Охота на охотника (СИ) - Демина Карина - Страница 57

Влюбленных разлучают...

Вместо сочувствия Лизавета испытала престранное злорадство. А следом и понимание, что пастушки за князей замуж не выходят.

Равно как и маги-недоучки, которые в сомнительного толку газетенках подвизаются.

...но она не просто маг, а баронесса.

И дура полная, коль от единственного приличного в жизни шанса отказалась. То есть, она не совсем, чтобы отказалась, взяла время на раздумье, но... не устанет ли князь ждать, пока в Лизаветиной голове чего приличного надумается? У него ж дворец под опекой.

Красавиц тьма.

И все-то до одной Лизаветы лучше...

...правда, убиваться, как пастушка, она не станет. И уж точно не будет петь перед утоплением. А вот добрейшей Ангелине Платоновне пьеска по сердцу пришлась, ишь, слезы платочком утирает и даже обиду свою на супруга позабыла.

Почти.

- Сердечно-то как, - сказала она, когда артисты вышли на поклон. И тут же добавила: - А Левонька не видел...

Вольтеровский сделал вид, что не услышал.

Обратный путь был...

...похож.

Та же толпа, только... чуть более злая? И кто-то свистит, а стенка экипажа вздрагивает, принимая удар. И руки Вольтеровского сжимаются.

- Господи-ты Божечки мой, - Ангелина Платоновна размашисто крестится и спрашивает, кажется, у самой себя. - Что же это творится... что творится...

- Бунт, - мрачно произнес Вольтеровский. - Ишь, разгулялись...

Коляска задрожала и все вдруг стихло.

- Щиты поставили, - на сухом лице Вольтеровского появилось выражение глубочайшего удовлетворения. - Молодцы...

А Лизавета лишь подавила горестный вздох.

Димитрий сам в толпу не полезет. Он же... он начальствует и вообще для того особые люди есть. И маги тоже... Таровицкий вон одним ударом спалить всех смутьянов способен.

И тут же стало стыдно.

Там же... там не только смутьяны, там женщины и дети малые, которых взяли на наследника поглядеть. И еще веселья ради. Там просто люди, оказавшиеся случайно, шедшие на площадь потому как праздник. А их огнем?

Душу сдавило недобрым предчувствием.

Может, так оно и должно... кортеж, крикуны подосланные и маги, которые ответят ударом на удар, не особо разбираясь, в чем дело?

Тогда бунт, может, и не случится.

...или наоборот.

А еще захотелось поговорить с кем-нибудь из тех самых магов, в охранение поставленных. Каково им знать, что, возможно, придется по людям бить? Огнем, водой, просто силой... по обыкновенным таким людям, среди которых наверняка сыщутся знакомые.

Если и незнакомые...

...опасная тема.

А в коляске тишина. И лишь Ангелина Павловна восклицает с немалым возмущением:

- Отчего они смутьянов из города-то не выслали? В такой-то праздник...

Вольтеровский молча подымает взгляд к потолку.

Димитрий Навойский был мрачнее обычного и немало способствовал тому новый старый костюм, который был слегка измят, слегка испачкан, но в целом весьма подходил для человека малого. Только в плечах вот жал немилосердно, да и спина поднывать стала.

- На площади задержано двенадцать человек, еще семерых на площади придавили, - человек вытер испарину, - не наши... люди, когда поняли, что те в кортеж кидаются... из задержанных семеро - слабенькие менталисты, остальные - с амулетами, усиливающими эмоции.

...а толпа на эмоции падка.

- Что говорят?

- Ничего не говорят, проклинают только, но это пока. В Башню доставили... комендант ругается крепко, что места мало... может, еще куда?

- Нет, - Димитрий поморщился - голова ныла, а предчувствие дурное не отпускало. - Скажи, чтоб сажал теснее.

Гости.

И Лизавета улыбается, раскланиваясь с кем-то, кого знать не знает и ведать не ведает. В пестрой толпе она чувствует себя на редкость неудобно.

Все кажется, будто бы люди, тут собравшиеся, сделали это лишь затем, чтобы поглазеть на Лизавету. Обсудить ее.

И посмеяться.

