Паноптикум (СИ) - Лимова Александра - Страница 37

Но эстет во мне сегодня подбухнул и готов был сердобольно уступить место бабским загонам. А именно — я скользила взглядом по нему, так же расслабленно сидящему рядом, в распахнутом черном пальто, темно-синей рубашке, отглаженных брюках и начищенных туфлях до блеска, что прямо-таки заставляло моего эстета восторженно повизгивать. И понимать, что вот не одной мне это может нравиться. Он вообще не может не нравится, пока прессовать на начинает. В нем чувствуется горячая кровь, бесспорный патриархат, абсолютный авторитаризм, основанный на безукоризненной логике, неукротимой силе и физической и моральной, и готовности всегда и во всем взять на себя только ведущую роль и абсолютно все последствия за нее. В нем есть безопасность, надежность и живая, такая истинно мужская терпкая и твердая энергетика. Это чувствуется. За скупой мимикой, за глубоким, низким, всегда ровным и негромким голосом, чувствуется в ровном карем пламени глаз, который может как и отогреть так и сжечь к чертям, в зависимости от того, что ты из себя представляешь, когда смотришь ему в глаза.

В нем чувствуется сила и авторитарность. Не потому что он так себя ставит. Потому что он координирует, потому что истинно просчитывает все и сразу, мыслит воистину масштабно и всеохватывающе. Потому что он очень умен. Он читает по лицу, по мимике, по каждому движению, по мысли, которая только зародиться должна. Это не интуиция, это дохуя знаний, это безукоризненная логика. О жизни и о людях. Это глубина. Он сразу в омут с головой и любые поверхностные течения, по которым идет большинство для него давно прозрачны и так предсказуемы, потому что его кайф это только хард.

Я смотрю на него и понимаю, что это идеально. Что он не может, сука, не может не нравится, если ты находишься в зоне его интереса и ты женского пола. Вот не может. Поплывешь, как бы не сопротивлялась. Я вот поплыла, хотя стойко это сопротивлялась потому что все видела и все понимала. Капитально поплыла. А еще есть Ангелиночка. И она тоже вот не дура. Сообразительная, безукоризненно работающая сучка, и она постоянно крутится там. А ему нравятся умные и исполнительные. А еще она достаточно симпатичная. Блять, ну пиздец просто. Но прежде чем я успела себя накрутить, Эмин закончил звонок и кинул на меня взгляд:

— Что? — голос негромкий, немного раздраженный. Вызывающий то же самое.

Я только хотела ответить, как ему снова позвонили и опять разговор на басурманском.

— Ну, конечно, ради Ангелиночки вот можно отклонить, а я могу и подождать, — недовольно фыркнула, доставая из кармана сигареты и чувствуя его убийственный взгляд.

Вот понимала, что меня заносит, что вообще это глупо. Но алкоголь в крови слегка ослабил тормоза и хорошо так напитывал патологическую ревность. А если брать вообще, то что, собственно, не так я сказала? Правда же. Еще и ей сначала сообщил о своей встрече, а потом только мне. Сначала ей. Разумеется, а то без Ангелиночки же все развалится, бизнес под откос пойдет! Криминальная война начнется, если она шебуршать салфетками вокруг него завтра не будет!

Раздраженно повернулась к Асаеву. Он, даже не глядя на меня, упреждающе поднял ладонь руки. Прищурено смотрела на крепкие длинные пальцы. Жест какой-то… как для псов своих. Совсем что ли не соображает?.. Я только собиралась укусить его за руку, но в мой расслабленный алкоголем творческий порыв ударила ассоциация. Будет безмолвный взрыв. Осколки. Снова. Я больше не хочу. После того, что он рассказал, после того, что я рассказала, я этого не хочу… Тем более из-за какой-то Ангелины. Вот всралась она мне вообще!

Смотрела на ровный профиль Эмина и понимала, что вот из-за нее не хочу его доводить. По крайней мере сейчас. Вон мужик дела решает во третьем часу ночи, ему сейчас не до разборок. И тут за потоком слов на басурманском я услышала милое сердцу жесткое и безапелляционное «арбайтен». Все, прощай крыша.

Я выкинула сигарету, а он начал опускать ладонь, но я перехватила его кисть. Эмин перевел на меня взгляд аккурат в тот момент, когда я, улыбаясь и глядя ему в глаза, медленно провела языком от основания ладони выше, с нажимом по среднему пальцу и мягко накрыла его губами. Он аж сбился на полуслове, не отпуская взглядом мои губы, медленно скользящие по его среднему пальцу. Почти до основания, которое я слегка прикусила, чувствуя как разгорается внутри жар напитывающийся томлением зарождающимся в его глазах.

