Девочки-лунатики (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 34

До сцены, наскоро сколоченной, и украшенной багровыми полотнищами, Наташа и Михаил пробрались с трудом. Люди стояли плотно, прижимаясь друг к другу для тепла. Дул пронизывающий ветер, и только эта живая человеческая масса хоть как-то преграждала ему дорогу. Протолкавшись сквозь них, Миша протащил Наташу к заднику сцены, где топтались на месте Шершень и Упырь, по очереди прикладываясь к бутылке с водкой.

— А вот и наша королева эпатажа, — невесело хмыкнул Шершень, кивнул Наташе и коротко пожал Михаилу руку. Обменявшись рукопожатием с ним и Упырем, Михаил взял бутылку, глотнул и, скривившись, занюхал рукавом куртки.

— А, блин… Паленая что ли?

— Да, Михася, это вам не мартини гомосятское в клубах сосать, — загоготал Упырь. — Это наше, исконно-русское.

— Па-апра-асил бы, — жеманно протянул Миша и расхохотался. Бросив короткий взгляд на сцену, он ткнул пальцем в хрипло кричавшего в микрофон мужчину:

— Этот укурок долго еще базлать будет?

— Кому укурок, а кому и томатный спонсор, — меланхолично произнес Упырь. — Погоди, дядя еще не наорался. Наорется, выпустим кого-нибудь на разогрев. Девочку, например. А, Натах? Хочешь про Россию-матушку спеть на публику?

— Хочу, — храбро сказала Наташа. — А можно?

— Можно. Чего ж нельзя то? Щас папа допоет свою лебединую песню про кремлевских оккупантов, и выйдешь. Красиво так, с помпой.

— Красиво и с помпой пусть Алмазов выходит, — хмыкнул Шершень. — С дымом и искрами из задницы. А мы люди простые, нам душевно надо. Чтобы проняло.

— Мне бы гитару, — напомнила Наташа.

— Будет тебе гитара, — буркнул Упырь, а потом потянул Мишу в сторону: — я тебе вот чего хочу сказать…

Наташа проводила их взглядом, но подойти не решилась. Поначалу она думала, что речь идет о ней, но потом Упырь начал тыкать пальцем куда-то за сцену, и в сторону гудящей толпы. Наташа внимательно проследила за взмахами его рук, но ничего интересного не увидела. Ну, толпа. Ну, полиция в серой форме. Ничего особенного.

За сценой тоже не было ничего интересного. Несколько бритоголовых парней торопливо засовывали под куртки бутылки. Наверное, с водкой от томатного спонсора, замерзли, сердешные…

Придушив аудиторию кремлевскими страшилками, спонсор на прощание призвал население быть бдительным, не терять веры в народных избранниках и поддержать их на грядущих через несколько месяцев выборах. Закончив, он вскинул руку в приветственном гитлеровском жесте. Толпа вяло зааплодировала, а кто-то особенно смелый из первых рядов даже крикнул:

— Долой правительство!

Спонсор, довольный произведенным эффектом, отошел в сторону. Наташа внимательно разглядела его снизу, отметив нездоровый цвет лица, вздувшиеся красные капилляры, редкие седые волосы, окружившие чахлым венчиком красную лысину. Его длинное черное пальто напоминало неудобный кокон, в котором возилась зачехленная жирная куколка, бесконечно далекая от людских забот.

В детстве Наташа с подружками развлекалась, представляя учителей и других нелюбимых взрослых в неприглядном виде: лысыми, в диких одеждах. И сейчас она, вспомнив детскую забаву, едва не расхохоталась, представив солидного спонсора в майке-алкоголичке и трениках, вытянутых на коленках. Мужчина вытащил из кармана скомканный носовой платок и торопливо вытер нос. Заметив, что Наташа наблюдает за ним, спонсор торопливо сунул платок в карман и нахмурился.

Она безразлично отвернулась и посмотрела, кто там теперь призывает население к активности хрипловатым визгливым голосом.

Активисткой оказалась гламурная телевизионная дива. Еще недавно она с торопливым придыханием расспрашивала знаменитостей о творческих планах, вела ток-шоу о женских хитростях и мужских слабостях, и крутила в Куршавеле роман с миллиардером. Нарочито скромный наряд только подчеркивал его баснословную цену. Снизу Наташе были хорошо видны сапоги дивы, стоившие ровно столько, сколько автомобиль среднего класса. Левый сапог был слегка вымазан, видимо, дива где-то неудачно провалилась в подмерзшую лужу.

