Дорога к Зверю (СИ) - Дарман Марина - Страница 27

Нюра мотнула головой, пытаясь усвоить услышанное. Нахально поцеловала в ответ: а нечего так близко стоять. И ответила:

– Так не бывает. Ишь ты без сердца. Как так можно жить-то? И куды делось, скажи?

– Забрали как плату за новую жизнь.

– Кто забрал? Какая жизнь? – лютая понизила голос и подошла так близко, что ощутила его дыхание. Пирожки с капустой – определила она. Так вот от кого пахнет свежей сдобой?!

– Вештица. Забрала вештица. А новую жизнь подарил Зверь. Только, я не хочу ту, что он мне дал. Хочу настоящую. А без сердца это невозможно.

Нюра приложила ладонь к его груди. Потом припала ухом. Стука не было. Совсем. Дарен мягко улыбался, точно ничего особенно не происходило. А лютая все щупала и щупала, бормоча:

– Как так-то? Не бывает же. Не бывает? Что ж делать-то, а?! – и так всю прогулку. Даже про поцелуи забыла.

Дарен загадочно молчал большую часть вечера. У ее дома прижал Нюру покрепче и грустно поведал:

– Знаешь, я очень хочу быть с тобой. Правда! Но без сердца это невозможно. Зря я, вообще, пришел. За тобой вон какой видный волк ходит.

– Горыня, – презрительно окрысилась Нюра, и с тревогой запричитала, вглядываясь в глаза: – Ты же придешь завтра? Придешь? Мы найдем тебе новое сердце. Только приходи. Ладно?

– Завтра. Приду, – уклончиво отозвался чародей.

Лютая поняла: в последний раз. Домой она шла, пошатываясь, как после медовухи, и вытирая сухие, словно огнем горящие, глаза. А ее собственное сердце билось так часто, что не давало ни дышать, ни плакать.

Новой встречи Нюра дождалась с трудом. Спала она плохо, вздрагивая от малейшего шума, чего раньше с ней не случалось. Обычно за день уработаешься и ночью засыпаешь, едва коснувшись подушки. Обычно, но не сегодня. Слова загадочного чужака не выходили из головы. «Не бывает так. Не бывает», – твердила она себе, но успокоиться не получалось.

– Врешь ты все! – выпалила она, едва завидев Дарена.

Он пришел не с той стороны, что обычно и выглядел измученным. Белый кафтан с белой же рубахой удивительно шли к его смугловатой коже. А вот белые чеботы среди хуторской грязи смотрелись чуждо. Да и весь сияющий облик его больше подходил ко двору князя. А может оттуда и явился? Сразу видно, барин!

Раньше Нюра не задумывалась как Дарен пешим преодолевает такие расстояния и остается чистым. До соседнего Лютоеткино не так уж и далеко. Местные привыкли ходить туда пешком, но они и подобной чистотой не отличаются. А тут чеботы словно только из лавки. Ишь, вырядился.

Лютой даже неловко стало за свой наряд. И вроде понева праздничная, и рубаха под ней расшитая, и бусы яркие, а словно не к месту. Кичка и та раздражает. А ведь раньше она с гордостью носила все это. Онучи с лаптями и вовсе надевала лишь по праздникам, дабы хватило дольше.

Дарен насмешливо разглядывал хуторянку, наблюдая за сменой эмоций на его лице. Ожидание, сменилось, удивление, восторгом и… досадой. Нетипичная реакция на его приход. Обычно волчица старательно скрывает улыбку, но спрятать шибко сильный румянец на круглых щечках не может. А тут, с чего бы это?

– Ты мне не рада? – он подбавил задушевности в голос и стер насмешку с лица. Выпад, наоборот, проигнорировал, подогревая любопытство.

– Рада, – хмуро отозвалась Нюра, пряча взгляд.

– Тогда что не так?

– Все так, – лютая нахмурилась сильнее и отодвинулась, рассмотрев грязь на лаптях. А ну как заляпает.

Дарен с недоумением окинул себя взглядом, не нашел ничего подозрительного, пожал плечами и уточнил:

– Тебе не нравится белый цвет?

– Нравится, – вздохнула Нюра отодвигаясь. Разговор все больше напоминал пытку в кузне. Причем в роли кузнеца выступал он, клещами вытягивая слово за словом.

– Тогда что не так?

Кажется он это уже спрашивал. Но все «умные» вопросы куда-то запропастились. Выяснение отношений с женщинами – не его сильная сторона. Поди разбери о чем она думает, когда смотрит будто ты уничтожил ее мечты, причем все разом. И когда успел-то, если вчера было все нормально, а сегодня она сразу обиделась.