Языком с нажимом на тыльную сторону пальца и вакуум во рту, а кончиками пальцев свободной от его кисти руки пробежалась по его паху. Одновременно совсем однозначно делая движение вперед и надавливая языком на его палец. На его губах едва заметная полуулыбка, палец проводит мне по языку, ногтем по кончику.



И это подожгло. И подожгло сильнее, когда он перевел взгляд в затылок Аслана за рулем, отвел телефон от уха и негромко быстро что-то приказал.

Мобильный снова прижат к его левому уху, мягко высвобождает правую, с несильным нажимом скользнув мне ногтем по языку. Но теряюсь я не от этого, а от того, что поняла, что именно Эмин сказал Аслану — тот отвернул зеркало заднего вида так, что при всем желании не мог видеть заднее сидение. И свернул на объездную, так до дома втрое дальше.

И меня уже без всяких вариантов вернуться к рациональности добил краткий жест Эмина, требующий придвинуться ближе и положить голову ему на плечо. Чтобы слышал дыхание.

Придвинулась. Левой рукой он так же держал телефон у уха, правой сжал мое колено и повел так, чтобы перекинула через его ногу. В горле пересохло, когда его ладонь медленно пошла по моей ноге от колена в вверх, по бедру, сдвигая ткань платья, уходя на внутреннюю сторону бедра, и отстранив от капрона чулок пальцы уперся во вторую ногу, подсказывая развести шире.

И выдохнула ему в шею, когда почувствовала нажим подушечками его пальцев на кружево моего нижнего белья. Пробный, аккуратный нажим, чуть усилившийся, пославший в мой выдох краткую заминку, когда ткань безнадежно намокла, а из низа живота начала разливаться горячеющая тяжесть по суженным сосудам.

А он все так же по телефону, голос негромкий, серьезный, на губах полуулыбка, глаза полуприкрыты. И пальцы сдвигают ткань, касаясь жестче, причиняя дискомфорт. Вздрогнула, рефлекторно задержала на миллисекунду вдох, и он тут же ослабил нажим, и уже касался легко, почти поверхностно, разжигая пламя в крови без следа стершее даже эхо дискомфорта.

Коснулась языком кожи его шеи. Обоняние уловило слабый аромат нероли с легкой горечью и свежестью его парфюма. Опьянило.

Он закончил звонок, чуть подался вперед, убирая телефон в карман и снова негромкий приказ Аслану, прибавившему музыку в салоне до максимума.

Эмин повернул ко мне лицо. В глазах неизбежность, губы полуулыбаются, нажим пальцев жестче и палец внутрь, сорвавший во мне тормоза, горячей волной безусловного удовольствия пронесшегося под кожей, сорвавшего с моих губ стон. И он прильнул поцелуем. Язык скользнул по зубам, надавил на мой и… второй палец. Тело выгнуло на сидении от потока истомы огненной тяжестью пронесшейся по каждой клеточке. В поисках хоть чего-то земного, хоть чего-то, за что можно было зацепиться, когда мышцы немели от силы горячего безумия в душе и теле становящегося громче от каждого движения его пальцев, обняла за шею. Укусила несильно, сорвано выдыхая, и вжимаясь в него насколько позволяло положение. А он внезапно убрал руку, заставив мгновенно терять силу наслаждение в венах и я возмущенно вскинула голову. Рассмеялся мне в губы и, перехватив за плечо, дернул на себя, заставляя сесть сверху, прижаться к его паху.

— Эмин, нет… — прикусила губу, прижавшись лбом к его лбу и смешивая наше горячее дыхание. Обхватила руками его голову и невольно вздрогнула когда его пальцы с силой стиснули ягодицы.

— Да, Яна. — Он подался вперед проводя горячим языком по моим пересохшим губам и одновременно снимая с моих плеч куртку.

Но я еще была здесь. В машине, которую вел Аслан. И даже упоительные биты, вплетающиеся в полумрак черного салона не стирали грань на которой я балансировала. Не стирали с трудом. Потому что Эмин, отбросив куртку на сидение рядом, снова откинулся на спинку и сел ниже, одновременно запуская руки под мягкий креп платья, ногтями по животу и выше, чтобы сжать грудь. И слегка двинуть бедрами вверх, заявляя, что компромисса не будет. Здесь и сейчас. Прямо сейчас. Сорвав меня с грани прищуренным взглядом в котором было уже не искушение, в котором было откровенное желание вызывающее во мне жадный отклик.