Грозовое Облако (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 24

— И теперь ты одеваешься в запретный цвет. А существует ли табу, которое ты не решишься нарушить?

Это правда. Серпам не разрешается носить черное, и именно поэтому Роуэн выбрал этот цвет. Черная смерть для проводников тьмы.

— Мы же просвещенные люди! — воскликнул Фарадей. — Мы не боремся подобными методами!

— Уж кто-кто, но вы не имеете права рассказывать мне, как бороться. Вы инсценировали собственную смерть и сбежали!

Фарадей сделал глубокий вдох. Посмотрел на зажатый в ладони керамбит и убрал его во внутренний карман своей мантии цвета слоновой кости.

— Я думал, что, убедив мир в своей смерти, спасу тебя и Цитру. Думал, что вас освободят от ученичества и отправят по домам.

— Не вышло, — констатировал Роуэн. — И вы по-прежнему прячетесь.

— Я выжидаю. Это большая разница. Есть дела, с которыми я справлюсь лучше, если Орден не будет знать, что я жив.

— Так вот, — сказал Роуэн, — есть дела, с которыми я справлюсь лучше в качестве серпа Люцифера.

Серп Фарадей встал и вперился в бывшего ученика долгим, тяжелым взглядом.

— Во что ты превратился, Роуэн… Как ты можешь хладнокровно прерывать жизни серпов?

— Когда они умирают, я думаю о тех, кого они выпололи — мужчинах, женщинах, детях… Потому что серпы, которых я казню, убивают без жалости, без сострадания и без чувства ответственности. Это я, — я сострадаю их жертвам! И потому за этих бессовестных тварей меня совесть не грызет!

Фарадей оставался непоколебим.

— И в чем же преступление серпа Ренуара?

— Он устроил тайную этническую чистку севера.

Фарадей опешил.

— А как ты об этом узнал?

— Да ведь вы же меня и научили искать информацию в заднем мозгу! — ответил Роуэн. — Подчеркивали, как это важно — всесторонне исследовать человека, которого собираешься выполоть. Или вы запамятовали, что сами вложили этот инструмент в мои руки?

Серп Фарадей отвернулся к окну, но Роуэн знал, что бывший учитель делает это, чтобы не смотреть ему в глаза.

— Можно было заявить о его преступлении в распорядительную комиссию…

— И что бы они ему сделали? Вынесли выговор и поставили на испытательный срок? Да даже если бы они запретили ему полоть, это не искупило бы его злодеяний!

Серп Фарадей наконец повернулся и взглянул на бывшего ученика. Внезапно он показался Роуэну усталым и постаревшим — гораздо старше, чем человеку положено выглядеть и чувствовать себя.

— Наше общество не верит в наказание, — проговорил Фарадей. — Только в исправление.

— Я тоже, — парировал Роуэн. — В смертные времена, когда не могли вылечить рак, опухоль вырезали. Вот этим я и занимаюсь.

— Это жестоко.

— Ничего подобного. Серпы, с которыми я разбираюсь, не чувствуют боли. Они умирают еще до того, как я превращаю их в пепел. В отличие от покойного серпа Хомски, я не сжигаю их живьем.

— Небольшое милосердие, — сказал Фарадей, — которое, однако, тебя не спасает.

— А мне спасение и не нужно, — возразил Роуэн. — Я хочу спасти Орден! И считаю, что это единственный способ.

Фарадей снова окинул его взглядом и грустно покачал головой. Он больше не испытывал гнева. Казалось, он сдался.

— Если вы хотите, чтобы я прекратил это, вам придется выполоть меня собственными руками, — сказал Роуэн.

— Не испытывай моего терпения, Роуэн. Потому что скорбь по тебе не остановит мою руку, если я посчитаю, что тебя необходимо умертвить!

— Но вы этого не сделаете. Потому что в глубине души сознаете, что мое дело правое.

Серп Фарадей надолго замолчал и снова отвернулся к окну. На улице пошел снег. Мокрый. Значит, станет скользко, народ будет падать, ударяться головой… В центрах оживления сегодня закипит работа.

— Многие серпы сошли со старого верного пути, — проговорил Фарадей, с тяжелой скорбью в голосе, уходящей гораздо глубже, чем мог различить Роуэн. — Тебе, кажется, придется искоренить половину Ордена, ибо, насколько я могу судить, на серпа Годдарда теперь смотрят как на мученика так называемого «нового порядка». Все больше и больше серпов начинают испытывать радость от акта убийства. И первое, что при этом погибает, — это совесть.

