Охота на охотника (СИ) - Демина Карина - Страница 39

Если...

- Все будет хорошо, - она кривовато улыбнулась застывающим лицом. - Я вернусь. А ты меня дождешься. Ты ведь обещал когда-то.

Обещал.

Только...

- Может, - Его императорское Величество умели принимать неприятные решения, - тебе стоит переждать в другом месте?

- Это... будет дольше. Неприятней, - она тронула струны волос, которые вяло зазвенели. - Но... быть может... ты прав.

Конечно, он прав.

Император он или так.

- А на балу...

- Анну попросишь, - императрица подняла со столика брошь с крупным адамантом. - Ей не впервой.

Авдотья крутила бумажку, мяла, нюхала и вздыхала, и прятала в ридикюль, чтобы спустя минуту извлечь. И вновь крутила, нюхала, мяла...

- Да иди уже ты, - Таровицкая устроилась на подоконнике с пилочкою для ногтей. Та порхала, казалось, едва-едва касаясь розоватых коготков. - Чего маешься?

Одовецкая перебирала травки, которых вдруг стало слишком уж много. Сухие ломкие пучки заняли весь стол, потеснивши и стопку Дарьиных романов, и тетради Таровицкой, и собственную Лизаветы шкатулку.

- Не знаю, - вздохнула Авдотья. - Как-то оно... не знаю... папенька не одобрит.

- Ну если папенька не одобрит... - Одовецкая оторвала пару хрупких головок песчаного цмина, кинула в стопку, добавила лист багульника и еще что-то, по виду напоминавшее кусок сухой паутины. - Тогда да, аргумент...

Пилочка Таровицкой на мгновенье замерла.

- Да что бы вы понимали, - Авдотья смяла записочку, правда, не выкинула, а тут же расправила. - Он же ж... он же ж не просто бабник... он идейный...

- Хочешь, настоечку сделаю одну? - Одовецкая травки растирала деловито, сосредоточенно. И на Авдотью не смотрела, как и на Лизавету, которая сидела в уголочке тихо, стараясь притвориться, будто бы ее вовсе тут нет.

А сердце екало.

И вскачь летело. И останавливалось, чтобы вновь пуститься шальным галопом. И кровь приливала к щекам, выдавая. И казалось, все-то здесь знали, а если и не знали, то всяко догадывались, сколь низко она пала. Подумать только, по кустам целоваться...

И с кем?

Ладно бы с женихом, а так... князю что? Сегодня одну целует, завтра другую, благо, кустов в императорском парке для того насажено изрядно, а Лизавете теперь майся, думай, значил этот поцелуй что-то, или так... еще один... идейный.

- Какую настоечку? - Авдотья шею вытянула.

- Обыкновенную, - Одовецкая добавила в ступку сушеную полынь. - В деревне бабы ее частенько для мужиков гулящих просили. Им это дело начисто отбивало.

Пилочка легла на подоконник.

А в уголочке кто-то закашлялся...

...Дарья.

Точно.

Вот ведь... и знала Лизавета, что она тут, а позабыла.

- А на кой он ей нужен такой будет? - поинтересовалась Таровицкая. - С отбитым этим делом.

Авдотья слегка покраснела и буркнула.

- Он хороший... бестолковый только. И невезучий...

- А теперь еще и кривой, - Таровицкая была настроена поддержать разговор. - Оно, конечно, еще тот шарман выходит, да как бы не боком. Пуля не только глаз выбила. Слышала, что поговаривают, будто его не просто так заперли... в смысле, что он и вправду ту девицу убил... то ли попутал с кем-то, то ли в припадке ярости... это дело, конечно, не мое...

- Не твое, - согласилась Авдотья, мрачнее пуще прежнего, только на Таровицкую эта мрачность не больно подействовала. Она плечиком повела и продолжила.

- Ему ж пуля в мозги влезла. Меня не слушаешь, так хоть вон Одовецкую послушай... а ты скажи, что такое бесследно не проходит.

- Не проходит, - согласилась Одовецкая, вытряхивая растертые травы в мрачного вида склянку. - Но у меня настоечка одна есть хорошая...

- ...от которой последние мозги откажут...

- ...успокоительная...

- Главное, чтоб не упокоительная... хотя... вот у папеньки служил один вой... из хороших, из старых. Смуту прошел и не чурался ни боли, ни крови. А уже после, на охоте как-то под выстрел подлез. Аккурат, как твоему Стрежницкому, пуля в глаз вошла. На излете была... думали, что помрет, а он выжил.

