Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Лиса в курятнике (СИ) - Демина Карина - Страница 54


54
Изменить размер шрифта:

...то есть, был кто-то еще, кто раскрыл девице глаза и вложил в прехорошенькую голову правильные мысли.

- Я полагаю, это тот же человек, который написал сестре письмо...

- Какое письмо?

- То, в котором рассказывалось, где меня найти, - Святозар поморщился, впрочем, гримаса вышла на редкость уродливой, ибо часть лица осталась неподвижна, а часть будто судорогой свело. - Я много думал, кто это мог быть, но...

- Не придумали?

- Нет... и в связи с этим я осмелюсь повторить вопрос. Как она умерла?

- Ее задушили.

Святозар прикрыл глаза. Он стоял, раздумывая над чем-то, а Димитрий не спешил прерывать молчание, тоже раздумывая в свою очередь над тем, как быть с этим...

Доложить придется, но...

Процесс над священником?

Чудовищные обвинения, на которые, мыслилось, у него найдется чем ответить? Как он сказал? Обе стороны... и если подумать, если приглядеться пристальней... не стоит, и вправду, как знать, что увидишь.

- Позволено ли мне будет взглянуть на тело?

- На тела.

- Сколько? - он не выглядел удивленным, этот человек, который легко - и как виделось, с немалой радостью, - готов был принять новую свою судьбу.

- Две.

- Задушены?

- Да.

- Невинны?

- Да.

- Тогда, если возможно, я бы хотел взглянуть на обеих. И предваряя ваш вопрос. Я не уверен... я пока не уверен...

Глава 27

Глава 27

...госпожа Кульжицкая велела заложить экипаж. Она больше не показалась, отправив вместо себя озлобленную тень, по недомыслию притворявшуюся человеком. Агнешка морщилась, кривилась и, казалось, с трудом сдерживала кипящие страсти. А Димитрию припомнилось, что существа, подобные ей - все ж человеком в полной мере она уже не являлась - частенько сходили с ума.

- Будьте вы прокляты, - она все же плюнула в спину и отскочила, повернулась, и ворох юбок поднялся, обнажив толстые распухшие ноги.

- Простите ее, - Святозар залезал в экипаж боком, морщась, но не жалуясь. - Ее гневу не найти выхода...

...а может, она?

Она верна Кульжицкой, но это еще не значит, что не способна навредить, пусть не хозяйке, с которой срослась душой, но самому роду. С другой стороны, отсутствие Агнешки наверняка заметили бы, да и во дворце особа столь яркая не осталась бы незамеченной.

Ехали молча.

Святозар перебирал четки, на сей раз простые, вырезанные из дерева и отполированные до блеска. Губы его шевелились, из прикрытого глаза сочился гной, а запах травки почти выветрился. Он выглядел одновременно и жалко, и в то же время...

...нельзя его казнить.

Мысль оформилась и прицепилась.

Нельзя и все тут. Пусть закон, правда и прочее, но...

...улицы.

Город. Булочники и газетчики. Старуха с бочонком прошлогодних моченых яблок лузгает семечки. И у ног ее рядятся голуби, курлычут. Старый пес дремлет под телегой, и урча, отплевывая клубы дыма, ползет по улочке новомодный экипаж. А за ним бегом, вереща от переполняющего их счастья, несутся дворовые мальчишки.

И никто уже не помнит про революцию.

Бунт.

Голод. Им, этим людям, начиная от старухи, заканчивая парочкой барышень в ярких платьицах, кажется, что так вот было всегда... и пусть кажется дальше.

Уже во дворце, в той его части, куда благородные люди старались не заглядывать, ибо делать там было совершенно нечего, Димитрий спросил:

- Кто-то еще из вашего рода мог выжить?

- Не знаю, - честно ответил Святозар. - Еще недавно я бы сказал, что сие невозможно, но... мне нужно взглянуть на тела.

В мертвецкую он вошел, и служитель, попивавший кофий, подскочил, согнулся в поклоне, а перед Димитрием он держался с обычною прохладцей. Надо же, что ряса с людьми делает.

- Вы позволите? Силы у меня остались, но я чувствую здесь другую магию... нечеловеческого свойства.

- Свяга.

- Отпускала души?

- Именно...

...интересно, а с теми, что заблудились на проклятых пустошах, девушка справится? Или... она одна, а их много, потерянных, обездоленных и наверняка злых на весь мир живой.

