Нежность в хрустальных туфельках (СИ) - Субботина Айя - Страница 2

Ни служить, ни сидеть мне грозит — ну, просто по статусу не положено.

Но совсем другое дело — трахнуть новую училку. Тем более, ей за это тоже ничего не будет. Не такая уж я свинья, чтобы подставлять девочку под статью за растление несовершеннолетнего. Хотя… Почему-то глядя на Колючку, хочется переиначить собственную мысль: кто еще кого будет растлевать?

— Я — Варвара Юрьевна, — строго говорит училка и отодвигается от меня. — Новая учительница литературы. Будем считать, что для первого раза ты просто ошибся и я ничего не слышала.

— Чего ты не слышала? — уточняю я.

Она вдруг вспыхивает, сжимает красивые губки в две тонких полоски, дергает подбородком вверх, как будто думает, что хоть так дотянет до меня в росте. Бесполезно — ее макушка где-то в области моих подмышек, и это просто невыносимо сексуально. Хрен знает почему.

— Я не приемлю обращения на «ты», — отчитывает Колючка, пока я надвигаюсь на нее всем корпусом.

— Меня Даня зовут, — называю себя, и снова не даю ей шлепнуться, потому что она натыкается плечом на откос и снова теряет равновесие. На этот раз просто сгребаю ее в охапку и прижимаю к себе. Да и по фигу, что ее живот теперь прижат к моему «ты мне нравишься прямо ДО ТАКОЙ степени». — Можешь звать меня Лень… Варя.

— Потому что лентяй? — ошарашенно бормочет она, явно не до конца осознавая, что вообще происходит.

— Потому что Ленский, Колючка, а так-то да — я большой раздолбай. — Наклоняюсь к ее собранным в пучок волосам, вдыхаю неопознанный цветочный запах. — Классно пахнешь, Варя. Давай после уроков куда-нибудь завалимся?

Она грозно хмурится и выразительно возится в моих руках. С глубоким и самым искренним вздохом сожаления отпускаю ее на свободу. По глазам видно, что на быстрое согласие можно и не рассчитывать.

— Я с большой радостью пойду с тобой после уроков, — говорит злючка, — к директору!

Стоящий за ее спиной Добрынин — тот, что чуть не сшиб училку с ног — делает характерный жест бедрами вверх и присвистывает. Вот же тупорылый. Засмущает Варю еще раз — и я ему морду расквашу, потому что смущать Варю — моя привилегия.

— Как раз на этой неделе я у директора еще и не был, — говорю, потирая подбородок, и почему-то радуюсь, что сегодня снова проспал и забыл побриться. — Передам привет от отца.

Колючка распрямляет плечи, прижимает к груди журнал и, как только звенит звонок, строго командует всем рассаживаться за парты. Я нарочно стою в дверях, любуюсь тем, как она виляет задком. Черт, нет, на урок мне с таким бугром в штанах точно нельзя.

— Варвара Юрьевна? — привлекаю ее внимание. Я стою в глубине дверного проема, и большая часть одноклассников не могут меня видеть, но вот Колючка точно в курсе того, как на меня действует. Усмехаюсь, когда она проглатывает возмущенный вздох, и слишком уж резво отворачивается. — У меня небольшие… проблемы с самочувствием, — продолжаю мысль. — Мне бы к медсестре. Можно?

Училка просто кивает, нервно раскрывает журнал и называет свое имя. Пока весь класс нестройным сонным хором говорит: «Доброе утро, Варвара Юрьевна!», я все еще мнусь в пороге, мысленно раскладывая Строгий костюмчик прямо на учительском столе.

Первый раз такое: обычно, молодые училки и практикантки сами на меня вешались, класса этак с девятого. А тут такой бастион, что даже азарт берет.

Все, Лень, курить и выдыхать.

Глава третья: Варя

Свалился же мне на голову этот… Лень!

Хорошо, что сегодня мой первый урок и пять-семь минут можно потратить на перекличку и поименное знакомство с учениками. Получается немного успокоиться и переварить дурацкий инцидент. Хотя я понятия не имею, как переварить тот факт, что на глазах всего класса меня лапал наглый мальчишка, еще и звал на свидание. Мурашки бегут по коже, стоит представить, что было бы, окажись рядом кто-то из администрации.

