Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Паноптикум (СИ) - Лимова Александра - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Алинка ведь столько раз уговаривала уволиться… Может, все-таки, был какой-то вариант, я просто до него не додумалась?..

С трудом сглотнув, я впервые поняла, что жалею о том, что не искала этот самый утопический вариант.

Я уже шла на выход, прикидывая и отметая возможности того, как именно свернуть грядущие военные действия от твари прожигающей взглядом на моих ягодицах дырку, как входная дверь распахнулась и в проеме появился Миша, быстро сообщивший, что Григорьев свернул на проспект и минуты через четыре будет тормозить на парковке.

Похолодев, я резко обернулась к Владиславу Игоревичу, дающему сильный подзатыльник удивленно оборачивающемуся к нам Руслану.

— По одному через центральный вход. — Тихий, такой совсем негромкий, но крайне веский, крайне твердый приказ и взгляд того ублюдка, насилующего меня минуту назад обещанием в глазах, быстро скользит по ошарашенным лицам прибывших с ним людей. — Тихо и без скандала, ни на одну провокацию реакции не давать. Хули сидим? — Они суетливо начали подниматься, а он посмотрел на Казакова, — есть черный выход?

— Яна Алексеевна, четко и без суеты, — голос Казакова был как и всегда абсолютно спокойным, когда он повернул лицо в профиль отдавая мне приказ.

Я сцепила зубы, наблюдая как мужик поднимается и ногой выдвигает сумки за пределы стола и кивнувший Казаков дает знак Мише и Спасскому тут же понятливо направившихся к сумкам. Я сунула ключ в карман блейзера Ивану Сергеевичу быстро проходящему с деньгами за Мишей на выход.

Мы с криминальной дрянью последними покидали помещение. Я смотрела, как растекаются его люди по лестнице и как только последний сошел со ступеньки, кратко выдохнув, не оглядываясь, торопливо стала спускаться.

С лестницы через холл в малый зал, оттуда по коридору минуя кухню. Он шел следом, я чувствовала его. Чувствовала его взгляд, вдалбливающий мою душу в пятки.

Полутемный коридор с дверьми в подсобки, комнаты персонала и холодильную камеру. Коридор совсем не длинный, с тусклым освящением, облицованный в красивый темно-серый мрамор.

Я шла в шаге расстояния, чувствуя, как сердце учащенно бьет о грудную клетку и едва не зарычала, когда там, за поворотом, послышался хлопок двери черного хода и раздались голоса. Эти суки, которым не позволялось видеть того, кто шел за мной пошли через черный! Его нельзя видеть! Нельзя!

У меня сердце остановилось, адреналином сожгло вены, мысль родилась в секунду, за которую я поворачивалась к нему, уже рванувшему меня за плечо на себя.

Вжал, втиснул в себя с силой. Подались навстречу друг другу губами одновременно. Он сделал шаг назад, упираясь бедрами в узкий стол со всякой декоративной хренью. Секунда и подхватив меня под ягодицы, усадил на столешницу смахнув с нее почти все. Звон, треск, лязг о мрамор — все прошло мимо потому что я начала сходить с ума.

Под его горячими губами, под колкой щетиной, под сильным языком требовательно стукнувшим о мои сцепленные зубы и породившим странное, ни на что не похожее опьянение, едва не заставившее позабыть главное — обхватить его голову руками, чтобы закрыть его лицо. Его пальцы мне в волосы, сжал у корней и рывком дернул вниз поражая ювелирно выверенной гранью боли, хлестко подстегнувшей адреналин и заставивший его переродить накаленное до предела напряжение в мой яркий стон, размыкающий мне губы и позволяющий ему начать делать языком просто откровенное порно. Вызвавшее у меня бурление крови. И острый горячий удар вниз живота.

Он делал это опасно вкусно. Он искусно трахал меня языком, когда в коридор вступили те, что немного ошалели от моего рывка его рубашки, которая с щелчком клепок расстегнулась, а он резко и совсем однозначно подался вперед, заставляя инстинктивно обхватить его бедра ногами и сжать его голову руками уже как бы не столько из-за того, чтобы закрыть его лицо… Вот как бы совсем не из-за этого.

— Э-э-э… какой кошмар. — Выдал полковник Григорьев, сбившись с шага под довольный гогот двух молодых оперов, идущих чуть позади него.