Мысль, что на ноги можно небрежно нацепить автомобиль, да еще и вымазать его грязью, Наташе невероятно понравилась. А мысль, что дива, проматывающая миллионы на горнолыжных курортах, всерьез озабочена судьбой голодающего народа, показалась смешной.

Толпа, видимо, была того же мнения, потому диву встречали прохладно. Подошедшие Упырь и Миша потащили Наташу к сцене.

— Давай, давай, сейчас самое время, — торопливо сказал Упырь. Миша сунул Наташе в руки нечто розовое.

— Надень.

— Что это?

— Маска.

— Что за фигня? — возмутилась Наташа, разглядывая уродливое нечто.

Маска, при ближайшем рассмотрении, оказалась детскими колготками с прорезанными в них дырками для глаз и рта. На носочках были повязаны красные ленточки, явно оторванный с ближайшего агитплаката.

— Не надену я это!

— Наденешь, — с неожиданной жесткостью сказал Миша и стал трясти ее за плечи. — Ты что, забыла? Мы именно это и планировали. Хочешь славы, а? Хочешь?

— Хочу.

— Тогда иди и делай то, что тебе говорят. И поверь, твое выступление запомнят надолго!

— Давай-давай, подруга, — торопливо подтолкнул ее в спину Упырь. — Цигель-цигель ай-лю-лю.

Она натянула шапочку и на деревянных ногах поднялась наверх, сопровождаемая удивленными взглядами. Шершень ринулся на сцену, вырвал гитару у музыканта, сунул ей и схватил микрофон.

— А сейчас для вас выступит молодая многообещающая певица…

Он запнулся и беспомощно обернулся на Наташу, которая, замерев от ужаса, уставилась на него во все глаза. В дикой панике они позабыли, как надо ее представить. Миша, сложив руки рупором, что-то проорал снизу, и Шершень, кивнув, крикнул в толпу.

— …солистка группы «Crazy Rabbit» Наталья…

Фамилия потонула в гуле. Увидев перед собой фрика в розовых колготках на лице. Толпа одобрительно загудела, зафыркала. В сторону сцены полетели смешки. Перепуганная Наталья вцепилась в гитарный гриф и с ужасом уставилась на первую в жизни настоящую публику. Сотни глаз смотрели прямо на нее, а лица слились в одно целое. Впечатление от увиденного было кошмарное. Ей показалось, что она видит разноцветный блин со злыми огоньками лазерных прицелов, направленных прямо в лицо. Коленки затряслись, и Наташа едва не свалилась прямо на сцене.

Куда там до этого «Народному герою» со всем звездным жюри!

— Пой, давай! — прошипел Шершень.

Господи, как же страшно!

Ее пальцы с первого раза взяли нужный аккорд. Не слыша и не видя больше ничего, Наташа робко запела песню о России.

К середине второго куплета, плоский блин, слепленный из человеческих лиц, рассыпался на отдельные составляющие. Сдавливающий грудь страх отступил, и, отчаянно терзая струны, Наташа пела, одновременно разглядывая людей. Теперь публика была ее подругой, внимательно слушая слова песни, одобрительно кивая и притоптывая, то ли в такт, то ли от холода.

Ей хотелось думать, что в такт.

Она не знала, что слов песни почти не разобрать из-за плохой акустики, ей нравился сам процесс. Вот она, вот сцена, вот микрофон. А там, по другую сторону, публика, благодарная, внимающая, сопереживающая. Сотни глаз, сотни лиц, на пару минут принадлежащие ей одной. С полутораметровой высоты, Наташа видела только людские головы, плакаты и мечущиеся вправо-влево флаги.

Позади на Моховой гудели клаксонами автомобили. Впереди угрожающе шевелилась серая лента полицейских, облаченных в защитные жилеты, вооруженных дубинками и железными щитами.

Полицейские не предпринимали никаких действий, поскольку акция была заранее спланированной, разрешенной, одобренной, пусть и с неохотой, на самых верхах. Им не было дела до какой-то певички с закрытым маской лицом. Сырой воздух, многочасовое оцепление, подкравшийся голод и жажда, и невозможность отлучиться, раздражало всех. Впрочем, толпа вела себя достаточно мирно, не пытаясь нарваться на неприятности. Потому все слегка расслабились и даже не заметили, что прямо от сцены, расталкивая людей, идет группа молодежи.