Дело Черного Мага. Том 1 (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой" - Страница 91

В правой руке посох, в левой гриморий, под Щитом Посейдона, посреди разрушенной Арены, над пылающей печатью, открывающей двери в сам ад, перед закутанным во тьме черным магом, пытающимся прекратить ритуал, стоял одетый в белое, светлый маг, все это устроившим.

— Раевский был глуп и слеп, и поэтому умер, — даже голос Люпена изменился. Стал старым. Хрипящим. Каркающим. — Ты вырос таким же, Александр Думск…

— Меня зовут Алекс Дум, — перебила, казалось, сама тьма. Шелестящим, тихим, голосом. Вкрадывающимся в саму душу. — Профессор Черной Магии днем, а вечером… ужас, блять, летящий на крыльях ночи. Dzhan’Kaz’Moharkai!

Дум поднял посох и силой ударил им по земле.

Тьма, стеной поднявшаяся за его спиной, вдруг начала раскалываться. Словно разбитая стеклянная гладь, тысячами осколков она осыпалась на песок, светящийся от подпитывающей его кровавой печати. И каждый осколок, дрожа, начал постепенно увеличиваться в размерах.

Они вбирали в себя тени, отбрасываемые пожарами, вспыхивающими повсеместно на руинах Арены. Становясь все больше и больше, пока из их недр не показались горящие синим пламенем скелеты. В рваных когтями шлемах, пробитыми мечами и топорами доспехах, целая армия поднялась за спиной Алекса.

[Вниман…

— Проклятье, — выругался Дум и провел ладонью перед глазами. На ней остались две линзы. Ему не нужна была их помощь в этой битве.

Он разберется с ублюдком в стиле старой школы.

В стиле школы Фоллен.

Армия мертвых взревела и направила оружие на Люпена. Потоки магии мертвых сплелись в единое мертвенно бледное полотно.

— Eluria Caxc Comentes! — Люпен провел перед собой посохом. Засверкало его навершие в форме сферы чистого сияние.

Из него, как из резервуара с водой или, скорее, туманом, начали отделяться нити. Они росли и увеличивались, сплетались в единое целое, пока не превратились в марево желтого света.

И из этого марева вышла пяти метровая женщина. Её волосы — сияние белого облака, её тело — застывший в золоте огонь, украшенный узорами сияние столь чистого, что при взгляде на него святой показался бы грешником.

Она подняла ладони и с них сорвалось пламя. Вышиной с пятиэтажный дом, шириной с целый квартал, она накрыло собой не только поток магии мертвых, но и самого Алекса вместе со всей его армией скелетов. Пламя бушевало подобно разбуженной от долгой спячки бури, пришедшей собирать свой урожай страха.

Такое жаркое, что плавился цемент и бетон от обломков арены, а тела мертвых зрителей мгновенно превращались в прах. Песок превращался в стекло.

Такова была сила светлой магии. Магии, способной вобрать в себя силу всех стихий.

Кроме одной единственной.

— Кар! — оглушительно хлопнули воронья крылья.

И над потоком ревущего огня, поглощавшего все на своем пути, взлетел могильный хищник. Плащ из тьмы за спиной Алекса раскрылся широкими крыльями и поднял его под самую границу непроницаемого купола Щита Посейдона.

Он замахнулся посохом и произнес несколько слов. Магия такого уровня требовала не только создания печатей, но и вербальной составляющей, ибо ни один человеческий разум не мог сотворить подобную мощь без определенного якоря.

Посох в руках Алекса все увеличивался в размерах, пока не сорвался в полет копьем. Копьем, размером с фонарный столб. Острым гарпуном он вонзился в грудь девы света.

Она обхватила древо своими огненными ладонями. Огонь пытался пожрать тьму, но, с каждым мгновением борьбы, становилось все больше и больше дыма, и все меньше и меньше пламени. И так до тех пор, пока вся дева не покрылась застывшей лавовой коркой, а следом за этим прозвучал взрыв.