– Ты слишком белый, – со вздохом призналась лютая. – Чересчур. А вдруг я тебя испачкаю?!

Дарен моргнул, не сумев скрыть растерянность. Нелепее претензии он не слышал.

– Давай и тебя переоденем во все белое. Тогда я тоже буду бояться тебя испачкать, – отшутился он.

Нюра насупилась, выпятив губы. Ответить ей было нечего. Ох права была матушка, называя его городским хлыщом. Только такой и может подобное предложить. Где она возьмет-то подобную ткань? Видно же, дорогая.

– Так что, переодеваться будешь?

– Нет! – волчица отвернулась. Возвращение домой показалось неожиданно заманчивым. Глупо было надеяться, что холеный чужак заинтересуется хуторянкой. Права была маменька. Ох как, права!

– И что, я зря нес?

В голосе Дарена прозвучала столь явная обида, что Нюра передумала немедленно сбегать. В ее глазах мелькнуло любопытство, а бледной лицо, вновь, разрумянилось.

– Что нес? Покажи!

– Подарок, – с хитринкой отозвался он, радуясь тому, что уловка сработала. – Не покажу. Теперь я тоже обиделся!

Он демонстративно отвернулся, копируя позу, в которой Нюра стояла шерстинку назад. Позу она узнала, намек поняла и со злости стукнула кулаками его по спине. Ишь, издевается?!

– Ну и стой так. И стой. И не надо! И не вздумай! – распалялась она все больше.

Дарен сдержал смех. Наконец-то Нюра похожа на ту Нюру, что с легкостью заставила неизвестно кого собирать травы. А то стоит как привидение. Даже ноет похоже.

– А ты померишь? – «сдался» он и повернулся.

– Подарок? – выражение ее лица определенно стоило того, что бы увидеть. Пожалуй, оно станет его любимым.

– Подарок-подарок. Так померишь? А то не покажу!

– Померю, – решилась Нюра. А то ведь, правда, не покажет, а она сгорит от любопытства.

Где он прятал сверток она не поняла. Вроде только что его не было, и вот он уже протягивает небольшой бумажный кулек.

– Махонький какой! – изумилась лютая. – Да что ж в него поместиться-то?!

Собственное обещание показалось ужасно опрометчивым, а его просьба коварной. Щеголять в непристойном наряде перед мужчиной – не бывать этому! Дарен, не дождавшись открытия «подарка», забрал сверток и вытряхнул содержимое. Нюра уставилась на тоненькую кипельно белую ткань наряда. Рукава длинные, подол тоже и даже вырез неглубокий. Зря разволновалась. Она осторожно перехватила обновку и побежала к дому. Не здесь же заголяться.

Заходить в дом не стала. Мать коли увидит, обратно не выпустит. Нюра нырнула в крытый двор, высокий забор которого тщательно скрывал все происходящее от посторонних. Быстро разделась, аккуратно, боясь порвать, надела обновку и тут же поняла: на улицу она в этом не выйдет.

Скрипнули ворота, пропуская Дарена. Белый цвет удивительно шел Нюре. И вроде ничего особенного, но тонкая ткань, мягко облегающая фигуру, подчеркнула женственные формы и стройность. До сих пор, ему удавалось рассмотреть лишь высокую грудь. Все остальное надежно прятал широкий наряд, больше похожий на мешок. Лютая оказалась на порядок худее, чем он представлял, и намного красивее. Хотя, до тощей худобы дам Лунограда ей, конечно, далеко.

Нюра, разинувшая рот при его появлении, взвизгнула и подхватила рубашку, закрываясь, как занавеской.

– Уходи! – зашипела она не хуже гадюки.

– Тебе очень идет, – он ненавязчиво выдернул «ширму» и со смешком пояснил: – Я, все равно, уже все увидел.

– Ты! – палец с аккуратно обрезанным ногтем уткнулся ему в грудь.

– Я, – признался он и пояснил: – В нем нет ничего непристойного. Сама посмотри. Все закрыто. Ног и тех не видно, – с сожалением признался он.

Нюра закрутилась, наклонив голову. Зеркал в доме отродясь не водилось, а посмотреть не себя хотелось. Дарен воспользовался тем, что она отвлеклась, и подцепил кончик ленты на толстой косе. Пшеничные волосы густой волной укрыли округлые плечи. Лютая подняла укоризненный взгляд. Ругаться она уже устала, а после слишком откровенного наряда, расплетенные волосы – мелочь, нестоящая внимания.