Очень хотелось жить
(Повесть) - Шатуновский Илья Миронович - Страница 38

«Лапотники» улетели за Дон мыть руки и готовить себя к обеду. Извергнув тонны металла, утомились пушки. Тишина, распуганная взрывами, возвращалась, садясь на острые верхушки леса.

На дне минометных окопов появились желтые лужицы — это дали о себе знать высокие грунтовые воды. Командир роты покачал головой.

— Если так пойдет дальше, тут нам не усидеть. Зальет.

А пока выдолбили новые ниши. В задней стенке окопов — для шинелей и вещмешков, в передней — для мин, винтовочных патронов, гранат.

На батарее появился старшина роты Челимкин, прочно обосновавшийся в районе складов и кухонь, сказал, что Небензя привез к оврагу телегу мин, а теперь на своей Варварке отправился за обедом. Мы поспешили достать из вещмешков котелки, даже вроде бы похудевшие от длительного неупотребления.

Но пообедать не удалось. На косогоре появились танки. Они шли параллельно Задонскому шоссе, оставляя за собою черные ленты на хлебном поле. Не этим ли танкам вчера вечером мы уступали дорогу? Если им, то они должны повернуть к Подгорному. Если нет…

Хаттагов приложил к глазам полевой бинокль.

— Так это же немцы! — сказал он почему-то таким веселым тоном, будто на своей улице заметил хороших знакомых, которых встречает чуть ли не каждый день. — Это немцы! — повторил он. — Ясно вижу кресты. А на танках сидит десант.

Бронированный клин все ближе. Теперь уже понятно, что на Подгорное танки не пойдут. Они рвутся к Задонскому шоссе.

— Первое отделение первого взвода! — крикнул Хаттагов. — Приготовиться к стрельбе!

Первое отделение — наше. Мы бросились к миномету. Я прилип глазом к угломеру-квадранту. Снарядный Шаблин снял предохранительный колпачок с мины и передал ее заряжающему Шаповалову.

— Дистанция восемьсот метров. Одиночным. Огонь!

Виктор, уже державший мину наготове, запихнул ее до половины в ствол и отдернул руку. Чугунная болванка с неприятным скрежетом поползла вниз, напоролась вышибным патроном на острый боек миномета, издала хлопающий звук и, обретя дикую, необузданную силу, вырвалась на простор, наполнив окоп вонючим пороховым дымом.

Немного в стороне и чуть сзади несущихся танков вырос оранжевый грибок.

— А ну, всадим еще одну! Наводчик, возьми два пальца влево. Дистанция семьсот пятьдесят метров. Огонь!

Мина разорвалась метрах в двадцати впереди ближнего танка. Сидевшие на броне автоматчики скатились вниз, исчезая в пшенице.

— Ага, не понравилось, кисло! — радостно воскликнул командир роты. — Это еще на закуску. Погодите, гады, будет вам и шашлык. Батарея, готовсь!

Учесть на всех минометах поправку — сместить влево угол вертикальной наводки и уменьшить дистанцию — было секундным делом.

— Беглым! Огонь!

Мины накрыли танковую колонну.

— Молодцы, джигиты! — захлопал в ладоши Хаттагов. — Не сплоховали. Жарь еще!

«Джигиты» работали дружно и быстро. Подносчики с тяжелыми лотками метались по оврагу. Снарядные готовили мины. Наводчики следили, чтобы при беглой стрельбе не сбился прицел. А зарядные старались досыта накормить минометы чугунной пищей. В их прожорливых тонких глотках исчезали бесследно мина за миной, они казались какими-то ненасытными чудовищами.

В окопе прибывала вода. Мы стояли уже по щиколотку в желтой грязи, она подбиралась к площадке, на которой стоял миномет.

Из пыльного облака, поднятого разорвавшимися минами, выползли танки. За ними бежали спешившиеся автоматчики. Десант с танков мы сняли, теперь надо было его отсечь.

Перед бегущими автоматчиками встала стена рвущегося металла. Пехота заметалась, залегла.

— Ура! — закричал Хаттагов.

— Ура! — закричала вся батарея.

Рядом по-лягушачьи крякнула мина. Над головами минометчиков прозвенели осколки.

— Шальная дура! Откуда она залетела? — выругался Борис Семеркин, прикрываясь котелком, приготовленным для обеда.

— Пустой котелок к пустому котелку не прикладывают, — сострил Яков.