Такой силы, что задрожал купол. Те обломки некогда, казалось, вековой конструкции Арены, что еще не были пожраны огнем, смалывались в пыль ударной волной. Воздушные вихри, созданные ею, отбросили Алекса на противоположный край их ристалища.

Но даже оттуда он увидел, как кружится шар тьмы, пожравший силу ярчайшего из света. И, не успев даже понадеяться, что взрыв хоть немного задел Люпена, он увидел блестящего белого коня.

Словно кто-то протянул руку к звездному небу и собрал в него, как воду из кувшина, весь свет далеких звезд. И из их сияния, движения опытного скульптора, высек серебряную лошадь. Но этого оказалось недостаточно.

И тогда скульптор взял с неба молнии. Он выковал из них меч и вложил их в руку всаднику, рожденному из снега. И тот разрубил тьму одним единственным ударом небесного огня.

Символа того, что любую тьму всегда пронзит сияние новой надежды.

И этот всадник, подняв звездного коня на дыбы, понесся в сторону Алекса.

Тот, тяжело дыша, опустился на колено. Он приложил ладонь к песку. Он чувствовал в нем смерть. Слышал крики умирающих людей. Их кровь звала его. Их отчаяние и смерть манили своей сладостной силой.

Но Дум отказался от неё.

Он пошел еще глубже.

Он коснулся того, что мертвые не хотели отдавать. Их прошлое. Их светлые надежды. Их страхи. Все, что делало их теми, кто они были на самом деле.

И он забрал это.

Вырвал когтями, разодрал клыками. Пользуюсь силой артефакта, он смог коснуться каждой из тысяч душ и оторвать от неё клочок. И, кто знает, может своими действиями он только что создал целый сонм неприкаянных призраков, обреченных на вечные муки, но…

Такова была черная магия.

А это было одним из чернейших её заклинаний.

— Я слышал голос четвертого животного, — говорил Дум, но голос его звучал чужим. Потусторонним. И слова его были самой смертью, которая пришла на званный пир. А речь его языком столь древним, что ни один из живых не знал его звучания. — говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными.

Адское ржание пронеслось над Ареной и слышно его было даже за куполом. Внутри же, перед белым всадником на звездной коне, разверзлась адская бездна.

Волны красного сияния стали половиной пространства. Они бились о стены сияния звезд и молний. И из этого кровавого марева, где страдали осколки растерзанных Думом душ — жертв, принесенных для заклинания, появился всадник.

Конь его был чистой яростью. Той самой, которая не знает ни врагов, ни союзников, лишь жажду крови. Он держал в костяных руках косу, собиравшую любую жатву — виновных и невинных. И будто из пылающей крови был его балахон, укрывший красные, мокрые от стонов погибших кости.

Два всадника схлестнулись в центре ристалища и очередной взрыв сотряс щит древнего бога. Алекс почувствовал, как по его груди, очень знакомо, провели огненной сталью.

Он отлетел на десяток метров и, если бы не покрова тьмы, ставшие ему плащом и посохом, явно бы переломал себе все кости. Но, поднимаясь, он с нескрываемым удовольствием наблюдал, как держится за окровавленный бок Люпен.

Светлый маг был сильнее, но Алекс… он держал в руках саму тьму. Суть есть разрушение. Погибель всего живого. Волшебство, способное лишь на одно — разрушать. Но в этом ему не было равных.

Вонзив перед собой посох в землю, Дум с ревом погрузил в него — грань тьмы, руки.

— Ключами от врат, — на его руках вспыхнули татуировки. — отворяю я Грань! — начал он читать древний ритуал.

— Что ты творишь, безумец?! — закричал Люпен, но было поздно.

— Печатями Соломоновыми, я освобождаю тебя! Услышь зов крови моей! Приди на мой клич! Пес, пожирающий лунный свет! Погибель богов!

Алекс вырвал руки из посоха, а тот вспыхнул огромным торнадо тьмы. И жуткий вой рассек пространство. От арены, ставшей центром сражения двух Мастеров, разошлись волны силы, оттолкнувшей вертолеты и отбросившей в стороны заграждения военных, полиции, пожарных и скорой помощи.