Я отстранилась очень тяжело дыша и одновременно отвернула его голову в сторону и вниз, не убирая с нее рук и чуть подаваясь вперед, чтобы закрыть его лицо полностью. И сбилась, сорвалась и исчезла из этого мира, когда собиралась изобразить испуг из-за якобы застуканной порочной сцены. Собиралась, да. Но почувствовала его язык, прочертивший влажную дорожку на моей коже в месте где шея переходила в плечи.

Это был провал. Самый откровенный, самый жаркий, самый сексуальный и самый жуткий, потому что я почувствовала его стояк, прижимающийся к моему бескомпромиссно намокшему нижнему белью, его горячее дыхание сжигающее кожу там, где он провел по ней языком. И не только там. Я смотрела на сурового полковника и оперов, укрывая руками того, кого отчаянно захотела всем своим задрожавшим существом, никак не могущим справиться с тяжелой, обжигающей, отравленной кровью накинувшей горячую пелену на всякую способность мыслить.

Дикость ситуации выходила за пределы реальности полутемного коридора ресторана.

— Я… — судорожно пыталась сообразить, что сказать, бесполезно пытаясь унять волну упоительного и паралитически вяжущего дурмана, мчащегося по суженым сосудам.

— Кошмарно, просто ужас. — Осуждающе выдавил Григорьев, явно смущаясь от тарана эротики между нами. Ставшим почти физически ощутимым. Потому что тот, которого я закрывала, незаметно качнулся бедрами вперед и одновременно прикусил мне кожу шеи, сорвав мне дыхание. Сердце. Душу.

С лицом у меня явно тоже что-то случилось, потому что Григорьев едва не подпрыгнул от возмущения и торопливо пошагал вперед, велев шевелиться своим орликам, саркастично и пошло переглянувшимся и быстро последовавшим за ним.

Они скрылись за поворотом и я, мучительно искрив рот и отнимая онемевшие руки от его головы, прикрыла глаза, пытаясь взять себя под контроль.

Я чувствовала, как он медленно поднимает голову с моего плеча, как встает ровнее, как с нажимом, но плавно его пальцы, отпуская мои волосы, скользят от затылка вниз. Побуждая в теле одновременно и дрожь и онемение и ток. Его пальцы убийственно медленно по моей шее. Плечам. Лопаткам. По позвоночнику, соприкасаясь кончиками пальцев. По пояснице, расходясь на ней в стороны. Вниз. До ягодиц. И с силой сжали их, заставляя меня резко открыть глаза и остервенело уставиться в его лицо. Расслабленное, немного бледное. Его глаза насыщены терпкими искушающими тенями и демонами, пугающими своими помыслами. Удовлетворенная полуусмешка на его губах, когда он считал мой протест самой себе и ему еще до мгновения, когда я неверными руками попыталась отпихнуть его тело от себя.

Перехватил мои кисти и сжал их до откровенной боли, заставляя меня зло вскинуться, но он в то же мгновение прикрыв глаза, скрыв свое блядское искушающее сумасшествие, едва ощутимо поцеловал тыльную сторону моей правой ладони. Дерущий контраст оглушил и вверг в абсолютное непонимание происходящего.

Миллисекунда и отстранился. Отвернулся. И пошел на выход, на ходу с щелчками застегивая рубашку, пока я в полнейшей растерянности, в абсолютном замешательстве смотрела ему вслед.

И понимала, что лучше бы Григорьев явился позже, когда эта тварь уже бы меня дожала воплотив в явь свое обещание, данное мне еще когда специально дергал, чтобы оценить стоит ли тратить время.

Лучше бы Григорьев пришел позже, когда я все-таки попыталась бы изобразить откровенную дуру чтобы убедить его, что игра не стоит свеч и вообще я фригидная дворняга и можно не тратить время.

Лучше бы Григорьев пришел даже после того, когда бы эта тварь попыталась бы проверить мой спектакль опытным путем.

Лучше бы Григорьев пришел позже.

Потому что так у меня была бы вероятность легкого исхода, а теперь ее нет — мрачно думала я, потирая онемевшие от его хвата кисти и с трудом вставая со стола.

Сука ты, Григорьев.

Глава 3

Моя постановочная порнуха была оценена в сотку. Тысяч рублей. Я впервые в жизни видела, как Казаков пытается сдержаться, чтобы не ржать, пока я стояла перед ним в его кабинете и угрюмо смотрела в его стол.