- Помешает? - поинтересовался Димитрий, пытаясь отделаться от этакого неприятного ощущеньица, что здесь и сейчас он лишний.

Святозар покачал головой и, откинув простыночку, склонился над телом. Он положил здоровую руку на грудь, а больную на голову. Прикрыл глаза.

Вдохнул.

И выдохнул в самые мертвые губы, наполняя их теплом и светом. И губы дрогнули, шелохнулись, а покойница раскрыла глаза.

- Ш...ша... - сказала она, забившись вдруг в руках Святозара. - Ш...шу... шур-шу...

- Спи спокойно, дитя, - он убрал руки, и все вернулось на круги своя, а Святозар потер переносицу и сказал: - Вторая где?

И эта отозвалась, задергалась, будто пытаясь подняться, вот только из горла ее донеслось сиплое рычание. Впрочем, стоило Святозару убрать руки, как и она затихла.

- Это не мой брат. И не кто-то из моей родни, - сказал он, вытирая руки полотенчиком, которое служитель подал с полупоклоном, не сводя с престранного батюшки взгляда. - Однако...

Полотенчико он протянул.

И осенил покойниц крестом.

- Хоронить их надобно на освященной земле, и скажите, чтобы на шею повесили цепочки серебряные, непременно с иконами. Пусть заступницы удержат...

Димитрий подобрался: вот только умертвий ему для полного счастья не хватало. И родне не прикажешь несчастным головы резать. А может... если сердце вынуть и чесноком набить... непорядочно, конечно, однако безопасность превыше всего.

- Сейчас не встанут, но если убийца позовет... я не уверен, что все сделал верно. Понимаете, в любом древнем роду есть свои тайны. Моя сестра полагает себя хранительницей, но на деле...

Он отошел от стола, разом меняясь, будто силы, недавно кипевшие в искореженном этом теле вдруг иссякли.

- Лишь наследнику будет известно все. Я был посвящен лишь потому, что шла война... и то, полагаю, далеко не во все. Я сумел провести то жертвоприношение, но после понял, что ритуалу недоставало многого. Он был каким-то урезанным, что ли? Сложно объяснить... главное, наш род работает с кровью. А тот, кто убил этих несчастных... кровь ему не требовалось. Он выпил силу. И отчасти разрушил тонкое дело. Полагаю, и души успел затронуть, хотя... свяга... если бы не она, то души остались бы привязанными к хозяину, который мог бы тянуть из них силу. Вы представляете, сколько сил скрывается в бессмертной душе, несущей частицу божественного?

Нет.

И честно говоря, представлять не хотелось.

Соломон Вихстахович был недоволен.

Нет, он о том не заявил прямо, но Лизавета достаточно хорошо успела изучить своего начальника, чтобы почуять это самое недовольство, прикрытое вежливыми строками.

Ее для чего сюда послали?

Скандалов искать.

А она, почитай, светскую хронику ведет. Хроника, конечно, тоже дело хорошее, простым людям всегда любопытственно, как оно там, за гербовыми дверями живется, но желательно показывать не только виды дворцовые. Скандалы, они народному сердцу милей.

И конечно, загадочное исчезновение конкурсанток - тоже скандал, но какой-то очень уж неопределенный. Может, с любовником сбегли, может, в погребе их кто закрыл, а может и вовсе удалились от дворца бабушку престарелую проведать. Напечатать-то статейку напечатают, однако без особого на то желания. Вот с шуткою - дело иное, тут тебе страстей целое ведро, и главное, политика совершенно не при чем, одни лишь личные интересы.

...в общем, начальство желало скандалов.

Лизавета перечитала письмецо.

Сожгла.

И задумалась.

Если написать об убийствах... то «Сплетником» заинтересуются куда как сильней, нежели прежде. А скандалы... будут ему скандалы.

И Лизавета, сунув в шкатулку новую статейку, аккурат о дворцовых нравах и милости императрицы, которая при ближайшем рассмотрении милостями не выглядела, - авось и рискнут выпустить, хотя и попахивало сие творчество крепко подцензурною политической статьей, - переоделась. Платьице она нарочно выбрала, которое попроще, рассудив, что, может, с прислугой ее и не попутают, но и за важного человека всяко не примут. А раз так, то и чиниться не станут.