Слотеры: Игра Покрана - Обедин Виталий - Страница 7

А так – еще терпимо. Издали и вовсе могут сойти за простых горожан, вконец разморенных жарой.

Посреди толпы хучей, отчаянно жестикулируя, возвышался долговязый тип в длинной темно-коричневой рясе и с огромным бронзовым медальоном на шее. Солнечные лучи жизнерадостно играли на абсолютно голой, кажется, даже безбровой голове, по форме напоминавшей камешек гальки, любовно обкатанный морскими волнами. Когда долговязый принимался особенно ожесточенно трясти ей в такт выкрикиваемым словам, лысина пускала солнечные зайчики на морды ближайших хучей. Чем громче тип вопил, поминутно дергая медальон, тем яростнее сверкала его голова, казалось накаляясь изнутри от возмущения, переполнявшего ее обладателя.

– Да как же так?! – надсаживаясь, кричал долговязый тип, обильно орошая слюной макушку своего собеседника, который как на грех случился прямой противоположностью лысому: невысокий, приземистый и кудлатый.

– Да что же это такое делается?! Я получаю подряд – честно выигрываю его на аукционе, – топаю сюда со всей этой мертвой братией, а тут выясняется, что условия пересмотрены?! Что дорогу будут мостить живые, поскольку какому-то заляпанному чернилами крысенышу из Магистрата не хочется потом мостовую отмывать от рук мертвецов?! Видите ли, трупный яд на ней может остаться! Да головой, а не задницей надо было думать, выставляя такой подряд на торги без ограничений!

Кудлатый, чиновник Магистрата, с кислым выражением лица попытался что-то возразить и даже принялся тыкать лысому под нос клочком бумаги, с края которого свисали кисти с печатями, но это лишь вызвало новый приступ крика:

– Да засунь его себе в задницу, это распоряжение! Где компенсация?! Где моя компенсация, я спрашиваю?! Задаток с аукциона они мне вернут с процентами? Плевал я на задаток! А кто мне расходы на перегон мертвяков оплатит! А?! А мои труды?! Ты знаешь, каково это – три дня без сна и отдыха такую орду гнать?! А пошлина за вход в город?! А расходы на дополнительные меры безопасности при эксплуатации хучей в городской черте?!.. А-ы-ы-ы-ы-ы!

Возмущенные крики лысого некроманта слились в сплошной непрерывный вопль.

Он даже порывался выхватить у кудлатого свиток с печатями и разорвать в клочья, но представитель Магистрата благоразумно прятал бумаги за спину. Выражение лица бедняги приняло самое печальное выражение. Шутка ли – объясняться с рассвирепевшим колдуном, стоя посреди толпы в четыре с лишним десятка живых мертвецов, полностью подвластных его воле? Тем более собственные крики заводили долговязого чем дальше, тем сильнее.

Негодующая лысина своим сиянием уже могла затмить маковки любой церкви в Блистательном и Проклятом, включая Тысячеголосый собор Святых Петерима и Саймона. Среди эпитетов и пожеланий, адресованных некромантом «чернильным крысам» из Магистрата, зазвучали уже такие, что хозяйки ближайших домов принялись с треском закрывать ставни, а собравшиеся с окрестных улиц мужчины только восхищенно качали головами.

Я невольно порадовался, что Таннис ничего не может слышать – полуэльфка досталась мне глухонемой и, возможно, была такой уже от рождения. Она хорошо читала по губам и владела языком жестов, что позволяло нам свободно общаться, однако едва ли богатая мимика долговязого хозяина мертвяков позволила бы ей понять все, что он сейчас выкрикивает, призывая громы и молнии на головы «жопомордых свинотрахов из Магистрата», в число коих первым номером, несомненно, входил несчастный кудлатый клерк.

Не слыша истошных воплей, Таннис не проявляла и интереса к причине остановки экипажа: сидела неподвижно, подставив запрокинутое лицо солнцу, закрыв глаза и полностью погрузившись в собственные ощущения. Лишь изредка она поворачивалась ко мне, чтобы благодарно улыбнуться, – будто это я велел утру так распогодиться.

Оно, пожалуй, и к лучшему.

Полуэльфке достаточно видеть подле себя одно ручное чудовище.

