что черты лица моего призрака были неподвижны, застыли, точно на портрете, а теперь они как-то конвульсивно сжались, точно от боли; он открыл рот, поднял руки и упал.