Таровицкая сползла с подоконника и, скинув туфли, потянулась. Огляделась. И вдруг кувыркнулась, встала на руки. Кто-то в углу охнул.

Дарья.

Лизавета моргнула. А вроде ж сидела, взгляда с Дарьи не сводила, но поди ж ты, та вновь умудрилась исчезнуть, чтобы появиться.

...и главное, у князя спрашивать неудобно. Намерения... какие у него могут быть намерения? Вон во дворце сколько красавиц и родовитых, и богатых, и... помоложе, чего уж тут. И значит, просто приключение.

Романтическое.

Из тех, о которых в романах пишут. Только в романах все всенепременно свадьбой заканчивается, иначе цензура этакое непотребство не пропустит, а у Лизаветы... какой у нее выбор, руку на сердце положа? Отвергнуть эти ухаживания, которые и ухаживаниями-то не назовешь, а после остаток жизни сидеть и думать, как бы оно могло сложиться, если бы...

...или не отвергать?

Позволить себе, наконец, хотя бы маленькую любовь... или не любовь, а как ныне принято говорить, увлечение?

И пусть продлится оно неделю.

Или две.

Или даже целый месяц... месяц - это достаточно долго. Хватит, чтобы в человеке разочароваться.

...или прикипеть всем сердцем.

Нет, прикипать Лизавета решительно не желала, а то увлечение закончится, и как ей жить дальше? Одно дело, когда со светлой памятью о приключении этаком, и другое - с разбитым сердцем.

- Он мрачен сделался... прежде тоже особо общительным не был, - Таровицкая сделала несколько шажков на руках, прежде чем встать на ноги. Юбку одернула, чулочки поправила. - Что? Я как-то в детстве к бродячим артистам сбежала. Неделю прожила, научилась вот на руках ходить и еще ножи кидать. Папенька как отыскал, то выдрал...

Одовецкая лишь головой покачала и в свою склянку плеснула мутной жижи. Сунула стеклянную палочку, поболтала, размешивая чудное зелье.

- Так вот, дядька Панкрат чудить стал. Бывало уйдет и несколько дней нету, и главное, папенька спрашивает, где был, а дядька только отнекивается, мол, на зайца ходил или волчий след искал. Его жалели, конечно, как же, раненый... а после жаловаться пошли, что бабы по деревням пропадают... по первости думали, конечно, по-всякому... сбежала или вон медведь задрал, или...

Она вдруг помрачнела.

- Он свою жену убил. И дочек. Давно убил. Разделал и в погребе спрятал. Всем врал, что к сестре поехали, в гости... мало стало... его над телом и взяли... он как зверь... мне этого не говорили, да только я слушать умею. Целитель сказал, что это из-за пули все. В мозгу что-то там задела, был человек, а стал... папенька ему сам голову отсек.

- Бывает, - Одовецкая потрясла склянку, зелье в которой постепенно приобретало темно-зеленый цвет. - Мозг и вправду весьма сложная структура и повредить его легко, но известны совсем иные случаи. У нас при монастыре жил один человек... так вот, он когда-то известный всей округе буян был. Жену бил. Детей гонял, его на каторгу не раз грозили отправить, но не успели. В кабаке череп проломили. Так вот, после того он пить бросил, курить бросил, стал говорить о душе... вспомнил вдруг язык латинянский, а еще древнегреческий...

- Вспомнил?

- Он говорил, что вспомнил, что будто пелена с глаз упала. И главное, прошлую свою жизнь он помнил распрекрасно. У жены на коленях просил прощения. Дочерям ноги целовал... его и отправили в монастырь, сочли за блаженного. Только он не тот блаженный, которые юродивые. Отнюдь... работал в монастырской библиотеке. Рукописи старые переводил. Оказалось, он знает семь языков, два из которых матушка-настоятельница полагала исчезнувшими, а он вот... она о нем писала. Вызывала целителей... и да, диагноз ему не поставили, а лечить не посмели, чтобы не спугнуть. Правда, время от времени ему голова болеть начинала, он тогда дюже пугался, что дар утраченный потеряет и станет прежним. Но пока вроде не стал. Поэтому, соглашусь, что повреждения мозга порой имеют весьма необычные, скажем так, последствия...