И тут на наши позиции обрушился огненный смерч. Мы плюхнулись на дно окопа в жидкую грязь.

— Быстро они нас засекли, — охнул Семеркин, поняв, в чем дело. — Их наблюдатель сидит где-то рядом.

— А вы наверх взгляните! — крикнул Шаповалов.

Над нашей батареей в лучах солнца кувыркалась «рама» — разведчик и корректировщик «Фокке-Вульф-189». А вокруг наших окопов продолжалась дьявольская пляска мин. Разрывы то удалялись, то приближались, стонала земля, поверх окопа упала молодая сосенка, срубленная осколком.

Казалось, что налет продолжался целую вечность. Потом из-за брустверов стали осторожно выглядывать перепачканные грязью и колотью физиономии, трудно было кого узнать.

— Командиры взводов, проверьте своих людей!

У нас в отделении все были целы, мы работали лопатами, как говорится, и за совесть, и, что уж тут скрывать, за страх.

— Все бойцы на месте, никто не пострадал, — докладывали взводные.

Не откликалось лишь второе отделение третьего взвода. Заглянули в окоп. Возле обгоревшего, как в печке, миномета был весь расчет — шесть наших наманганских курсантов. Никто из них не шевелился. Будто волшебник из детской сказки взмахнул своей чудесной палочкой, и все тут же уснули, кто где был. Онищенко стоял на коленях, держась за опорную плиту. Хаит пригнулся над полуоткрытым лотком. Ястребцов, обернувшись, протягивал руку к нише, что-то хотел достать… Ни на ком ни царапинки, ни кровинки. Но смерть уже высветила их лица холодной мраморной белизной, и все волшебники мира теперь ничем помочь не могли.

Из тысячи выпущенных мин, по теории вероятности, только одна может попасть в окоп. Мина влетела в окоп второго отделения, закопалась в слое жидкой глины, осколки ушли вниз. Шестеро минометчиков мгновенно были убиты взрывной волной…

А бой продолжался. Вражеская пехота, отсеченная минометным огнем от своего броневого щита, окапывалась, закрепляясь в пшенице, а стальная лавина неудержимо подкатывалась к Задонскому шоссе. И когда казалось, что никакая сила не может остановить ее на последнем рубеже обороны, за которым уже начинается паника и неразбериха, из леса прямой наводкой ударил наш противотанковый дивизион. Три танка вспыхнули, как лучины. Остальные дрогнули, засуетились, потеряли ход. Судя по всему, фашисты совершенно неожиданно для себя напоролись здесь на наши батареи. Впрочем, замешательство длилось всего миг. Танки открыли ответный огонь из своих пушек. Но уже было ясно, что внезапная танковая атака не удалась, танки потеряли маневр, их связали боем наши артиллеристы.

Из придорожных перелесков, из лощин показались цепи. Наша дивизия, перешагнув Задонское шоссе, нацелилась на Подгорное. По немецкой пехоте, взбирающейся на косогор, открыли яростный огонь артиллерия и минометы. Пошли танки. Теперь это были наши танки, в бой вступал танковый корпус генерала И. Д. Черняховского, который через несколько дней будет назначен командующим нашей 60-й армией.

Прибежал запыхавшийся связной командира батальона, передал приказ перенести батарею вперед. Мы разобрали минометы, потащили их на вьюках. Роту обстреляли из пшеницы. Дико закричал помкомвзвода Чепурнов:

— Передайте по цепи: меня ранили!

Виктор Шаповалов, сгибаясь под тяжестью минометного ствола, который тащил на плече, сплюнул:

— Тьфу, тоже Чапаев выискался: «Передайте по цепи!» Ишь, чего надумал! И так все слышат, как орет!

С высотки, где мы расположили батарею, открывалось горящее Подгорное, на улицах уже шел бой. С той и с другой стороны сюда, как в гигантскую мясорубку, всасывались новые батальоны, их хватало совсем ненадолго, рукопашные схватки велись за каждый дом, и каждый клочок деревенской улицы был залит кровью. Под вечер, когда наша сила начала одолевать и мы захватили северную часть села, последовала мощная контратака гитлеровцев, наши не выдержали стремительного натиска, стали отходить. На Задонском шоссе опять заметили вражеские танки. Они двигались от городка сельхозинститута с пехотой, пытаясь отрезать наши части, выдвинувшиеся к Подгорному. От разъезда Подклетное к немцам спешили подкрепления, переброшенные через Дон из армейского резерва.