Пустошь. Нулевой круг - Игнатов Михаил - Страница 9

А затем я замер с поднятой для броска рукой. Стоп, стоп, стоп. Упершиеся во вторую преграду развивают мышцы, а не меридианы, и все равно становятся сильнее. Сложно не стать сильнее, когда мышцы вспухают буграми, напитанные энергией. Но если я развиваю кожу на сопротивление и это действительно преграда, то за счет чего я стал сильнее? И второй вопрос, а за счет чего мама поднимает шесть своих весов? Если предположить, да что значит предположить, по-другому и не выходит! Если развитые меридианы усиливают те мышцы и кости, которые уже есть у практикующего, на степень своего Возвышения, если они могут позволить стать в несколько раз быстрее, а об этом прямо указано в наставлении, то почему они не могут усилить кожу? Ведь она у меня совсем не изменилась! И если я прав, то мне смело можно закаливать все моё тело, потому что никакой второй преграды у меня нет и в помине. Но кое-что нужно уточнить у мамы, когда я недавно спрашивал у нее, поднимала ли она тяжести в своем детстве, то об этих вопросах я даже не додумался. Поскорее бы вечер! Надеюсь, со шкурами время сегодня пролетит быстро.

– С возвращением! – я снова, как и всегда помог маме расстегнуть ремни переноски, но на этот раз еще и попробовал украдкой ее приподнять и, почувствовав, как огромная, выше мамы, переноска, набитая лепешками и камнями, шевельнулась, удовлетворенно улыбнулся.

– Мам? – сидя спиной к шкуре-занавеске, я, не в силах больше терпеть, начал задавать вопросы. – А ты, сколько сдавала экзаменов?

– Начиная с четвертой, на каждую звезду сдавала. В Арройо всех сдавших экзамен досыта кормили, да еще и мясо выдавали как награду. Ну, на первых двух звездах. Да и потом… В общем, я всегда два раза в год ходила на экзамены.

– Два раза? – удивился я.

– Арройо большой поселок, главный в Черной пустыне. Я же говорила тебе, что у нас даже Воин постоянно живет. Именно он и объезжает такие дыры, как эта, – зло закончила мама, как всегда, когда вспоминает, где сейчас мы живем.

– А сдавала с первого раза?

– Нет, если честно, – я внимательно слушал еле слышную за звуками льющейся воды маму. – Никогда с первого раза не получалось. Лучший результат был со второго раза на шестую звезду. Счастливое время.

– А мозоли у тебя бывают? – перебил я ее.

– Кхе, – откашлялась мама. – Странные вопросы. Нет, я восьмая звезда, я уже и забыла что такое мозоли.

– Ага, – я даже начал подпрыгивать на скамье, услышав подтверждение своим домыслам, – А когда они исчезли?

– Не помню, – задумчиво протянула мама, выходя из-за шкуры и скручивая влажные волосы в пучок. – После экзамена на пятую звезду, когда меня взяли учеником к Кривому Олу, я наверно еще года два мучилась ими при работе со шкурами.

– Так, значит.... – начал я бормотать себе под нос, примеряя узнанное из разговора к себе, но меня отвлекли.

– С чего такие вопросы, родной, что случилось? – мама схватила меня за руки и начала внимательно осматривать мои ладони.

– Да так, – я помялся, но под тревожным взглядом серых глаз мамы сдался и, убедившись, что Лейла возится, наводя порядок в умывальном углу, за шкурой, потыкал в руку подхваченным со стола ножом.

– Так! – удивленно протянула мама. – Я видела подобное, но там, у охотника кожа была больше похожа на коросту. Говорят, съел какой-то алхимический ингредиент. И приятного у него в жизни с такими руками было мало. У тебя же, – мама еще раз провела тонким пальцами по моей ладони. – Нормальная кожа, мягкая, еще детская. Надеюсь, ты не ел никакую траву?

– Чего вы там шепчетесь? – к нам выскочила возмущенная Лейла, сверкая зеленью любопытных глазенок.

– Я спрашиваю у Леграда, почему он забросил читать? – строгим голосом ответила ей мама, а затем развернулась ко мне, ткнув пальцем в грудь. – А, родной? Почему я уже месяц вижу закладку на одном месте?

– Мама! – я возмущенно застонал, ошеломленный такой быстрой, а главное неприятной для меня, сменой темы. – Я почти весь день на работах, могу я хоть вечером немного отдохнуть?