— Я буду делать, что должен, пока меня не остановят, — ответил Роуэн.

— Ты можешь убирать серпа за серпом — это не заставит их вернуться на правильный путь, — возразил Фарадей. Впервые за время их спора он использовал аргумент, который вынудил Роуэна усомниться в своей правоте. Потому что в глубине души юноша понимал — Фарадей прав. Скольких бы серпов-плохишей он ни убрал, на их место встанут новые, и их будет все больше и больше. Серпы нового порядка станут набирать учеников, жаждущих сеять смерть, подобно убийцам Эпохи Смертности. Но в те времена преступников сажали за решетку, где они и проводили остаток своих дней. А теперь этим монстрам будет позволено свободно забирать жизни, и ничего им за это не будет. Серпы-основатели совсем не этого хотели, но все они уже давно самовыпололись. Впрочем, если бы кто-то из них дожил до этих дней, разве у него хватило бы власти изменить порядок вещей?

— А что тогда их заставит? — спросил Роуэн.

Фарадей приподнял бровь.

— Серп Анастасия.

Этого Роуэн не ожидал.

— Цитра?!

Фарадей кивнул.

— Она — свежий голос разума и ответственности. Она может превратить старый путь в новый. Вот почему они страшно боятся ее.

И тут Роуэн прочел в лице Фарадея нечто более глубокое. Он понял, о чем на самом деле говорит учитель.

— Цитра в опасности?!

— Похоже на то.

Внезапно весь мир Роуэна слетел с оси. Он сам изумился, как быстро изменились его приоритеты.

— Что я могу сделать?

— Не знаю. Зато скажу тебе, что ты будешь делать. Ты напишешь эпитафию для каждого убитого тобой серпа.

— Я больше не ваш ученик. Вы не имеете права мне приказывать!

— Не имею. Но если ты хочешь смыть со своих рук хотя бы толику пролитой тобой крови и отвоевать обратно кроху моего уважения, то ты это сделаешь. Напишешь честную эпитафию для каждого из них. Перечислишь как все дурные, так и все добрые дела, которые свершили твои жертвы. Ибо даже самый эгоистичный и испорченный серп носит в складках своей испорченности тайную добродетель. Все они, прежде чем пасть, стремились совершать правильные поступки.

Он замолчал — его одолевали воспоминания.

— Когда-то мы с серпом Ренуаром были друзьями, — признался он, — много лет назад, до того как в нем выросла та самая раковая опухоль, о которой ты говорил. Однажды он полюбил женщину из народа Вечной Мерзлоты. Ты этого не знал, правда? Но он был серп, он не мог на ней жениться. И тогда она вышла замуж за одного из своих. Так началась долгая дорога Ренуара к ненависти. — Фарадей замолчал, взглянул на Роуэна. — Если бы ты знал об этом, ты пощадил бы его?

Роуэн не ответил. У него не было ответа.

— Заверши свое исследование относительно Ренуара, — велел Фарадей. — Напиши анонимную эпитафию и помести в Сеть, чтобы все могли ее прочитать.

— Да, серп Фарадей, — сказал Роуэн, обнаруживший, что в подчинении старому наставнику есть своя прелесть. Словно ему некоторым образом оказывали честь.

Удовлетворенный, Фарадей повернулся к двери.

— А как насчет вас? — спросил Роуэн. Часть его существа не желала, чтобы бывший наставник ушел и оставил его наедине с самим собой. — Вы опять исчезнете?

— У меня много дел, — отозвался Фарадей. — Я недостаточно стар, чтобы быть знакомым с Высочайшим Клинком Мира Прометеем и остальными серпами-основателями, но я знаю, какой завет они нам оставили.

Роуэн тоже знал.

— «На случай, если этот эксперимент провалится, мы разработали механизм спасения».

— Молодец, не забыл. Основатели разработали план защитных мер, если серпы впадут во зло. Вот только этот план пропал где-то в глубинах времени. Я же надеюсь на то, что он не пропал, а только затерялся.

— Думаете, вы сможете его найти?

— Может да, может нет, но мне кажется, я знаю, где его искать.