Вон, кривится в притворной улыбке дама со старомодной высокой прической, из которой выглядывают жемчужные нити. Некоторые спускаются на шею, на плечико острое, чтобы змейками перетечь на платье из темно-вишневого шелку. Отчего-то Лизавете этот наряд кажется кровавым.

Она закрывает рот ладонью.

И отворачивается.

На Ангелине Платоновне лазоревое платье с тремя рядами широких оборок. Платье расшито синими же каменьями и серебром, и потому глядится жестким, этаким изукрашенным панцирем. Вот супруг ее облачен, как и подобает, в парадный мундир, перечеркнутый синею орденскою лентой. Он строг.

Сух.

И сердито сжимает трость, то и дело касается положенной регламентом сабельки. И тогда губы его шевелятся, будто бы Вольтеровский готов выругаться, да место не позволяет.

В Большой зале людно.

Где-то там, далеко, укрытый на балкончиках, играет оркестр.

Душно.

Веера трепещут.

Балконные двери приоткрыты, но за ними маячит охрана. И Лизавета крутит головой, но не видит...

- Кого ищешь? - князь выныривает из толпы, чтобы удостоится презрительного взгляда Вольтеровского. Правда, Лизавета уже успела убедиться, что взглядом этим он удостаивает без исключения всех людей, а потому закралась мыслишка, что взгляд этот, как и вся презрительность, есть не более чем маска усталого человека, не желающего вступать в пустые беседы и вовсе тратить силы на людей иных.

- Тебя, - Лизавета приняла предложенную руку, заработав еще несколько преудивленных взглядов.

Да уж, средь блистательных кавалеров, которых на бал слетелось, что мух на мед, скромный чиновник пусть и в парадном, но изрядно поношенном, а местами откровенно тесном мундирчике гляделся на редкость нелепо. И очочки эти в роговой оправе.

Ужас ужасный.

- Я волновалась.

- Выходи замуж, - отозвался князь, очочки поправляя. И носом этак дернул, смешно. - Я тебе тогда амулетик один подарю... всегда сможешь понять, где я.

- А сейчас не подаришь?

- Молодой человек, - милейшая Ангелина Платоновна поспешила вмешаться. - Вам не кажется, что подобные знаки внимания не совсем уместны в нынешних обстоятельствах...

- Это моя невеста, - князь выдержал взгляд и даже сумел изобразить преглупейшую улыбку.

И неловкая.

И растерянная.

Этакая, будто бы до сих пор не способен он поверить своему счастью.

- Но все же...

- Простите, - в руку Лизаветы скользнуло что-то плоское и округлое, навроде монетки. - Но мне и вправду пора... дела...

- Береги себя, - сказала Лизавета.

А ей улыбнулись, и совсем иначе, светло и ясно: мол, поберегу, несомненно, но и ты тоже...

- Конечно, это не мое дело, - Ангелина Платоновна смотрела вслед неприметному чиновнику, которого просто-напросто быть не могло в этаком чудесном месте, как дворец, неодобрительно и даже с некоторым удивлением. - Однако вы себя недооцениваете. Поверьте, деточка, вы способны составить куда более удачную партию. Конечно, возраст у вас уже не юный, но титул... и расположение к вам Ее императорского Величества...

- Ты совершенно права, - Вольтеровский переложил трость в другую руку. - Это не твое дело.

- Но девочка совершает ошибку!

- Это ее ошибка.

- Ваши родители...

- Я сирота, - Лизавета закрыла глаза, успокаиваясь. А кругляш в ладони нагрелся. - И это не ошибка...

...тем более, что она еще не согласилась.

Пока.

Свяга не слушала человека, который что-то говорил, должно быть важное или даже может быть интересное. Иногда он трогал свягу за рукав, силясь обратить внимание, и тогда она кивала и улыбалась.

С людьми это помогало.

Если кивать.

И улыбаться.

Человек улыбался в ответ и продолжал говорить.

Мужчина.

А с ним три женщины. Одна постарше. Ее лицо темно, как и волосы, а душа смятенна, а вот две других светятся. И мужчина тоже. И смотрит на дочерей с любовью. Сказать ему, что в них нет его крови? Похожая, да, имеется.