– Ты, конечно, можешь отдохнуть, – мама показала рукой на мой лежак, покрытый шкурами. – Лечь, полежать, а потом, приехав в Арройо, разговаривать как дикарь, только вышедший из пустыни, – на эти слова я привычно закатил глаза, выражая свое отчаяние. – Не изображай небесную скорбь! Иначе я начну рассказывать, как мне пришлось тяжело в прошлом! Тебе осталось только три книги!

– А потом ты опять выменяешь новые у торговца. Знаем, проходили такое, – сморщился я. – Но ты права. Я постараюсь читать каждый день.

– Я тебя не узнаю, – подняла брови мама, даже Лейла, уже начавшая раскладывать немудрёный ужин по простым красным толстым мискам, посмотрела на меня удивленными глазами, не услышав моего обычного брюзжания.

– Не уверен, что мы вернемся в Арройо, – я напоказ покрутил перед собой рукой. – Но выглядеть в чужих глазах косноязычным нулевиком совсем не хочется.

– Ты опять не веришь, что твоя мама насобирает нам денег на караван! – возмущенно начала мама и вдруг замолчала. – Подожди, как странно ты построил фразу. Лейла, дочка, сходи в сарай, возьми из оплетенной хранушки три куска сладкого корня, ты сегодня умница у меня.

– Ух ты! Спасибо! – сестренка с горящими глазами отбросила со своего пути циновку, исчезая за порогом.

– Ты намекаешь своей маме, что ничего не ел, а успешно практикуешь и твой успех в Возвышении всего за два месяца не только странная кожа? – у мамы начали блестеть глаза от рождающихся слез. А я молча подошел к ней и, обняв ее, легко оторвал от пола. – Римило, ты видишь это? – мама смеялась, вытирая слезы со щек и не сводила с меня глаз.

Глава 5

Отличное место для новой тренировки, подумал я, с удовольствием осматриваясь. Жаль, что находится оно далековато от деревни. Часто быть здесь у меня не получится. А еще оно чуть дальше, чем безопасная зона вокруг нашего селения. Не почти голый песок, окружающий деревню, а тот огромный воображаемый круг, в котором любые звери, годные в пищу, выбиты уже многие годы. ну, кроме мелких квыргалов, квартиков и песчаных крыс. Так же как и выкопаны любые травы древних, впитавшие в себя энергию мира. А если там нечего есть, то и обычным хищникам делать нечего. А если нет трав, которые могут сделать сильнее, то и Звери не станут тратить своего времени. Но я сейчас почти в получасе ходьбы от этой воображаемой границы. И это справедливо для сытного времени, а сейчас стоит самая жара и вся трава в пустоши пожелтела и высохла. Шакал, да и кто покрупнее может соблазниться добычей квыргала и войти в пески руин, которых обычно избегают. Поэтому стоит быть внимательным и осторожным. Не Черная гора, но все же.

Когда-то, очень давно, если верить книгопечатникам Морозной Гряды, триста шестьдесят шесть лет назад, в этом месте стоял огромный мост, соединявший две части города Древних на берегах реки. От города мало что осталось в день его гибели. А вот мост оказался немного крепче. Он выстоял в солнечном пламени залившим эту землю, и лишь годы спустя стал сдавать, разламываясь на части. Но если обычные здания древних, разрушаясь в наши дни, превращались обычно в мелкие обломки, то здесь все было наоборот. Мост разломился на гигантские куски, сохранив, по меньшей мере, половину прежнего объема. И сейчас, одетые в белопенные буруны, из воды торчали его черные останки.

За три месяца я перепробовал на себе массу странных и просто безумных вещей, которые только приходили мне в голову. Я таскал ведра на предплечьях и на шее. Разумеется, только тогда, когда смотрящими за работами были Порто или Ларг, которым не было дело до меня. Да и на их глазах я вел себя вполне обычно. Я обтирался песком дважды в день и первое время, когда выступала кровь, даже всерьез опасался, что занесу какую-то заразу в ссадины. Я устроил в своем тайном месте лежак из мелких острых камней, на котором лежал часами в дни, когда уходил на поиски камней. Я даже хлестал себя веткой колючки и тыкал шипами акации, которые есть в каждом доме. Но всего этого уже было мало, моё тело стало достаточно сильно, чтобы просто не замечать такие издевательства, переведя их в раздел мелких неудобств. Сейчас я с легкостью добыл бы цветы акации, на радость Лейлы, не получив ни одной царапины. И сегодня я пришел для испытания нового способа.