Увы, хоть этого мальчишки и нет, большая часть его одноклассников тоже не выглядят детишками. Взрослые дядьки, как любит говорить моя мама — тоже учительница. И через одного уже все со щетинами.

Я просматриваю графу года рождения. Что ж, половине класса восемнадцать лет либо уже исполнилось, либо исполнится до конца зимы. Когда доходит очередь до Ленского, я обращаю внимание на дату рождения, мысленно отмечая, что как раз вчера у него был день рождения.

Я успеваю написать на доске тему, на всякий случай раскрываю конспект, хоть все равно знаю тему назубок. Нужно как-то растормошить это болото, потому что все до единого выглядят так. Словно минувшую ночь гудели на… дне рождения Ленского!

Он появляется только минут через двадцать: не спрашивает разрешения сесть, просто проходит совсем рядом, обдавая запахом табака. Он что, курил? Прямо на территории школы? Хотя точно, Паша же рассказывал, что здесь есть закоулок, куда негласно «разрешено» ходить школьникам, лишь бы ты не делали это прямо в коридорах или на крыльце.

Жду, пока Ленский усядется — почему не удивлена, что его место на «галерке»? С таким-то ростом. Что там Паша про него говорил? Пока копаюсь в памяти, мальчишка демонстративно достает наушники, закладывает их в уши и отодвигается на стуле на достаточно расстояние, чтобы вытянуть под столом ноги. Разубеждать его слушать урок совсем не хочется. Вряд ли этого мальчишку способна заинтересовать любовная лирика в стихотворениях Есенина.

До конца урока я то и дело натыкаюсь на откровенно лапающий меня взгляд. С трудом борюсь с желанием выставить его за дверь, но, возможно, Ленский только того и ждет? Будет с чистой совестью слоняться по школе, а потом скажет, что это я его выгнала. Ну и кто встанет на мою сторону, если здесь все дети — сынки и дочки важных «шишек»?

Когда раздается звонок с урока, я чувствую себя воином в поле, который в одиночку противостоял орде. Никто, ожидаемо, не ждет моего разрешения выйти из класса: сразу поднимаются, начинают шуметь и вообще забывают о моем существовании. Попытки напомнить о себе, чтобы дать домашнее задание, тонут в громком гуле и хохоте. Кто-то даже успевает включить музыку через внешнюю колонку. Девочка с первой парты начинает танцевать.

— Алё, народ! — орет с задней парты Ленский. — Колючка еще домашку не дала!

Как ни странно, это действует. Идеальной тишины, конечно, нет, и никто не спешит вернуться за парту, но я получаю ту самую минуту, чтобы надиктовать задание. Заодно делаю себе отметку в следующий раз записывать задание на обратной стороне доски перед началом урока, чтобы потом не делать это впопыхах.

Но даже бегство из класса не спасает меня от Ленского. Мальчишка догоняет меня на лестнице, подстраивается под мой шаг и говорит:

— Ну пошли.

— Куда? — не понимаю я.

— К директору, Варя.

Мы останавливаемся в лестничном пролете и на этот раз злость просто распирает меня изнутри. Жаль, что Ленский такой здоровый лоб, и чтобы смотреть ему в глаза, приходится делать настоящую шейную гимнастику.

Мальчишка похож на черта: смуглый, черноглазый, с густыми ровными бровями и густыми длинными ресницами. Черные волосы отливают синевой, на острой линии челюсти совсем не мальчишеская щетина.

Красивый. Особенно когда ухмыляется вот как сейчас.

— Меня зовут Варвара Юрьевна! — говорю так громко, что снующие вокруг нас ученики заинтересованно поворачивают головы. — Я не девочка с дискотеки, чтобы ты мне «тыкал». Если Нина Сергеевна разрешала подобное обращение, то мне это категорически неприятно, Данил Ленский.

— Нина Сергеевна… — ухмылка становится еще шире, — … не была такой сексуальной злючкой.

И, пока я не опомнилась, протягивает руку у меня над головой, в одно ловкое движение снимая заколку. Отступает, пряча «трофей» за спину. Проводит языком по губам и немного севшим голосом проговаривает:

— «До кончины губы милой, я хотел бы целовать…»[1]

— Рада, что музыка не помешала тебе слушать урок, Ленский, — стараясь скрыть шок, говорю я.

И, хоть это стыдно признавать, просто сбегаю в учительскую.