Если не считать скандала и колоритной личности лысого некроманта, ничего из рук вон выходящего на улицах Ура сейчас не происходило. Блеклые пастыри не были распространенным явлением в Блистательном и Проклятом, работая главным образом за пределами города, но и ничем необычным считаться уж точно не могли. В то же время нельзя не признать, что род их занятий довольно… эксцентричен. Уж точно не каждый человек решит зарабатывать себе на хлеб, путешествуя по городам и деревням в сопровождении вереницы послушных зомби или хучей.

Такие полуживые шатии-братии подряжались задешево выполнять разовую работу, требующую не сноровки и умения, а только грубой физической силы. Помахать кирками на каменоломнях, выкорчевать пни с вырубленной делянки, перетаскать бревна или, например, вымостить мостовую брусчаткой взамен нынешних деревянных чурбачков, уже изрядно подгнивших.

Ничего сложного, одним словом.

Нанимать мертвяков выходит, как правило, дешевле, чем живых работников: не надо тратиться на пищу, а самим труженикам – прерываться на отдых и сон. Кроме того (и это немаловажно!), мертвяки не надираются по вечерам в окрестных кабаках, не норовят обшарить чужие огороды или дворы, не стараются забраться под юбку добропорядочным матронам и невинным девицам или затеять кулачные поединки с местными молодцами.

В Уре сие давно смекнули, и на серебряных рудниках, служащих одним из основных источников богатства Блистательного и Проклятого, теперь вовсю трудятся, пока кости не сносят, целые бригады казенных зомби. Тухлые ряды регулярно пополняются за счет свежеказненных преступников, а также бедолаг, чьи родственники не смогли уплатить налог на погребение. Блеклые же пастыри владели своими мертвяками как частной собственностью, но при этом в обязательном порядке должны были приобретать у Колдовского Ковена соответствующие патенты и несли всю полноту ответственности за поведение «подопечных». В свою очередь Магистрат очень жестко следил за соблюдением всех формальностей, связанных с подобным промыслом.

Несанкционированная анимация и покушение на право посмертного покоя усопших (доступное после уплаты соответствующего налога) считаются тяжким преступлением и караются самым суровым образом – вплоть до смертной казни, после коей незадачливый (или просто слишком жадный) некромант испытывал на собственной шкуре все прелести подневольного труда в качестве живого мертвеца.

У лысого крикуна, видимо, с документами все было в полном порядке, раз он позволял себе честить власти Ура на чем свет стоит.

Представление могло затянуться надолго, а у меня не имелось никакого желания вмешиваться в происходящее, хотя не сомневаюсь – одно появление набыченного Выродка позволило бы ситуации разрешиться быстро и как бы самой по себе. Мне просто не хотелось портить настроение Таннис, вырывая ее из безмятежно-покойного состояния, поэтому, прикинув «за» и «против», я опустил зад на сиденье и скомандовал извозчику:

– Ну давай, старый, как хотел, по проулочкам.

И, чтобы поддержать семейную репутацию, ничего хорошего никому, кроме самих Слотеров, не сулящую, добавил хищно:

– А то ведь шваркну этого лысого по голове кулаком, чтобы угомонился, и разбегутся его мертвяки по всему кварталу. То-то потеха будет!

Спина извозчика торопливо изобразила угодливость.

– Как скажете, ваш-высок-блаародие!

Экипаж свернул в ближайший проулок, оставив позади ярящегося пастыря и слабо мекающего в свое оправдание клерка Магистрата. Бедолага-чиновник к этому времени совсем взмок от пота – чем дальше, тем неуютнее ему было выслушивать пассажи в свой адрес от владельца целой толпы хучей. Подопечные Блеклых пастырей, конечно, до поры совершенно безобидны, даже детвора любит развлекаться, отвешивая им пинки по разлагающимся задницам, но не стоит забывать – любой мертвец, восставший к потусторонней жизни, иррационально ненавидит живых за обладание тем, на что сам он право утратил.

И дай только ему обрести волю…

Чем все закончилось, так и осталось неизвестным.

Мы объехали Пэмбоу-Тизис, где разразился скандал, дворами, пересекли по улочкам-проулкам еще пару кварталов, срезая дорогу, и наконец выбрались на широкий и красивый бульвар Двух Соборов. Вот так и вышло, что в то утро мы с Таннис очутились там, где не должны были и совершенно не планировали – недалеко от почтенного и в то же время совершенно бесстыжего заведения Мамаши Ло.